Суверенитет как демократия
Граница политической системы в современной России

Алексей ЧАДАЕВ
Редактор отдела политики РЖ
chadayev@russ.ru

Наверное, впервые в новейшей российской истории праздник 12 июня - "День России" - имеет шанс состояться как нечто осмысленное. Повернулось колесо истории: теперь уже речь идет не о "независимости" РСФСР от СССР - эпизоде ельцинской борьбы за власть, запустившем маховик распада страны, а о суверенитете государства Россия. Суверенитете, которого как будто и не было, но который, едва появившись, оказался поставлен под вопрос и потому подлежит защите.

"Государство Россия" - это было темой самого первого президентского послания Владимира Путина в 2000 году. "Государство Россия" - сама постановка вопроса в тот момент еще казалась нонсенсом. На ментальном уровне российское государство в его нынешних границах как нечто целостное никем не принимается. Это такой обрубок, что-то временное. Если в 1917-м году было временное правительство, то после 1991-го возникло "временное государство" - вещь, которую сделали, чтобы день простоять да ночь продержаться. Резервная станция, запускаемая на случай выхода из строя основной системы - таковой случай и имел место после провала новоогаревского процесса. То, что эта система в 90-е была лишь муляжом, обозначающим контуры несуществующего, резко ограничивало возможный срок ее использования. И к 1999-му предел практически наступил.

В этом смысле вброс контекста "государства Россия" содержал в себе предложение по обустройству политической системы. Рассматривалось актуальное пространство государства в его нынешнем состоянии. Из этого тезиса еще не следует, что оно навсегда, что это нормально - вопрос был только лишь в том, чтобы в рамках этих границ построить полноценное государство.

Именно здесь впервые возникает тема суверенитета. Потому что территория России и территория, понимаемая нами как суверенная - не совпадают. Более того: идея "государства России" в путинском исполнении мало того что предлагает воспринимать государство в существующих границах, но еще и очерчивает рамку политической системы. Мы можем быть друг с другом не согласны ни в чем, но физическая целостность государства есть та единственная ценность, которую мы обязаны признать все, и одно отрицание ее уже является криминалом. В этом и состояла формула.

И в каком-то смысле в ее рамках "путинский режим" и остался. Все дальнейшие годы, вплоть до интервью главы президентской администрации Дмитрия Медведева журналу "Эксперт" в начале 2005 года - это политика, диктуемая логикой целостного суверенитета. Которая означает, что мы можем воевать за что угодно, с кем угодно и как угодно при том условии, что нас объединяет государство Россия в его существующих границах.

В чем вообще магистральная дилемма суверенитета в наши дни? Ее очень хорошо описал Михаил Саакашвили на встрече с Бушем 9 мая - в своей знаменитой речи про ветер свободы и кедры Ливана. Саакашвили спозиционировал Грузию как партнера Америки в свержении диктатур и установлении демократий. Анекдотичность формата заявки застит нам глаза, не позволяя увидеть процесс, к которому надо относиться крайне серьезно.

Дело в том, что Саакашвили использует сталинский метод, полностью оправдавший себя в 20-30 гг. прошлого века. Идея проста: проект воссоздания Грузии как унитарного национального государства - проект обреченный. Но проект создания Грузии как главного партнера Америки по "установлению демократии" на постсоветском пространстве создает ту область задачности, которая может привести, в итоге, к собиранию Грузии как национального государства. В точности так же как водрузить на флаг идею собирания Российской Империи в 20-х было задачей невозможной. Но создание центра борьбы "за освобождение трудящихся всего мира" и планомерная деятельность в этом направлении привела по факту к собиранию заново территорий Российской Империи.

Путин же, защищая суверенитет как ценность и противопоставляя его экспансии "глобальной демократической революции", оказывается в крайне слабой позиции. Идея суверенитета в ее постхристианском секулярном виде предполагает, что верховная власть на земле принадлежит ее народу (совокупности людей - первичных суверенов самих себя), и только сам народ (а не какие-либо внешние силы) может ставить и снимать правителей. Но в том-то и дело, что на практике получается ситуация, когда во власти десятилетиями сидит какой-нибудь Каримов или Акаев, Рахимов или Лужков, и никакой народ (узбекский, киргизский, башкирский или московский) никогда в жизни его не снимет и не сменит - нет у народа такого инструмента, ибо выборы в режиме управляемой демократии в этом качестве не работают.

И такая ситуация будет длиться бесконечно до тех пор, пока не придет кто-то извне и не даст этому самому народу такой инструмент - к примеру, оранжевую ленточку. Иначе говоря, цена смены власти - разрушение суверенитета. То есть, выдвигая концепцию суверенитета, ты оказываешься в ситуации, когда у тебя не остается никакого другого выбора, кроме как поддерживать Акаевых до тех пор, пока они не упадут. Это и есть смысл фразы, сказанной Путиным на первой встрече с только что избранным в третьем туре президентом Украины Виктором Ющенко в Кремле: "мы работаем только с действующей властью".

Реальный суверенитет, таким образом, предполагает создание процедурной возможности для того, чтобы население само, без влияния извне, могло в рамках фиксированного интервала политических циклов решать вопрос о власти. Для того, чтобы это стало возможным, жизненно необходима вся эта громоздкая аппаратура демократии - партии, парламент, СМИ, "третий сектор" и т.п. - в этом смысле построение реального суверенитета и построение реальной демократии есть буквально одна и та же задача. Это построение процедуры, при которой возможно ставить и решать вопрос о власти в рамках самой политической системы - процедуры защищенной как извне, так и изнутри.

Базовая дилемма, таким образом, состоит в том, чтобы построить демократию. но не оказаться построенным демократизаторами. Лобовой импорт процедуры - неважно даже, "революционный" или добровольный - и есть десуверенизация. Просто потому, что институты, аккумулирующие и оформляющие "волю народа", в импортной модели оказываются вынесенными за пределы системы и действуют вне логики ее правил. Дело в том, что современная технология внешнего контроля реализуется не через управление самой властью, а через управление процедурой ее смены - что и делает суверена липовым (а, значит, и сговорчивым). И наоборот: суверенная процедура означает возможность задавать и экспортировать стандарт, выходить на мировой рынок процедур.

Из этого следует, что невозможно построить суверенитет "внутри себя", никого при этом не обидев. Сама идея построения суверенной процедуры власти, даже на собственной территории, уже нарушает интересы других суверенов - и вовсе не потому, что они маниакально озабочены контролем над всем и вся. А просто потому, что такая процедура и такая власть в современном мире является не только ценностью, но и оружием уже сама по себе.

А мы-то все еще надеемся, что нас не тронут. Не случайно появляются тексты вроде "Остров Россия" М.Юрьева. Казалось бы, как хорошо: вот мы построим по периметру железный занавес - такой, чтобы мышь не пробежала, и внутри его периметра устроим либерализм, демократию, права человека и всяческую благодать. Наивные люди.

"Съест-то он съест, да кто ж ему даст?"

...Все, что происходило вокруг празднования шестидесятилетия Победы - в каком-то смысле ответ на сделанную в Послании-2005 путинскую заявку проекта "суверенной демократии". Само празднование 9 мая было символическим выражением этой идеи. Победа - это худо-бедно единственное бесспорное основание национального мифа. Поэтому атака на представление о войне есть атака на существование России как целого, как автономного и внутренне единого суверенного пространства. Это та критическая последняя опора, после обрушения которой непонятно, что мы вообще делаем все вместе на таком большом пространстве. Потому что никого не убедит, что мы вместе собрались для того, чтобы строить демократию или либерализм - "остров Россию". А вот когда на вопрос о том, зачем мы вместе, следует ответ, что "мы - нация, освободившая мир от фашизма" - это понятно. И, соответственно, как только оказывается, что мы никого ни от чего не освободили, а, напротив, оккупировали, в то время как войну выиграли союзники, это означает, что никакого суверенитета нет. Это игра на обвал. На добивание.

И поэтому если до 2004 года День Победы 9 мая был чем-то подлинным, а День России 12 июня - картонным новоделом, то сегодня, после года "цветных революций", это две части одного и того же праздника. Манифестирующего миру, что мы - есть.

11 Июня 2005