Запад и "андижанское дело"

Дина МАЛЫШЕВА

Хотя с 13 мая – дня беспорядков в узбекистанском Андижане, при подавлении которых, по официальным данным, погибло 173 человека, а по неофициальным – 700 и выше, прошло уже немногим больше месяца, страсти по поводу этих событий не затихают. Более того, в западных странах развернута настоящая кампания за международное расследование происшедшего в Андижане.

Кое-что для этого, собственно, уже и делается. Так, 14 июня в Бишкек прибыла миссия Управления Верховного комиссара ООН по правам человека для расследования массовых беспорядков в Андижане. Она опросит свидетелей – граждан Узбекистана, обратившихся к властям Кыргызстана с просьбой о предоставлении им убежища. А ранее, в мае, делегация, состоящая из представителей Великобритании, Румынии, Чехии, Китая и Южной Кореи, посетила Андижан, однако побеседовать с местными жителями им не удалось. Зато эту возможность Ташкент предоставил дипломатам из России, Индии, Китая, Пакистана и среднеазиатских государств, то есть тем, кто, как и Узбекистан, состоит в Шанхайской организации сотрудничества либо пока только претендует на членство в ней.

Евросоюз, однако, призывает к проведению независимого расследования под флагом НАТО или ЕС. Принят Европейским союзом и ряд предупредительных мер, способных, как надеются их инициаторы, оказать давление на Ташкент, заставить его "открыть личико" западным инспекторам. Так, на своей недавней встрече в Люксембурге министры иностранных дел Евросоюза решили с июля частично приостановить "механизмы сотрудничества между Узбекистаном и ЕС", что подразумевает отказ в выдаче въездных виз для руководителей республики. В случае же, если Ташкент продолжит упрямиться, ЕС обещает ввести против него экономические санкции, а международные финансовые институты грозят приостановить программы помощи.

Требования европейцев поддерживают и США. Однако же в отличие от в целом вполне согласованной европейской позиции, в американских подходах к Узбекистану в целом и к "андижанскому делу", в частности, можно усмотреть некоторые разночтения. Конгресс и государственный департамент действуют внешне жестче, нежели Пентагон, который не раз сознательно срывал попытки оказать на Каримова давление в силу того, что заинтересован в продолжении сотрудничества с огромным и стратегически значимым государством Центральной Азии. Так, Государственный департамент США значительно сократил финансовую помощь Узбекистану, поскольку там "не было видно прогресса в соблюдении прав человека", а госсекретарь Кондолиза Райс не так давно направила президенту Каримову письмо, в котором настаивает на международном расследовании событий в Андижане. Того же требовали трое сенаторов-республиканцев, посетивших в начале июня Ташкент и призвавших к пересмотру военно-политических отношений с Узбекистаном. Их поддержал ряд других сенаторов – как демократов, так и республиканцев, которых заинтересовал вопрос, не принимали ли участие в подавлении андижанского мятежа подразделения, обученные американскими инструкторами. В американском Конгрессе Андижан считают проверкой того, действительно ли президент Буш намеревается распространять на Узбекистан доктрину распространения демократии, о которой он говорит два последних года, и позволено ли будет Пентагону и дальше проводить противоречащую такой доктрине политику. Словом, на "андижанское дело" были перенесены существующие в США внутренние разночтения международной политики.

Позиция России в отношении расследования андижанских событий отлична от западной прежде всего тем, что руководство России: а) не подвергло сомнению официальную версию Ташкента о происхождении беспорядков; б) выступило против международного расследования, исходя из того, что Узбекистан – суверенная страна, и разбираться в случившемся в республике должны прокуратура и республиканская власть. Если и проводить международное расследование, то оно должно, по мнению российских официальных лиц, вестись по поиску связей зачинщиков бунта с международным терроризмом. Такая позиция только на поверхностный взгляд выглядит как продиктованная инерцией "холодной войны", когда Москва готова была автоматически поддерживать любого правителя, критикуемого Западом, или же как попытка протянуть руку дружбы "родственному" – авторитарному – режиму, ибо только с такими, по мнению ряда отечественных и западных политиков и правозащитников, Москва и может сотрудничать, чтобы реализовывать свои "имперские замыслы".

Но на самом деле не только в Москве, но и на Западе, многие политики сомневаются в том, что постсоветские общества способны быстро и безболезненно осуществить "демократический транзит". Множество подводных камней ждет на этом пути и Центральную Азию, о чем свидетельствует постреволюционное развитие Кыргызстана, омраченное непрекращающимся насилием. Точно также и падение Каримова наверняка не приведет автоматически к торжеству демократии в Узбекистане. Так что Москва поддерживает Ташкент вовсе не из-за иррационально присущего ее правителям тяготения к диктатуре. Узбекистан занимает ключевое положение в Центральной Азии, а этот регион – критически значим для России, поскольку отделяет ее от внешних источников нестабильности. Хотя Ислам Каримов возглавляет государство, все еще далекое от демократии, ему на протяжении почти полутора десятков лет удавалось удерживать республику от гражданской войны, которая имела бы катастрофические последствия и для самой страны и для региона: он в случае возникновения очага нестабильности в Узбекистане неизбежно полностью вовлекся бы в военный конфликт.

Пока ни угрозы, ни увещевания не возымели действия на власти Узбекистана и его лидера. Каримов решительно отказывается допустить в свою страну международных инспекторов, напоминая о таких определяющих международные отношения и еще никем не отмененных категориях, как национальный суверенитет и принцип невмешательства государств во внутренние дела друг друга. Ташкент отводит мировой общественности лишь роль наблюдателя, возлагая обязанности расследования событий 13 мая на специально созданную парламентскую комиссию. Что касается внешних ориентиров Узбекистана, то и они вроде бы начинают проясняться. Так, сразу же после жестокого подавления бунта в Андижане президент Узбекистана демонстративно съездил в Китай, с которым он активно сближается еще с 2002 года и с которым он пообещал и дальше развивать взаимовыгодное экономическое сотрудничество. Делает Ташкент и многозначительные пасы в сторону Москвы, подавая тем самым ЕС и вашингтонскому Белому дому незамысловатые сигналы о том, в каком направлении может развернуться внешняя политика Узбекистана – страны, где находятся три военные базы США.

Похоже, впрочем, что это не сильно опечалит Вашингтон. Ведь там многое в отношении Каримова было предрешено еще задолго до Андижана и даже до того, как президент Узбекистана принял решение выйти из фантомного проамериканского блока под названием ГУУАМ, что выглядело как превентивная акция самого Каримова, заподозрившего готовившуюся смену власти в Ташкенте по модели "демократической революции".

Ведь все говорило за то, что в Вашингтоне посчитали складывающийся в Узбекистане политический строй не столько даже не вписывающимся во взятый на вооружение американской администрацией проект глобальной демократизации, сколько утратившим запас прочности. Возобладавшая точка зрения, что поддержка Каримова может привести к росту исламистского влияния и антиамериканских настроений в Узбекистане, заставила Вашингтон, очевидно, переосмыслить ситуацию. Все вместе взятое – в сочетании с экономическим кризисом, масштабной коррупцией и злоупотреблениями правящих господствующих групп – грозило, по мнению американских стратегов и экспертов, социальным взрывом в Узбекистане, возможно, и под исламскими знаменами. Предотвратить такой взрыв и могла бы, как полагали в США и на Западе, смена элит под антуражем "ненасильственной демократической революции". Очень серьезно американцы отнеслись и к другой скрытой угрозе – к возможности ограничения, а то и свертывания их военного присутствия в Узбекистане. Ранее это же наблюдалось в "дореволюционном" Кыргызстане.

Там тогда стали усиленно курсировать слухи о, якобы, отказе Бишкека допустить в страну американские АВАКСы. Поговаривали и о неких планах Акаева сузить формат американского базирования в Кыргызстане и более активно вовлекать структуры ШОС и СНГ в поддержание безопасности в стране. Вспыхнувшая 23 марта "революция" (которую, впрочем, не так уж и трудно было разжечь в силу огромной непопулярности самого Акаева и его окружения), приход к власти в Бишкеке новых политических фигур, не связанных с прежним режимом, подготовка к президентским выборам отодвинули пока на задний план вопрос об американском военном присутствии в стране. Но этот вопрос – независимо от исхода выборов – снова может всплыть в ходе разгорающейся политической междоусобицы, которую, судя по всему, разбудила "революция", замысленная изначально как ненасильственная. Да и сегодняшние правители Кыргызстана так же, как и их предшественники, склонны уравновешивать американо-натовские военные силы в Кыргызстане альтернативными – региональными – структурами безопасности.

Но вернемся к Узбекистану. Незадолго до Андижана в прессе обсуждалась информация – то ли намеренно запущенная Ташкентом, то ли невольно просочившаяся – о рассмотрении властями страны вопроса о досрочном сокращении сроков пребывания воинского контингента под управлением США на базах страны, в частности в Карши-Ханабаде. Его американское военное командование считает очень важным транспортным узлом системы материально-технического обеспечения боевых операций в Афганистане и доставки гуманитарных грузов в северные районы этой страны даже сегодня, когда Пентагон размещает свои войска и самолеты на крупных базах в самом Афганистане. Совсем недавно в ответ на критику в свой адрес в связи "с расстрелом в Андижане" президент Ислам Каримов ввел ограничения на использование для военных операций США авиабазы в Карши-Ханабаде. Запрещены, в частности, ночные полеты, а также ограничены полеты самолетов С-17 и других тяжелых транспортных самолетов. Они теперь вынуждены приземляться на американской авиабазе Манас близ Бишкека, от которой до Афганистана лететь намного дальше.

Сейчас США ведут переговоры с Узбекистаном о долгосрочном использовании военной базы Карши-Ханабад, включая укрепление ее инфраструктуры. С 2001 года за использование военной базы Карши-Ханабад США выплатили Узбекистану 15 миллионов долларов США, и Пентагон намерен продолжать оплату за использование базы вне зависимости от того, приостановят ли США военные поставки в Узбекистан и продолжат ли американские военные обучение узбеков из-за нарушений в области обеспечения прав человека. Но лидер Узбекистана сумеет извлечь дополнительную выгоду, если киргизские власти – разумеется, лишь после того, как в стране пройдут намеченные на июль президентские выборы – возобновят и успешно завершат переговоры об открытии военной базы ШОС на юге Киргизии – в Оше. С такой инициативой, нацеленной на стабилизацию ситуации в приграничных с Узбекистаном районах, киргизские политики выступили после волнений в Андижане.

США пытаются в Узбекистане контролировать все стороны политического процесса: с одной стороны на власти этой страны оказывается массированное политическое давление со стороны международных и правозащитных организаций, отдельных политиков; с другой – создается видимость поддержки стабильности в стране, стратегическая значимость которой для США очень велика. Концентрируя внимание на фигуре главы государства и инициируя смену режима, который тем самым ослабляется, США маскируют сохраняющийся контроль над системой в целом.

Само международное расследование в Узбекистане призвано служить политическим целям – "законному" отстранению от власти Ислама Каримова и насаждению вместо этого самостоятельного, жесткого и властного государственного деятеля марионеточного режима. Памятуя опыт Милошевича, аресту которого предшествовали международные инспекции, можно догадаться, на какой "скамье" может оказаться Каримов после того, как допустит международных "комиссаров" в свою страну. И это для него еще будет не худшим вариантом в сравнении с другими – менее гуманными – способами расправы, которыми грозят "диктатору" и "кяфиру" (неверующему) некоторые "независимые" центрально-азиатские издания, отдельные политики и представители мусульманской "общественности". Так что игра в Узбекистане ведется по-крупному. На кон в ней поставлено не только политическое (да и, страшно сказать) физическое выживание президента страны, но и другие не менее драматические вещи, связанные с возможной заменой нынешней правящей элиты на новую, что – как показывает опыт Кыргызстана, да и Украины с Грузией – неминуемо грозит катаклизмами.

17.06.2005