Власть народа: миф и реальность

В рамках проекта Би-би-си "Кто правит вашим миром?" Марк Алмонд, преподаватель новейшей истории из Оксфордского университета, делится своими размышлениями о мифах и реальности, окружающих термин "власть народа".

Мы живем в эру революций. Перефразируя Карла Маркса, можно сказать: призрак бродит по планете, призрак народовластия.

Огромные толпы, мирно протестующие против коррупции и недемократических режимов, стали воистину символом нашего времени.

Начавшись на Филиппинах в 1986 году, где и термин "власть народа" обрел новое звучание, и, набрав силу в 1989-м, когда людское море поглотило старую коммунистическую гвардию в Восточном Берлине и в Праге, миф о народовластии воспарил высоко в небе.

Десятилетие спустя после падения коммунизма советского типа поднялась другая волна народовластия и смела многие посткоммунистические режимы, появившиеся сразу после спуска красного флага.

От Сербии 2000-го до Украины прошлого декабря - всюду проигрывался один и тот же сценарий: спорные результаты выборов, затем толпы на улицах и - падение режима плохих парней.

Власть народа, похоже, стала привычкой. Но так ли все просто?

Символический момент

Психологи, исследующие поведение масс, знают, насколько опьяняющей может быть толпа. Праздничное настроение захлестывает всех - и тех, кто находится внутри, и тех, кто наблюдает снаружи. Но опьянение - не лучший компас для понимания.

Карнавальная атмосфера народовластия последних лет - круглосуточные рок-концерты в Киеве прошедшей зимой, к примеру, - заслоняет собой политиканство, творящееся в стороне от площадей. И в Праге 1989-го, и в Сербии 2000-го решения, принимавшиеся в накуренных комнатах, были столь важным залогом успеха бескровной передачи власти, как и толпы на улицах.

В большинстве стран на протяжении большей части истории у людей были серьезные основания для недовольства. Массовые бунты и революции были весьма распространенным явлением с 1789 года, когда парижане взяли Бастилию. На самом деле, когда толпа штурмовала тюрьму, линчевала коменданта и его охранников, она обнаружила лишь семь заключенных, и ни один из них не был политическим.

Но каким бы противоречивым ни было взятие Бастилии, оно стало символическим моментом в истории. Вот уже 200 лет образ масс, штурмующих правительственные здания и свергающих старорежимную власть, завораживает людское воображение.

Фильмы - такие как "Октябрь" Эйзенштейна - воспринимались как документальные, хотя во время инсценировки штурма Зимнего погибло больше людей, чем во время реальной - послушной - передачи власти большевикам. Образ революционной волны, созданный фильмом, засел в головах людей по всему миру.

С 1989 года навеянные Францией и Россией представления о буйной, охваченной страстями топе стали вытесняться в общественном сознании мирными революциями. Но исполняет ли народовластие свое обещание - избавить народ от коррумпированных политиков?

Проблема в том, что народ править не может. Могут только отдельные люди. Власть народа может отвергнуть один набор правителей и вознести на высокие посты других людей. Но власть народа сама по себе не может гарантировать конституционного или честного правительства.

Посмотрите, к чему привели народные волнения и обвинения в коррупции на Филиппинах с 1986 года. Вспомните, что сербского лидера Зорана Джинджича застрелили через три года - и те же самые полувоенные формирования, которые выбили почву из-под ног Слободана Милошевича, примкнув к массам. Или взгляните на то, как забрасывают друг друга грязью украинские герои прошлогодней оранжевой революции.

Похмелье

Проблема в том, что коррумпированные режимы говорят нам немало об обществе, которым они правят.

Да, Фердинанд и Изабелла Маркос грабили филиппинцев, но их режим отражал и глубоко укоренившиеся социальные проблемы.
>Как заметил как-то заирский правитель Мобуту, "для коррупции нужны двое".

Народное негодование обрушивается на берущего взятки главу государства, но без дающих взятки бизнесменов - своих и иностранных - большой коррупции не бывает. В основании социального пирога простые люди, возмущенные коррумпированными милиционерами и полицейскими, но много ли простых людей, которые никогда не давали взятки, например, дорожному полицейскому, чтобы побыстрее от него отделаться?

Филиппинцы изгнали Маркосов из своей страны, но от маркосов внутри себя избавиться куда сложнее. Да и украинцы вдруг обнаружили, что их новые правители немногим более честны, чем прежние.

Когда плохой парень валится вниз, наивно думать, что остальные составляющие бюрократической пирамиды тут же последуют за ним. Люди - все люди - приноравливались к старому режиму и не могут избавиться от прилипших к ним привычек тут же, с падением старых лидеров и старых символов.

Карнавал революции народовластия, как и любое другое массовое гуляние, оставляет после себя похмелье.

Сегодняшний культ народовластия как лекарства от коррумпированного и некомпетентного правительства грозит вылиться в бесконечный круг потрясений. Единственное решение, которое приходит на ум с холодным рассветом циничной реальности, сменяющим длинную ночь революционного экстаза, - это очередная фиксация на революции.

Своеобразная пародия на троцкистскую "перманентную революцию" превозносится как средство против всех болезней общества. Но успешное общество скучно. Нудная работа конституционного правительства - с его проверками, самопроверками и противовесами - приносит людям больше пользы, чем краткий момент уличной славы.

Революции иногда могут быть необходимы, но их результат - это всегда хаос. Сегодня опасность состоит в том, что когда простые люди видят интриги и подковерные игры, сопровождающие власть народа, они бросаются от надежды к отчаянию. А циничная политика отрезвляющего утра после ночи народовластия не только не продвигает вперед истинную демократию, но заставляет людей, которые только что миллионами выходили на улицы, впадать в многолетнюю апатию.

Власть народа - это слишком часто сказка, вывернутая наизнанку, триумф невинности поначалу, и потом - под занавес - триумф на сцене празднуют интриги и амбиции.