ЛЕГЕНДЫ И МИФЫ КАЗАХСТАНА

> Власть сумела сформировать в Казахстане такую национальную идеологию, которая делает невозможным развитие оранжевых сценариев

Центральная Азия - регион уникальный. И не потому, что великие державы решили возобновить здесь затихшую было "Большую игру". Не в Шелковом пути дело, и не в стратегическом положении и даже не в огромных запасах нефти. Все это внешние факторы, которые лишь привлекают внимание любителей изящной геополитики. Для тех, кто живет в среднеазиатских странах, важнее другое, если, конечно, мы признаем, что в мире может быть хоть что-нибудь важнее нефти. Сейчас в этом регионе формируется государственная мифология, создается пантеон национальных героев, вспоминаются старые легенды, пишется заново история народов. Когда те же процессы происходили в Европе, никто не задумывался о показателях экономического роста и особенностях политической системы. Ведь завоевать независимость - это лишь полдела, суверенное положение нужно еще и оправдать как для других, так и для самих себя.

Пожалуй, легче всего сделать это, провозгласив своего хана наместником Аллаха и водрузив на центральной площади его золотую статую. Чем вам не выход из положения? Есть культ, есть его служители и есть народ, нашедший свое счастье в долгоденствии какого-нибудь Туркменбаши. Однако не будем забывать о том, что типичная восточная деспотия в своей государственной мифологии не отводит места для таких, например, понятий, как личный успех. И, стоит принять данную форму правления, как тебе уже не добиться нового азиатского чуда, а ведь это действительно возможно в XXI веке, которому, говорят, суждено стать веком Азии. Поэтому государству с амбициями, идущему по следам южноазиатских тигров, следует искать другие рецепты.

Судя по всему, во всей Средней Азии только Казахстан понимает это. Отношение власти к созданию государственной мифологии здесь куда более тонкое, чем в остальных среднеазиатских станах. И это притом, что заниматься мифотворчеством Казахстану намного сложнее, чем его соседям. Ни тебе сказочной Бухары, ни древнего Ташкента, ни даже устойчивой письменной традиции. Существуют, конечно, песни местных акынов, но строить свою государственность на устных преданиях не так уж просто. С другой стороны, это и помогло казахским отцам-основателям не скатиться к традиционной деспотии. Такого опыта в истории "великой степи" не было. Своих ханов, как известно, кочевники выбирали. И в современном Казахстане одним из государственных мифов становится миф о "степной демократии".

Говорится о мобильности кочевого общества, где никогда не существовало замкнутых каст и положение в иерархии зависело от личных способностей человека. Утверждается, что казахская традиция предполагает сильную судебную и законодательную власть, ведь наравне с ханом в управлении кочевым государством участвовал суд биев, создавший древний свод законов. Без одобрения совета биев не могли решаться важные для государства вопросы. Он отвечал и за выборы верховного хана. По мнению современных казахских идеологов, существовала в кочевом государстве и четвертая власть - акыны, которые пользовались абсолютной неприкосновенностью. Даже общенациональные ханы не рисковали преследовать народных певцов. Как гласит казахская пословица: "Хан вправе снять голову с плеч, но не вправе лишить слова".
Когда представления о "степной демократии" становятся частью государственной мифологии, не таким уж блефом кажутся рассуждения власти о политической реформе. Вроде получается, что альтернативные выборы, повышение роли суда, свобода СМИ - все это логично вытекает из древней казахской традиции. Зачем, спрашивается, создавать такую мифологию, если идеалом правления является для тебя восточная деспотия, а демократическая фразеология - лишь ширма от навязчивых западных глаз?

Образ вольнолюбивой степи одна из мифологем, которую казахская власть не стесняется раскручивать по любому поводу. Например, желая обосновать эволюционный путь развития, она рассуждает о "степном знании", которое передается от поколения поколению. Частью государственной идеологии становится и гумилевская трактовка евразийской степи как места встречи славянского и тюркского миров. Синтез тюркской кочевой и славянской земледельческой культуры привел, по мнению Гумилева, к возникновению "евразийского суперэтноса". Гумилев, как известно, человек был увлекающийся и, сам того не ведая, создал казахскую версию евразийства. Действительно, кто еще в современном мире подходит под его определение "суперэтноса", если не казахстанцы, сумевшие вобрать в себя характерные черты двух миров. Стоит отметить, что именно евразийский миф стал идеологической основой для этнической терпимости в Казахстане.

Но все же большая часть государственной мифологии связана не с евразийской философией, а с историей "образующего нацию" казахского этноса. Да и как иначе? Для государства, которое лишь десятилетие назад обрело суверенитет, это вполне естественно. Главная задача власти - доказать, что казахи были когда-то единым народом, а представления о враждующих кочевых племенах распространялись в советскую эпоху с тем, чтобы стереть саму память о казахской государственности. Идеологи создают образ власти, которая лишь устраняет историческое недоразумение и возвращает народу его прошлое. В истории отыскиваются ключевые моменты, которые могли бы определить национальное мировоззрение. Так, например, днем единства народов Казахстана провозглашается 28 мая в память о состоявшейся в 1726 году встрече трех казахских биев, объединивших силы для противодействия джунгарам. Конечно, для тридцати процентов русского населения, проживающего в Казахстане, эта эпохальная встреча не представляет особого интереса, но ведь и многонациональная Российская Федерация позволяет себе сделать государственным праздником день изгнания поляков, и никто после этого не обвиняет ее в излишнем национализме.

Современный Казахстан можно было бы охарактеризовать фразой, сказанной когда-то о Канаде: здесь очень много территории и слишком мало истории. Однако усилиями государственных идеологов с каждым годом казахское прошлое становится все более привлекательным. При этом никто не занимается составлением нелепых генеалогических древ, как в Узбекистане, где род Каримова был возведен к Тамерлану, или в Туркмении, где Ниязов заделался потомком Александра Македонского. Очень любопытно посмотреть на пантеон национальных казахских героев. Здесь не найдешь коварных и жадных до власти султанов. Напротив создается культ героев-демократов - справедливых биев, "народных" ханов. Среди них Толе бий, Казбек бий и Айтеке бий -судьи заложившие основу суда биев, Аблай хан, пастух, объединивший казахские земли. Кенессары - предводитель казахской войны за независимость. Каждый из них удостоился памятника в новой столице. Медный всадник Кенессары, например, возвышается на берегу Ишима.

Вообще сама идея переноса столицы несла в себе не только практические выгоды - развитие центра страны, отсутствие землетрясений и самовольной элиты - это был и символический жест власти, формирующей новую государственную мифологию. Так полагает, например, Генри Киссинджер, посетивший Астану, чтобы поддержать нынешнего президента на предстоящих 4 декабря выборах. "В истории всегда великие деяния начинались с какой-то идеи, которая потом воплощалась", - говорит он о переносе столицы Казахстана. Футуристический антураж Астаны, архитектурная смелость и размах заставляют поверить, что страна живет в мифологическом времени. Неслучайно символом города становится "древо жизни", причудливая стеклянно-металлическая конструкция, которая, однако, может со временем стать не менее узнаваемой, чем парижская Эйфелева башня.

За 14 лет независимого существования почти ничего не осталось от старой советской топонимики Казахстана. Были переименованы многие города, поселки и улицы. Партийные деятели уступили место легендарным батырам, чьи мемориалы строятся по всей стране. На них не жалеют денег, они - часть государственного культа, столь традиционного для казахов культа предков. Конечно, власть не может обойти вниманием тему казахского воинского духа. Для национальной мифологии - это одна из ключевых тем. Поэтому в современном Казахстане прославляются подвиги великих воинов от батыров до панфиловцев (знаменитая дивизия была сформирована в Казахстане).

Таким образом, назарбаевские идеологи достаточно эффективно задают нужные им модели национального поведения, ссылаясь на исконную казахскую традицию, которая возрождается после векового забвения. Существовала ли эта традиция и что она в действительности собой представляла не столь уж важно. Главное для власти -установить монополию на национальный миф. А поскольку ей это удается, не страшны никакие бархатные революции. Тем более, что в год президентских выборов исполняется 550 лет с момента возникновения Казахского каганата.
"Цветные" технологии можно остановить и по-узбекски, расстреляв толпу из автомата. Но следует помнить, что вакцина Каримова не является универсальным лекарством. В Казахстане власть действует иначе и на предстоящих выборах она победит не столько потому, что в ее руках административный ресурс, электронные СМИ и международное признание, сколько в связи с тем, что ей удалось создать и монополизировать удачную национальную идеологию.

02.11.2005