Период оппозиции

1921 - 1923 годы

В этой главе рассказывается о деятельности Мир-Саида Султан-Галиева как оппозиционного советской власти деятеля. О людях, которые его окружали, и пытались воплотить в жизнь его идеи, о многочисленных представителях интеллигенции, которым поддержка оппозиционного мусульманского коммунистического лидера стоила карьеры или жизни.

"Оппозиционный" период Султан-Галиева приходится на времена НЭПа. В плане мировой стратегии коммунистов началась фаза консолидации, первых попыток создания единого фронта совместно с восточными буржуазными националистами (с кемалистским движением, с Сун Ят-Сеном) и мирного завоевания рабочих движений на Западе. Приоритет всегда отдавался Западу, а коммунистическая революция на Востоке была отложена на неопределенное будущее. Официальная - "правая" - позиция относительно тактики в восточном направлении, по сути, согласуется с тезисами Султан-Галиева. Но внимание московских руководителей главным образом сконцентрировано на внутренних проблемах. Тут консолидация все еще на повестке дня. Сталин, как и ранее, пребывает на позиции "правых"; он против поспешной индустриализации и допускает возможность поддержки некоторое время классовых структур. На периферийных мусульманских территориях при такой политике надо было идти на некоторые уступки русским непролетарским элементам, вообще враждебно настроенным к национальным чаяниям инородцев, являясь нередко носителями "шовинистической" и "колонизаторской" идеологии, а также мусульманским националистам, могущим вновь поднять головы.

На деле же до 1923 года Сталин подвергал критике "правых" из числа местных жителей, обвиняя их в том, что они далеко зашли в своем сотрудничестве с буржуазными националистами, легко избавившись от революционного духа. Левые же, напротив подвергались основательной критике за то, что они были "упрощенными революционерами", которые в любой момент могли поддаться на то, чтобы настроить туземные массы против советского строя. Однако от этого пропасть между Сталиным и Султан-Галиевым не уменьшилась, так как первый был, как никогда, убежден в необходимости консолидации русских кадров, которые были в большинстве и в которых он был более уверен. И все же, несмотря на серию провалов и появление первых стычек со Сталиным, в 1921 году позиция Султан-Галиева казалась еще прочной. Он оставался одним из главных руководителей Наркомнаца. После реформы этой организации он даже вошел в число шести членов Малой Коллегии Наркомнаца и был представителем в Крыму в Совете Национальностей. Он также пребывал на посту редактора журнала "Жизнь национальностей" и других изданий Наркомнаца и преподавал в Университете Народов Востока, созданном 24 апреля 1921 года.

В сентябре 1922 года в Малую Коллегию Наркомнаца входили: Сталин (комиссар), Бройдо и Рыскулов (замкомиссара), Султан-Галиев, Павлович и Клингер (члены).

25 сентября 1921 года Учредительный Съезд Советов Татарской республики избрал его в состав ЦИК республики, а 29 июня 1922 года он был назначен председателем Татарской Коллегии (Татколлегии) в Москве, где вплоть до своего ареста был официальным представителем Татарстана при Центральном правительстве. Тем не менее Султан-Галиев, полуопальный, уже лишается возможности реально влиять на политику национальностей. С этого момента, поскольку позиции его вчерашних оппонентов сблизились с позицией татарских буржуазных националистов, он посвящает свою деятельность борьбе с тем, что он и его единомышленники называют "великорусским шовинизмом". Он старается воспользоваться своим положением в Наркомнаце для того, чтобы вместе со своими единомышленниками из Центральной Мусульманской Военной Коллегии создавать ячейки партийных и советских организаций. По всей вероятности, именно в этот период
> Султан-Галиев приступает к подготовке будущей Социалистической Партии Востока, ядро которой составят татарские коммунисты.

Трудно оценить результаты этой деятельности, но, похоже, что они были замечательны. Так, например, в 1921 году в аппарате Наркомнаца татары по численности уступали лишь русским и евреям.

Судя по Отчету Наркомнаца за 1921 год, М., 1921, стр.6, Комиссариат насчитывал в октябре 1921 года 875 сотрудников: русских - 521, евреев - 85, татар - 37, немцев - 28, латышей - 17, поляков - 14 и т.д... Из других национальностей: 4 туркмена, 4 бухарца, 3 башкира и 1 киргиз (казах).

Такая же картина наблюдалась и в Университете Народов Востока, где на декабрь 1921 года на 714 обучаемых приходилось 156 татар и 23 башкира, из которых значительная часть молодых коммунистов считали Султан-Галиева своим наставником. Татары были также многочисленны в русской коммунистической партии. Если в 1922 году организация насчитывала 270 409 членов, то великороссы в ней составляли 71,96%, евреи - 5,21%, латыши - 2,53%, поляки - 1,5%, а татары - 1,05%, опередив других представителей мусульман: азербайджанцев (65%), узбеков (54%). С другой стороны, благодаря протекции Султан-Галиева татары играли важную роль в партийных организациях других мусульманских республик, проявляя себя очень динамичными приверженцами "националистической" идеологии пантюркизма.

Так из 231 делегатов, участвовавших в работе шестого съезда компартии Туркестана в августе 1921 года, 153 были европейцами, а 178 мусульманами (71 узбек, 61 киргиз (казах), 6 туркмен, 5 таджиков, 1 перс, 2 азербайджанца, 9 "других"). Татар было 20 человек. "Жизнь национальностей", №18 (116), 16-9-1921.

Преобладающая роль казанских татар проистекает также из анализа школьной статистики. Татары были больше всех представлены в студенческой среде в высших и технических вузах.

В 1934 году в вузах и втузах Советского Союза татары составляли 1,44%, тогда как азербайджанцы - 1,36%, узбеки - 0,57%, туркмены - 0,12%, казахи - 0,61%, киргизы - 0,08%. "О национальных кадрах специалистов", "Революция и национальности", №19, 1935.

После революции Казань стала интеллектуальным центром "пантюркистов", важным университетским центром, куда приезжали учиться мусульмане со всех концов Советского Союза. В 1923 году в Казанском университете обучалось лишь 35,5% татар, а 64,5% были представителями Башкирии, Узбекистана, Грузии, Дагестана, Бурят-Монголии, Чувашии. В Москве также татары играли исключительную роль в подготовке школьных программ и организации учебного процесса: в августе 1919 года на всероссийской конференции преподавателей иностранных языков из 180 делегатов 44 были евреями, 34 татарами (31 мусульманин и 3 крещенца). Значение Казани в пропаганде идей коммунизма (а также идеологии "султангалиевщины") среди тюркских и мусульманских народов России также очевидно, если проанализировать прессу и другие издания на татарском языке. Согласно Габидуллину, в 1925-1926 гг. пять названий ежедневных изданий и семь названий журналов, выходивших в свет в Казани, распространялись за пределами Татарстана: их процентное соотношение достигало 40% для газеты "Маариф" ("Культура"), 62% - для сатирического журнала "Шаян" ("Скорпион") и 55% для женского журнала "Азат хатын" ("Свободная женщина"). 62% книг, издававшихся в Казани, также распространялись в других мусульманских республиках: 19% в Башкирии, 28% в неавтономных областях РСФСР, 8,6% в Узбекистане, 3,9% в Казахстане.

Если учесть то сильное влияние, которое оказали единомышленники Султан-Галиева на культурную жизнь Татарстана, становится понятным, насколько татарские издания и татарская мысль вообще способствовали распространению национализма в остальных мусульманских территориях Советского Союза.

Султан-Галиев безуспешно пытался доверить общее руководство пропагандистско-агитационной работой в среде российских мусульман своим сподвижникам. Это проистекает из содержания его статьи, посвященной проблеме мусульманской периодической прессы на тюркских языках, опубликованной на страницах журнала "Жизнь национальностей" в 1921 году. Султан-Галиев указывает на недостаток местных изданий и на то, что русские издания не способны удовлетворить потребности мусульманских народов, тем более что талантливые татарские журналисты нередко обвиняются в "национализме". Он предлагает основать большой ежемесячный журнал на трех языках - казахском, узбекском и татарском, - который был бы посвящен проблеме построения коммунизма на Востоке, "который стал бы лабораторией коммунистической мысли и в котором рассматривались бы возможности развития идей коммунизма в условиях перехода от феодализма к капитализму, то есть периода, еще плохо изученного в русской и западноевропейской марксистской прессе".

Нет нужды составлять ложное представление о реальном значении деятельности Султан-Галиева и его единомышленников. Они хотели сознательно и упорно превратить Казань в огромный культурно-политический центр, который в один прекрасный день мог бы стать столицей восточного коммунизма. Заявления руководителей татарских коммунистов не оставляют никаких сомнений по этому поводу: "Татарская республика, - заявляет 1 июня 1920 года Фирдевс на конференции трудящихся города Казани, - была основана в то самое время, когда Константинополь перестал быть центром притяжения народов Ближнего и Среднего Востока". "Татарская республика... - пишет Исхак Казаков в казанском журнале "Известия ЦИК" 24 июня 1922 года, - станет цитаделью трудящихся мусульман всего Востока в противовес хищным планам западных империалистов".

Через два дня он уточняет свою мысль в том же журнале: "Наши грандиозные планы ставят задачу объединения трудящихся Востока и Запада в единый революционный фронт, очагом которого будет Татарская республика". Некоторые заявления носили даже неоспоримым образом "пантюркистский" характер. Такова статья анонимного автора в журнале "Жизнь национальностей" (№5, 1923 г.), по всей вероятности написанной самим Султан-Галиевым либо кем-то под его влиянием, которая гласит: "Казань, столица Татарской республики, одновременно является центром всей восточной части РСФСР, от Волги до Тихого океана, так как весь Восток населен тюрками".

Деятельность сторонников Султан-Галиева
в Татарстане

Новую политику Султан-Галиева можно оценить, только изучив деятельность его сподвижников в Татарской республике в период между 1920 и 1923 гг., хотя в некоторых отношениях руководители компартии Татарстана были больше отдалены от православного коммунизма и были ближе к "буржуазному национализму", чем их идейный руководитель. Разные советские авторы отмечают, что с созданием Татарской республики между русскими и татарами появились сложности в отношениях. Они происходили от разного понимания понятия автономия. Русские сужали его до понятия территориальная автономия, тогда как татары понимали его как истинную национальную автономию.

Русские представляли самый многочисленный слой населения в республике и как таковые в численном отношении преобладали в партийных и советских органах. Так, первый республиканский съезд Советов, проходивший в Казани 26-27 сентября 1920 года, насчитывал 376 делегатов: 205 русских, 152 мусульманских, 13 человек евреев, 1 венгра, 1 чуваша, 1 латыша и 1 поляка. Соответственно республиканская организация состояла в преобладающем большинстве из русских.

Советские авторы дают по этому поводу противоречивую информацию. Согласно работе "Десятилетие советского Татарстана" (Казань, 1930), в 1922 году компартия Татарстана насчитывала 28,5% татар, 64,1% русских и 7,4% представителей других национальностей. Анонимный автор статьи "Парторганизация национальных районов" в журнале "Революция и национальности" (№10-11, 1932) дает в отношении того же 1922 года следующие данные: 612 татар, (19,8%) из общего числа членов республиканской компартии.

"Итак, - констатирует Габидуллин, - русские руководители Казани во главе с председателем Губисполкома Ходоровским враждебно относились к автономии Татарстана, не понимая национальных проблем, так как считали это ненужным... К тому же элементы, враждебно настроенные к советскому строю и Татарской республике, воспитанные в антиисламском и колонизаторском духе, сознательно либо несознательно саботировали строительство новой республики".

Однако же с самого дня создания своей республики татары пользовались влиянием, что можно объяснить личным указанием Ленина и руководителей Наркомнаца дать по мере возможности удовлетворение национальным чаяниям мусульман. Так, первый ЦИК Татарстана (ТатЦИК), избранный съездом Советов в сентябре 1920 года, насчитывал в своем составе 31 русского и 27 татар (в их числе Султан-Галиев), тогда как из 12 членов первого совета народных комиссаров половина были татарами.

Председателем был Саид-Галиев; вопросами внутренних дел ведал Исмаилов, рабоче-крестьянский контроль возглавлял А.Бочков; здравоохранением руководил Мухтавов; вопросы труда были во введении А.Догадова; продовольственными вопросами занимался Изюмов; торговли - Султанов; юстиции - Нехотяев; безопасности - Исхаков; сельского хозяйства - Валидов; финансов - Гордеев; председателем экономической комиссии был Рошаль.

Татарские коммунисты не представляли собой однородную группу: меньшинство, открыто враждебное к принципу национальной автономии, сформировала крыло левых "интернационалистов" республиканской компартии, а преобладающее большинство которых советские историки называют правыми или султангалиевцами, состояло из бывших коллег-единомышленников Султан-Галиева по Центральной Военной Мусульманской Коллегии: Бурхан Мансуров (председатель центрального экономического комитета), Гаяз Мухтаров (нарком здравоохранения), Исхаков (нарком сельского хозяйства), Сабиров и Хасанов (члены Президиума центрального экономического комитета), Микдад Бурундуков (нарком образования), Гильфет Бурнашев, Касым Мансуров, Исхак Казаков, Г.Максудов, Ш.Гусманов. Эта группа, возглавляемая Г.Мухтаровым, держала в руках всю власть в Казани в период между третьей конференцией татарской организации ВКП(б) (август 1921г.) и седьмой региональной конференцией (февраль 1924г.).

"Султангалиевцы Татарстана были настоящими коммунистами и наследниками радикального джадидизма одновременно, придерживавшиеся "правых" позиций при решении внутренних проблем и "левых" - при решении вопросов внешней политики. Чем больше они опасались возможного возврата русских контрреволюционных сил, тем сильнее крепла в них связь новоприобретенных идей коммунизма с национализмом: "Мы должны любой ценой создать и сохранить нашу автономную республику, - говорил Бурундуков, - так как советская власть может вновь подвергнуться атакам нового Колчака: может восторжествовать новая контрреволюция. И только если мы сохраним сейчас наше национальное государство, татарская нация будет избавлена от угнетения".

Из доклада Бурундукова, сделанного им в Мусульманской Школе Кавалеристов в 1920 году. Цитируется Габдуллиным на заседании Региональной Комиссии по Контролю, Казань, 1921. В 1927 году Бурундуков заявил: "Программа Султан-Галиева могла бы быть резюмирована в одной фразе: "В советской России опасность реакции сохраняется, значит, инородцы могут стать самыми революционными элементами".

Для них маленький Татарстан должен был стать не только очагом революции, но и бастионом татарского национализма. Эта воля была торжественно объявлена во время церемонии провозглашения Татарской республики 25 июня 1920 года в выступлении Калимуллы Хасанова, бывшего депутата четвертой Думы, на митинге, организованном на площади Юнусова в Казани: "Господа, татарский народ веками жил на русской земле. Сегодня он ее, наконец, покидает".

В 1930 году один из оппонентов султангалиевщины Гэла Ходжаров прокомментирует это заявление следующим образом: "Итак, татарская буржуазия (это выражение, по мнению Г.Ходжарова, является синонимом "султангалиевщины") видела решение национальной проблемы в отделении от России, так как татарское выражение "baska cyku" соответствует русскому слову раздел, означающему "полное отделение"; оно предполагает отделение с разделом имущества и самостоятельное существование. Тот, кто отделяется, становится сам себе голова и никто не может вмешиваться в его дела. Выходит, что образование Татарской Советской республики было задумано как возврат к бывшему Казанскому ханству. Культурно-экономические проблемы, проблема классовой борьбы не ставились; татары должны были порвать связи с торжествующим русским пролетариатом. Для татарской буржуазии создание национальной республики было не решением национальной проблемы, формирования классового сознания у туземного пролетариата и поднятия экономики страны, а это было самоцелью".

Трудно дать объективную оценку деятельности группы "султангалиевцев" в период пребывания их у власти в Казани, так как критика советских авторов до 1928 года носит неаргументированный, огульный характер. По признанию одного из его оппонентов, эта деятельность была достаточно реалистической, эффективной и пользовалась популярностью у народных масс, в особенности в период великого голода, который в 1920-1921 гг. опустошил Татарстан; она была также отмечена множеством разногласий с коммунистической партией относительно национальной политики.

Й.Тарханов, противник "султангалиевщины", пишет: "В Татарстане существует распространенное мнение о том, что султангалиевцы дали татарскому народу больше свобод и больше национальных прав, чем советский строй". "Куда ведет буржуазный национализм".

Представляется, что "правые" боялись за судьбу главной цели "татаризации" республики, что предполагало объединение всех слоев нации, не исключая и буржуазию. В этой сфере татарские коммунистические руководители по сравнению с самим Султан-Галиевым проявляли себя больше как "правые". Более четко, чем он, они отрицали наличие туземного пролетариата (например, Ахмет Гумеров в журнале "Татарстан хабарларе" в 1923 году). А если они и допускали наличие такого пролетариата, то лишь для того, чтобы настаивать на противоположности интересов нетатарской буржуазии и татарского пролетатриата, а интересов татарского и русского пролетариатов. К тому же они категорически отрицали наличие классовой борьбы в сельской среде под предлогом, что "татарский крестьянин был еще слишком отсталым, чтобы идти в социализм". Такое отношение было особенно характерно Татарскому Наркому по Сельскому Хозяйству Валидову, который, по мнению Рубинштейна, превратился в "националистическое гнездо, чья политика выражена в одном лозунге: добиться от Москвы максимум преимуществ". Сторонники Султан-Галиева понимали под "татаризацией" административного аппарата республики экономическую и культурную независимость Татарстана от Москвы: "Султангалиевцы, - пишет Казым Касымов в 1930 году, - старались избегать контактов с Москвой и утверждали, что в культурной и экономической сферах надлежит ориентироваться на Восток и только на Восток".

Рубинштейн, подвергающий трезвой критике теории султангалиевцев, отмечает, что, отказывая русским в монополии относительно интерпретации марксизма, они отказывались видеть в лице Москвы единственный центр мировой революции. Гаяз Максудов, которого Рубинштейн называет "самым умным из соратников Султан-Галиева", полемизируя со своим русским коллегой Хатаевичем, сказал на одной из партийных конференций в 1927 году, то есть накануне окончательного разгрома "султангалиевщины" в Татарстане: "Что касается культурной политики мы не признаем лозунг "Ориентироваться на Москву". Наш выбор давно обозначен: ни Москва, ни Берлин, а мировой пролетариат". Но Максудов уточняет свою мысль, что под "мировым пролетариатом" они имеют в виду тюркоязычные народные массы. "Когда мы говорим о татарской культуре, мы не можем отрывать ее от культуры других тюрко-татарских народов, так как тюрко-татарские народы тесно связаны между собой".

Таким образом, недоверие к России, опасение, что культура и экономика вновь могут попасть в зависимость от крупного государства и тем самым может произойти возврат к прежнему, шли наряду с пантюркистскими устремлениями татарской интеллигенции. Эта озабоченность была присуща не только сторонникам Султан-Галиева, но она прослеживается и в трудах ортодоксального коммуниста Галимжана Ибрагимова: в своей брошюре "По какому пути пойдет татарская культура?" написанной в 1921г. и опубликованной в Казани в 1927г., он выступает противником культурной русификации, сторонником пантюркизма. Он пишет: "Культура татарского народа не должна раствориться в другой культуре, она должна развиваться свободно на базе национального языка... но поскольку все тюркоязычные народы составляют единую семью, необходимо сохранять связи с нашими братьями, живущими за пределами Татарстана... а также с другими тюркскими народами".

Брошюра Галимжана Ибрагимова была осуждена решением обкома Татарстана 14-6-1927 за: 1) перегибы в оценке национальной независимости и идеализирование татарской культуры; 2) принижение роли пролетариата и переоценку роли интеллигенции; 3) нападки на "левых" и игнорирование ошибок "правых"; 4) сравнение советских трудящихся и коммунистов с царскими чиновниками.

Политика правых, с другой стороны, характеризовалась чрезмерно либеральным отношением к буржуазной интеллигенции. Проводя в жизнь теории Султан-Галиева относительно длительного сотрудничества компартии и национальной мелкой буржуазии, они хотели компенсировать нехватку пролетарских кадров призывом к интеллигенции не принимать во внимание социальное происхождение этих кадров.

"Пропагандируя коммунистические идеи на Востоке, - пишет башкирский руководитель Жумагулов, - мы не можем обойтись без революционных элементов из среды национальной интеллигенции. Впрочем, разве русский пролетариат не является тому примером, вовлекая в ряды русской коммунистической партии представителей интеллигенции?". Так же, как Султан-Галиев, его сподвижники утверждали, что "татарская мелкая буржуазия", буржуазия угнетенного народа, "принадлежала к классу обездоленных", тем самым была близка к пролетариям больше, чем класс имущих. Таково было мнение Исхака Казакова, выраженное в объемистой статье на страницах журнала "Труд и хозяйство", выходившего в Казани, отрицавшего существование татарской буржуазии как класса, а также в докладе, сделанном на конференции обкома партии, посвященной культурным проблемам: "Мы должны избегать разговоров о буржуазном влиянии на татарскую литературу. Наши писатели не являются ни помещиками, ни буржуями, ни аристократами. Все они из крестьян. Значит, нет оснований бояться враждебной идеологии с их стороны...".

Салах Атнагулов приводит другой характерный пример: "В 1920 году Бари Баттал, руководитель националистического толка, вернулся в Татарстан после пребывания некоторое время в Сибири у Колчака. Узнав, что этот "контрреволюционер" хотел получить документы, удостоверяющие его личность, Атнагулов обратился в Центральную Мусульманскую Военную Коллегию с требованием арестовать Баттала. Там он услышал категорический отказ со стороны коллег Султан-Галиева, которые обвинили его в намерении разделить татар на буржуа и пролетариев".

На деле эта политика обернулась благосклонностью русских товарищей к представителям имущих классов, оказавшимися лишенными политических прав. Так, Исхак Казаков в бытность председателем избирательной комиссии города Казани предоставил 2000 избирательных карточек лицам, лишенным избирательных прав из-за буржуазного происхождения. Либерализм распространился также и на реформаторов джадидского духовенства, часть которых восприняла с энтузиазмом провозглашение Татарской республики, надеясь играть посредническую роль между советской властью и мусульманскими крестьянскими массами. Руководители компартии Татарстана во время голода 1921 года без колебаний обратились ко всем людям доброй воли, в том числе и к муллам. В тот период по личной инициативе Султан-Галиева в Москве была создана Центральная Комиссия мусульманского духовенства во главе с муллой Таржимановым (в дальнейшем он был расстрелян как "немецкий и японский шпион").

Среди бесчисленных заявлений по случаю провозглашения Татарской Советской Республики журнал "Жизнь национальностей" (№21 (78), 4-7-1920) цитирует резолюцию съезда представителей мусульманского духовенства и крестьян Спасского округа: "Мусульманское духовенство приветствует провозглашение Татарской Республики и обязуется оказать ей поддержку. Оно полагает, что советская власть является единственным защитником малых наций. Нынешние трудности носят временный характер, мы на пороге счастливой жизни. Да здравствует Татарская Республика! Да здравствует мировая революция!"

Этот краткий срок пребывания у власти сторонников Султан-Галиева при Наркоме юстиции Татарстана была также создана специальная комиссия шариата (мусульманского права). Известно из материалов о "султангалиевщине", что прогрессивное духовенство принимало активное участие в культурной жизни республики, поставляя, в частности, преподавательские кадры. В 1930 году в докладе на втором пленуме центрального комитета Союза воинствующих безбожников делегат от Казани Барковский жаловался на следующий факт: "Татарские преподаватели и учителя - это в основном бывшие члены духовенства, которые сохранили тесные связи с мусульманской религией. В таких условиях любая антирелигиозная работа становится невозможной, так как они утверждают, что в соответствии с Конституцией религия является частным делом и никто не имеет права вмешиваться".

Пока Султан-Галиев оставался в Наркомнаце, отношение центральной власти к исламу было осторожным, даже либеральным, что способствовало умиротворению недовольств мусульманского населения и упрочению советского строя в особенно тяжелый для него период. Антирелигиозная пропаганда (читай: антиисламская) в Казани, как и в Москве, была умеренной, и эта терпимость будет упомянута затем в ходе суда над султангалиевцами в 1929 году как самый большой вред, нанесенный ими. В то же время, в первые годы советской власти наблюдался расцвет татарского языка, получившего постановлением ЦИК Татарстана (23-6-1921) статус официального и обязательного. Сторонники Султан-Галиева придавали проблеме языка фундаментальное значение, полагая, что развитие местного языка является первостепенным фактором в выдвижении национальных кадров, иначе говоря, в "татаризации" страны. "Использование татарского языка, - заявил Бурхан Мансуров, - как официального языка государства, является необходимой и единственной гарантией включения туземных народных масс в строительство Советов, партии и профсоюзов, то есть в высшие формы экономики, значит, коммунизма".

Климович в указанной работе критикует промусульманский характер статей, увидевших свет в 1922-1923 гг. на страницах журнала "Новый Восток", печатного органа Научной Ассоциации Ориенталистов при Наркомнаце, в частности, статью З.Д.Навширванова "Коммунистические течения в истории мусульманской культуры" в №4, "которая пытается примирить ислам и коммунизм". Климович напоминает, что появлению этих статей способствовал Султан-Галиев. Салах Атнагулов со своей стороны обвиняет панисламистский характер книги "султангалиевца" Касыма Мансурова "Татарские провокаторы" (Москва, 1927), тогда как М.Ходжаев обвиняет татарских "правых" в поддержке теологов-реформистов Мусы Биги и Зия Кемаля и использовании антирелигиозной литературы для восхваления ислама. В качестве примера он приводит труды Нигмата Хакима и Г.Ибрагимова "Религия - опиум для народа" (Казань, 1928).

Татарский язык, пользовавшийся тогда на письме арабской вязью, был упрощен в соответствии с проектом, разработанным на конференции татарских писателей и журналистов в Казани1, а татары показали себя самыми ярыми защитниками старого алфавита и были против его латинизации. Татарстан станет последним антилатинским бастионом, а сопротивление "арабистов", обвиненных в "буржуазном национализме" и "султангалиевщине", продлится до 1930 года.

В 1924 году конференция татарских работников образования, прошедшая в Москве, отказалась следовать примеру Азербайджана, принявшего латиницу. После 1924 года ряд султангалиевцев приняли участие в полемике против принятия латиницы на страницах прессы Татарстана: Рауф Сабиров, Г.Шараф, Г. Максудов, г.Алпаров; последний писал в газете "Кызыл Татарстан": "Нам понадобятся века, чтобы привыкнуть к латинскому алфавиту". (См. Н.Хаиров, "Победный путь латиницы в Татарии"), "Революция и национальности", №7, 1933. На тюркологическом съезде в Баку (февраль-март, 1926г.) татарская делегация во главе с Галимжаном Шарафом единственная встала на защиту арабской графики, опираясь на "пантюркистские" аргументы. (См. "Первый всесоюзный тюркологический съезд", 26-2/6-3-1926. Стенографический отчет, Баку, 1926). В 1930 году, когда все другие тюркские народы России уже приняли латинский алфавит, 82 татарских писателя и профессора направили в Москву петицию с просьбой о признании арабского алфавита в качестве официального алфавита Татарстана.

В Татарстане октябрьская революция не вызвала потрясений в области культуры, и в течение ряда лет дореволюционные писатели-джадиды доминировали в татарской литературе, упрочивая благодаря активной поддержке Народного комиссариата по образованию, возглавляемого "султангалиевцем" Бурундуковым, пантюркистскую идеологию прежней прогрессивно настроенной буржуазии.

Вплоть до 1924 года литература развивала традиционные темы, которыми дорожили джадиды: идеализация буржуазного возрождения, духовное единство мусульманских и тюркских народов, прославление национального прошлого, в особенности "золотой период Казанского ханства", символом которого была героиня сопротивления московскому нашествию ханша Суюн-бике, не без проявления мусульманского мистицизма и "декадентского эстетизма", заимствованного у русских.

С.Фэхри, противник "султангалиевщины", проводит анализ ситуации: "Между 1922 и 1923 гг. татарская газета "Кызыл жаслар" ("Красная молодежь") регулярно публиковала передовицы, подписанные псевдонимом Шихаб-улы, посвященные татарской родине. В них много говорилось о Болгарском ханстве, Чингисхане, Суюн-бике и Иване Грозном, но никогда ни слова о пролетарской революции... что непременно подогревало ненависть татар к русским и возбуждало националистические чувства". Ряд дореволюционных писателей категорически отказались присоединиться к новому режиму, предпочитая оставаться его противниками: поэт Сагит Рамеев (1880-1926), член группы ТАН, главный редактор основанного им органа "Тан юлдузу", бывший социалист ставший после победы большевиков "реакционером"; писатель и поэт Закир Рамеев (1859-1921), (псевдоним Дерменд), крупный промышленник, владелец газет националистического толка "Вакт" и "Шуро", эпикуриец-скептик и мистик, враждебно настроенный к большевизму, который он называл "оргией демонов"; Фатих Амирхан (1886-1926), бывший руководитель движения Ислабист, владелец и главный редактор газеты националистического толка "Куяш", бывший джадид и революционер, который после 1917 года "впал в мусульманский мистицизм". Некоторые поначалу благосклонно встретили победу коммунистов, но затем быстро отошли от них: поэт Шейх уль-Заде Бабич (1895-1919), левый социалист-революционер, присоединившийся к большевикам в октябре 1917г. и отошедший от них в 1919г., умер с ярлыком "контрреволюционер".

Другие писатели буржуазного происхождения более или менее искренне некоторое время поддерживали советскую власть: поэт-символист Хади Такташ (1901-1931) оставался националистом до 1924 года, затем под влиянием Маяковского стал пролетарским поэтом-борцом и убежденным противником буржуазии. Мажит Гафури (1880-1934), бывший джадид, основоположник башкирской литературы, был в течение ряда лет "идеологом буржуазии", вступил в партию лишь в 1930 году. Только в 1932 году после признания своих "ошибок" Наджми был "оправдан" и назначен председателем Ассоциации татарских советских писателей. И, наконец, большая группа, в которой были несколько самых известных татарских писателей, с самого начала вступила в партию, но для того, чтобы пропагандировать в ее среде идеи "султангалиевщины". Можно назвать также: Кави Наджми (1901-1945), один из редких писателей пролетарского происхождения, добровольно вступивший в Красную армию в 1919 году, но чьи произведения "под влиянием национализма до 1924 года отражали буржуазную эстетику и пессимизм". Несмотря на членство в партии, Наджми был одним из руководителей литературной группы "Октябрь" и Союза пролетарских писателей Татарстана, разоблаченных в 1920 году как "логово султангалиевщины"; Фатих Керими, (1871-1945), писатель, публицист, бывший редактор газеты националистического и пантюркистского толка "Вакт" в Оренбурге и "Яна Вакт", член партии с 1923 года, сторонник сближения коммунизма и ислама, для которого "мусульмане не должны быть ни большевиками, ни меньшевиками, а отдельной нацией" (Яна Вакт, 1-11-1911); Гадельша (Адиль) Кутуй, (1903-1945), драматург, в 1922 году член литературной группы СУЛФ; поначалу был "националистом-декадентом" подражавшим Есенину, а в период 1926-1930 гг. - один из руководителей подпольной группы султангалиевцев Джиган, реабилитированный достаточно поздно и восстановленный в партии в 1943 годy; и, в особенности, два следующих поэта: Фэтхи Бурнаш (1898-1946), ученик Габдуллы Тукая, основоположника татарской поэзии, один из замечательных поэтов, писавших на татарском языке, член компартии, друг Султан-Галиева, бывший в 1921 и 1924 гг. одним из горячих пропагандистов его идей в молодежной среде; и Ахмет Гумеров, примиривший коммунизм и панисламизм и чьи стихи пользовались большой популярностью у комсомольцев. С. Фэхри называет одно из его стихотворений - "Иль сакчисы" (Защитник Родины), опубликованное в комсомольской газете "Кызыл шарк жэслэре"(№9, 10) и рассматриваемое им как пример одного из самых характерных пантюркистских тенденций "литературного султангалиевизма".

"Глядя на Восток, защитник Родины стоял на опушке леса с ружьем наперевес. На Востоке должно было произойти нечто, что он ждал с нетерпением. Он понимал, что грядут великие события, что благородные народы Востока призывно протягивали ему руку. Надо трудиться, учиться, познавать, - думал он, - а затем идти вперед".

Сила воздействия теории "султангалиевщины" и ее объединяющая мощь могут быть оценены по тому влиянию, которое они оказывали в течение многих лет на комсомольцев Татарстана, которыми полностью управляли "правые" с момента первой региональной конференции - 16 августа 1920 года. На конференции было избрано региональное бюро комсомола Татарстана в составе пяти человек: Галим (Алим) Кильдишев, Нурис Мухтаров, Фэтхи Бурнаш и Шамиль Гусманов (Усманов). Все они были единомышленниками и друзьями Султан-Галиева. Их превосходство стало заметным особенно на съезде комсомольцев Востока в Москве и еще больше - на четвертом съезде комсомола Татарстана, когда им удалось завоевать все руководящие посты не только в региональном аппарате, но также во всех окружных и районных комитетах, а также исключительный контроль над комсомольской прессой республики: "Кызыл шарк яшлэри" ("Молодежь Красного Востока") и "Кызыл яшлэр" ("Красная молодежь") и даже комсомольскую газету, выходившую на татарском языке в Москве "Яна Эсче" ("Молодой трудящийся"), директор которой Рашид Валиди (Валидов) был одним из самых горячих защитников теории Султан-Галиева. В тот же период, находясь в Москве, Султан-Галиев пытался распространить свое влияние на мусульманскую молодежь за пределами Татарстана через создание различных студенческих объединений, таких как Татарские студенты в Уфе, Союз татарской молодежи в Симферополе в Крыму и.т.д., которые в течение нескольких лет были фактически независимыми от русской компартии, как свидетельствует статья Мансурова в газете "Кызыл шэрк яшлэре": "Мы возлагаем большие надежды на нашу татарскую молодежь... Мы хотим открыть им путь к свободе и независимости...".

Татарские комсомольские руководители хотели пробудить национальное сознание у мусульманской молодежи, воспитывая в них чувство любви к истории. Фэтхи Бурнаш, автор редакционных статей казанской комсомольской прессы, писал по этому поводу: "Татарская молодежь должна знать нашу историю. Наша молодежь должна знать великих людей нашей истории и любить национальную культуру тюркских народов. Наши усилия должны быть направлены на работу с молодыми, которые не проходили обучение в коранических школах (медресе) и которые вследствие этого не знают ни истории, ни литературы тюрко-татарских народов".

Известно также, что комсомольские руководители защищали идеи Султан-Галиева о единстве мусульманского общества. Такова суть одной из статей Ахмета Гумерова в "Кызыл шарк яшлэре" (№11-12), в которой он утверждает, что "поскольку у татар нет пролетариата, нет нужды дробить комсомол на фракции правых и левых". Противники "султангалиевщины" неоднократно пытались забрать у "правых" руководство татарским комсомолом: на пятом республиканском съезде комсомола "левые" при поддержке русских товарищей хотели (но безуспешно) выгнать из зала "правых", обвинив их в "буржуазном национализме". В ответ С. Рамзи прокомментировал решения съезда: "Те, кто утверждают, что национализм отравляет нашу республику и, в частности, нашу молодежь, те, кто утверждают, что комсомол Татарстана оторвался от масс, занимаются грязной политической интригой. Съезд показал еще раз, что подлые демагогические нападки на Татарскую республику не имеют под собой никаких оснований".

В 1922 году на конференции коммунистической татаро-башкирской молодежи "левые" вновь возобновили свои безуспешные нападки при посредничестве татарских отделений Донбасса, Урала и Сибири. Даже после исключения Султан-Галиева из партии в 1923 году руководство татарским комсомолом оставалось в руках его единомышленников. С.Фэхри пишет, что даже в то время, когда Султан-Галиев находился в тюрьме, бюро ЦК комсомола Татарстана проголосовало за предложение Фэтхи Бурнаша о присвоении Ленину и Султан-Галиеву диплома "почетного комсомольца"; Султан-Галиев, по их мнению, был достоин звания "великого революционера Востока".

Историки, подводя итоги руководящей деятельности Султан-Галиева в Татарстане, констатируют, что она способствовала укреплению национального чувства, что непременно должно было вызвать у русских дух противоречия. В многонациональной стране с тяжелым наследием расово-религиозных предрассудков, опустошенной гражданской войной, стычки между мусульманскими и русскими коммунистами были неизбежны, и они продолжались почти перманентно. Русские обвиняли татар в том, что они уделяли слишком большое значение "национальному факту" и видят во всем проявления "русского шовинизма", настраивая тем самым мусульманских трудящихся против Москвы: "Мы не можем допустить, - заявил на второй областной конференции ВКП(б) Татарстана русский коммунист Фукс, - чтобы революционный дух угнетенных трудящихся масс восточных республик, освобожденных благодаря Великой Октябрьской революции, превратился в простое волнение националистического характера. Мы не можем терпеть, чтобы право народа на самоопределение, впервые в истории человечества провозглашенное советской Россией, превратилось в национальный шовинизм". Татары, со своей стороны, обвиняли Москву в том, что она "одной рукой подписывалась за автономию, а другой рукой это перечеркивала" (фраза Ш.Гусманова, произнесенная им через несколько дней после образования Татарской АССР), и подвергали суровой критике "бюрократическое и бездейственное" поведение местных русских властей, как это можно судить по содержанию статьи Гаяза Максудова в 9-м номере (1922 г.) "Татарстан хэбэрлэре" под названием "Политиканы": "Они (русские руководители) совсем не нужны местному населению; напротив, они наносят серьезный вред, мешая нам в принятии необходимых мер. Из-за проявления ими бюрократической медлительности самые срочные дела остаются незавершенными. По каждому пустячному поводу они обращаются в Москву через головы местных властей. Пора сказать этим, не заботящимся об интересах местного населения, людям: "Убирайтесь!". Другие мусульманские коммунисты пошли еще дальше, утверждая, что "октябрьская революция ничего не принесла татарам" (сам Султан-Галиев осуждает это заявление).

Атмосфера взаимного недоверия устанавливалась в отношениях между "правыми" и "левыми" татарами, а последних поддерживали русские. Центральные власти поначалу содействовали, затем терпели национализм татар, теперь он быстро превращался в препятствие на пути строительства социализма. Статья Диманштейна, появившаяся в апреле 1922 года в журнале "Жизнь национальностей", показывает, что московские руководители вполне отдавали себе отчет в происходящем: "Национализм на Востоке в полном расцвете. Не стоит противиться этому нормальному явлению, но необходимо направить его в нужное русло. Главная опасность на Востоке исходит от факта, что национализм там развивается быстрее, чем сознание народных масс. Если мы не поставим проблему как следует, может случиться конфликт и тогда возьмут верх буржуазные сепаратистские тенденции".

Как и предвидел Диманштейн, раскол был тем более неизбежен, что в марте 1923 года, за месяц до ареста Султан-Галиева, сильная вспышка национализма потрясла татарскую организацию ВКП(б): на седьмой областной конференции ВКП(б) в Казани докладчик из обкома Мансуров, друг Султан-Галиева, поставил на голосование рекомендации о "методах партийной работы среди татар", вытекающие из теоретических положений Султан-Галиева. В очередной раз татарские коммунисты подтвердили отсутствие туземного пролетариата, воспротивились идее классовой борьбы и потребовали введения татарского языка в партийных и советских органах (вместо русского языка), что должно было стать краеугольным камнем ленинской национальной политики.

***

Литературные источники, используемые в этой главе:
Отчет Наркомнаца 1921 год, М., 1921;

Бочков, "Три года советской власти в Казани"; Казань, 1921;

Социальный и национальный состав ВКП(б) - Итоги всесоюзнои партийной переписи 1927 года,
Москва-Ленинград, 1928.

Х.Габидуллин, Татарстан за семь лет, Казань, 1927.

Жизнь национальностей, №32 (40), 24-8-1919.

Султан-Галиев, "О периодической литературе на тюркских языках", Жизнь национальностей, №23 (121),25-10-1921.

Отчет, опубликованный в журнале "Жизнь национальностей", №33 (90), 1920;

А.Бочков, "Три года советской власти".

Гэла Ходажаров, "Мillatnе baska cygarucylarnyn fagigale son" в сборнике "KontrRivolutsion Soltangdliefcelkke Karsy...".

К.Касымов, "Султангалиевщина и культурная проблема".

З.Мухсинов, "Дом татарской культуры", "Очерки изучения местного края", Казань, 1930;

Жумангулов, "Отношение к Востоку и восточным республикам", "Жизнь национальностей",
№11 968), 18-4-1920;

Казым Касымов, "Султангалевщина и культурная проблема" в сборнике "KontrRivolutsion Soltangdliefcelkke Karsy...".

А.Аршаруни, "Идеология султангалиевщины", Антирелигиозник, №5,1931;

Кобесский, "Султангалиевщина как апология ислама", Антирелигиозник, №1, 1930;

Б.Кандидов, "Церковный шпионаж", Москва, 1938;

Л.Климович, "Маркс и Энгельс об исламе и проблемах его происхождения в советском исламоведении", Революционный Восток, №3-4, 1933;

"Антирелигиозник", №5, май 1930: "Стенографический отчет второго пленума центрального комитета Союза воинствующих безбожников".

"Жизнь национальностей", №17 (115), 3-9-1921;

Выступление Б.Мансурова на седьмой областной партконференции ТССР, Седьмая областная партконференция ТССР, Казань, 1923;

S.Fahri, "Jas buуп осеn koraskanda"
(В борьбе за молодое поколение)

Гайнуллин "Ravi Nagmi igaty" (Творчество Кави Наджми) в "Совет Здэбияэти", Казань, №6, 1950;

Гиззатуллин "Патриот язучи" (Писатель-патриот) в "Совет Здэбияэти" №12, 1951;

Г.Кашшаф, "Гадель Кутуй", "Совет Здэбиэти",
Казань, №7, 1945;

Мехмет Парсин, "Эшлэр арасинда солтангэлиевчелекнин иокинтысы" (Влияние султангалиевщины в среде молодежи), "KontrRivolutsion Soltangdliefcelkke Karsy...".

Стенографический отчет IX областной конференции татарской организации РКП(б), Казань, 1924;

Минхадж Конов "Кзыл армия", 1922, цит. по: Султан-Галиев, "Татарская автономная республика"

1 Эта реформа заключалась главным образом в том, чтобы убрать специальное написание начальных, конечных и изолированных букв

Бахыт САДЫКОВА (перевод),
Махамбет АУЕЗОВ (комментарий)

18 ноября 2005 г. № 44 (672)