Цвет для революции выбирается уже после того, как она
произошла, а начинаться они могут так. Сначала правитель
некогда благополучной страны доводит часть своих граждан до
такого состояния, что они, уже не вдаваясь в цвета знамен,
под которыми их зовут на площадь, выходят всем городом
протестовать и гибнут под шквальным огнем. Мир в шоке,
правителю больше никто не подает руки, но это еще не
революция. До революции еще, кажется, очень далеко, потому
что среди граждан этой страны больше никто и ни под какими
знаменами не хочет выходить на площадь. Правитель крепок,
режим стабилен, как никогда, ему ничего не грозит – кроме
разве что участи мирового изгоя, но это тоже не страшно.
Этот правитель, правда, совсем еще, кажется, вчера, был
чрезвычайно заинтересован в том, чтобы его приветливо
принимали в самых больших столицах на свете. И ему это
нравилось до такой степени, что он нисколько не боялся
вызвать этим досадливую ревность в той стране, которая
привыкла считать его своим наместником и проводником своих
стратегических интересов.

Но судьбу не обманешь и с характером ничего не сделаешь.
После того, что случилось на площади одного отдельно взятого
городка, дружить остается только с теми, кому такая манера
нравится. Все в одночасье меняется. Тем, чьего
благосклонного внимания вчера вожделенно ожидали, сегодня
недвусмысленно указывается на дверь. Те, над стратегическими
поползновениями которых еще вчера было принято высокомерно
посмеиваться, становятся снова самыми верными и, по сути,
единственными друзьями. Это принято называть геополитикой…

…Это в классической системе образов путь в Каноссу считается
воплощением политического унижения. В нашей системе
координат визит Ислама Каримова в Москву был обречен на то,
чтобы быть объявленным историческим. Конечно, после Андижана
при любом антураже суть подобного мероприятия была бы шита
белыми нитками. Да, Ташкент отныне на скамейке мировых
изгоев обречен на соседство с Минском, ему больше некуда
податься, кроме Москвы. Москва дождалась своего часа и
протянула в трудную минуту свою всепрощающую руку. Нет,
Ташкент не вернулся в Организацию договора о коллективной
безопасности, чего от него ждали, – но это уже не так модно
и принципиально, как в то время, когда он из него уходил.
Коллективные формы сотрудничества нынче вообще никого не
интересуют, будь то ОДКБ или СНГ вообще. Триумф дня – это
двустороннее стратегическое союзничество, один такой союзник
у нас имеется – Армения, теперь появляется новый –
Узбекистан. "Что еще может сдать Каримов?" – уныло
интересовались в приватных разговорах узбекские коллеги и
сами легко находили ответ: "Все, что потребует Москва".

Москва, правда, сама не очень твердо понимает, чего она
хочет от Ташкента. Встать своими базами на месте уходящих
американцев? Зачем? То есть, конечно, такое явление было бы
чрезвычайно мило для патриотического восприятия, но стоит ли
ради этого так уж усугублять кризис в отношениях с
американцами. Они уходят – этого вполне достаточно. Что еще?
Будем помогать нашими воинскими навыками в случае повторения
очередного Андижана, на возможность чего намекают
формулировки союзного договора? Тоже вряд ли, и это тоже,
скорее, по части довольно незатейливого пиара, который и
раскрывает подлинно историческую суть нашего союза.

Суть его в том и состоит, что мы ничего не скрываем,
наоборот – мы доводим белизну ниток до ослепительного
блеска. Это наш ответ тому самому приличному обществу,
которому не нравится шквальный огонь в отдельно взятых на
наших широтах городках. Настоящая демократия должна уметь
себя защищать, и если мир намерен поделиться на тех, кто
себя защищает так, как в Киеве или Бишкеке, и на тех, кто
это делает по-ташкентски, то мы, безусловно, на стороне
последних. Вместе, между прочим, с едва ли не половиной
человечества, которая завтра себя неминуемо должна будет
обнаружить в рамках ШОС.

Да, вот так, нравится это кому-то или нет: мы выбрали свою
половину человечества. Хотя, конечно, если вдруг где-нибудь
грянет очередной Андижан, мы вмешиваться не рискнем. И свою
базу ставить не будем. И даже ташкентский авиазавод брать не
станем. Зачем? Вот за долги взяли у союзной Армении
несколько заиндевевших флагманов социалистической индустрии
– и что толку?

Нет, не в этом геополитическое счастье. Оно в том, чтобы
дать внушительный и конкретный ответ тем, кто со своими
революциями зарится на зону наших стратегических интересов.
В Ташкенте революции не будет. Это правда.

Штука только в том, что именно так революции и начинаются. И
это так же объективно, как сам постандижанский разворот
Каримова.

Нет, речь не об очередном выступлении тех, кого на следующий
день будут судить как акромистов, ваххабитов или членов
"Хизб-ут-Тахрир". Не они делают революцию. Просто даже в
Узбекистане за время правления Каримова выросло поколение
бизнеса и номенклатуры, которое совершенно не вдохновит
возвращение к географическому раскладу, провозглашенному
Каримовым. Конечно, никакой оппозиции сегодня в Узбекистане
нет, а все ее возможные ростки нещадно выпалываются, любое
выступление будет по известным рецептам подавлено и никакая
революция Каримову не грозит.

Но именно в такой стабильности и образуются реальные
политические трещины. Сам по себе процесс ее укрепления
объективно обрекает номенклатуру на расслоение. Этот процесс
может быть стремительным, как в Грузии, или почти незаметным
взгляду, как в Таджикистане или Узбекистане, но он
неостановим, и будущий кризис становится лишь вопросом
времени – возможно, очень долгого, или случая – которым
может со временем стать все, что угодно: выборы, Андижан или
естественный процесс человеческого старения. Не вечным
оказался даже Гейдар Алиев.

Те
> маневры, на которые после Андижана оказался обречен
Каримов, непременно усугубят недовольство узбекской
номенклатуры. И никакая чистка эту глухую фронду не
устранит. В сегодняшней жесткой модели Каримова революция,
конечно, кажется, невозможной. А дальше, судя по всему,
Москва не заглядывает. Москва, как очень точно выразился
российский президент, работает с теми, кто у власти. Он это,
правда, сказал по поводу совсем другой страны, в которой
революция только начиналась. Принципы не меняются, особенно
в дни больших геополитических побед. Чем эти победы кончатся
в Узбекистане, мы узнаем, конечно, не скоро. Но когда
узнаем, Кремль сможет утешиться только одним: эту революцию
он начал сам. Безо всяких американцев. Впрочем, и тогда он
едва ли об этом вспомнит.

Вадим Дубнов
№47 27 ноября 2005