Разговоры о неизбежной трансформации шанхайской организации сотрудничества в некий аналог НАТО, все чаще тиражируемые рядом зарубежных средств массовой информации, похоже, имеют одну единственную цель – по возможности на корню подрубить позитивные тенденции партнерских отношений, как минимум, шести государств. Как максимум, всех стран, рассматривающих перспективу консолидации в рамках ШОС.

Понятно, что объединение стран, достаточно долго не находивших точек политического и экономического, а тем более, военно-технического соприкосновения, всегда вызывает опасения со стороны тех, кто объединился давно и столь же давно свыкся с мыслью о неизбежности диктата сильного.

Однако рано или поздно (и это объективный процесс) государства, оставшиеся за бортом реального влияния на мировые процессы, обеспокоенные вопросами обеспечения национальной безопасности, приходят к выводу о необходимости объединения усилий. Резонно не желая делегировать полномочия безопасности третьим странам (в ряде ситуаций это зачастую проблематично), они стремятся выстроить свою систему защиты, основанную на абсолютном доверии и прозрачности действий сторон. Именно этим, по сути, и было продиктовано апрельское соглашение 1996 года, подписанное в Шанхае руководителями Китая, России, Казахстана, Киргизии и Таджикистана. То самое, что спустя пять лет, 15 июня 2001 года, трансформировалось в Декларацию о создании Шанхайской организации сотрудничества. Запомним дату подписания декларации хотя бы для того, чтобы четко понять, что обеспокоенность проблемами национальной безопасности со стороны пяти государств постсоветского блока и Китая не создавалась искусственно и не была надуманной.

Да, первоначально стороны устранили проблемы, препятствующие доверительным отношениям в рамках организации. Согласились обменяться информацией о численности войск, количестве вооружений и бронетехники, передвижениях в стокилометровой приграничной зоне. Пришли к договоренности не проводить в этой зоне военные учения, теоретически направленные друг против друга, ввести определенные количественные и качественные ограничения личного состава и техники, в этих учениях занятых. То есть, обеспечили начальный контроль и относительную степень доверия сторон. Чуть позже этот уровень был существенно улучшен соглашением о взаимном сокращении вооруженных сил в приграничных районах. Правда, за его рамками оставались стратегические компоненты вооруженных сил – ракетные войска стратегического назначения, военно-морской флот, дальняя авиация и ракетные части противовоздушной обороны. Однако в любом случае это был серьезный шаг к укреплению взаимного доверия, без которого бессмысленно выстраивать отношения на будущее.

Впрочем, вернемся к дате подписания декларации о создании ШОС. Спустя менее чем два месяца, террористы совершили варварский налет на территорию США. 11 сентября 2001 года государство, никогда ранее не сталкивавшееся со столь дерзким нападением, рассматривавшее перспективу международного терроризма как нечто к нему не относящееся, впервые столкнулось с реальной опасностью в условиях юридически не объявленной войны.

Страны, объединившиеся в ШОС, эту опасность осознали еще тогда, в июне, обсудив в Шанхае вопросы поддержания и обеспечения мира, безопасности и стабильности в Средней Азии.

Тогда же странами-членами ШОС была принята конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. Кстати, впервые на международном уровне сепаратизм и экстремизм были квалифицированы как насильственные действия, подлежащие уголовному преследованию.

Почему? Наверное, потому, что большинство государств, вошедших в ШОС, уже сталкивались с происками международного терроризма и экстремизма. Китай, стремясь сохранить целостность страны, постоянно натыкался на ярое сопротивление исламистов из Движения Восточного Туркестана, Россия переваривала проблемы с сепаратизмом в Чечне. Узбекистан неоднократно становился полигоном для деятельности так называемого Исламского движения Узбекистана, организации Хизбут тахрир аль Исламия, активно внедряющей в среду малограмотного населения свою идеологию и принципы захвата власти. Естественно, те, что не имеют ничего общего с конституционными.

Об Узбекистане, ставшем шестым членом Шанхайской организации сотрудничества, думается, стоит сказать несколько подробнее. В феврале 1999 года в столице этой республики прогремело несколько взрывов, целью которых была дестабилизация ситуации в стране. Вскоре выяснилось, что взрывы организовали члены пресловутого ИДУ, базирующегося в Афганистане, а посему недосягаемого для силовых ведомств Узбекистана. Организация Договора о коллективной безопасности, в которую Узбекистан входил на тот момент, оказалась неспособной ликвидировать афганскую угрозу. Единственной возможностью обеспечить целостность государства президент этой страны видел в ШОС при условии формирования в ее рамках серьезного и эффективного антитеррористического центра, чуть позже ставшего известным под аббревиатурой РАТС (региональная антитеррористическая структура). Позже И. Каримов, кстати, настоял на том, чтобы штаб-квартира структуры была расположена в Ташкенте.

Не секрет, что первоначально руководство РАТС планировали разместить в киргизском Бишкеке, однако предложение узбекского лидера получило большее предпочтение. И дело здесь, думается, в первую очередь, в том, что Узбекистан имеет один из самых беспокойных участков границы с Афганистаном, до сего дня вызывающего тревогу и беспокойство и по-прежнему являющегося существенным источником опасности международного терроризма.

Будем смотреть на вещи трезво: несмотря на вооруженное вторжение США на территорию этой страны, свержение режима талибов, большая часть Афганистана, как и ранее, контролируется плохо подчиняющимися Кабулу разношерстными этническими полевыми командирами. Фактически в ряде районов Афганистана централизованная власть, якобы приверженная демократическим ценностям, не известна вообще. Да и США, расквартировав свой воинский контингент преимущественно вдоль границ с Ираном, похоже, менее всего обеспокоены безопасностью сопредельных с Афганистаном государств.

Не случайно инициаторы попытки вооруженного мятежа в узбекском городе Андижан в середине мая этого года готовили свою акцию по большей части именно в Афганистане. По крайней мере, именно эту версию проговорил президент России во время встречи со своим узбекским коллегой в июне этого года.

> Поразительно, но Узбекистан, вошедший в ШОС последним, в силу сложившихся обстоятельств, сегодня занимает в организации одно из ведущих мест.

Обоснованно ли? Скорее, закономерно.

Во-первых, республика географически находится в весьма выгодной точке Средней Азии, располагая солидным военно-техническим потенциалом, хорошо обученной армией, эффективно действующими ведомствами специального назначения.

Вряд ли ошибусь, если скажу, что по степени оперативной совместимости вооруженные силы Узбекистана, пограничные войска этой республики лучше других вписываются в контекст вероятных совместных действий по предотвращению или нейтрализации бандитских формирований международного характера.

Важно также, что за годы самостоятельного развития Узбекистан не растратил промышленный оборонный потенциал. Здесь есть самолетостроительное объединение, завод по ремонту вертолетной техники, предприятия, на базе которых можно изготавливать оружие и боеприпасы. Да, все выше перечисленное нуждается в существенной реконструкции и модернизации, но в любом случае, оборонные предприятия здесь не надо строить с ноля.

Следующее. Именно эта страна, постоянно находящаяся под прицелом различных религиозных экстремистских структур, крайне заинтересована в повышении уровня национальной и коллективной безопасности в рамках ШОС.

Да, ШОС сегодня существенно усиливает позиции на международной арене, вынуждая считаться со своими национально-корпоративными интересами. Однако в любом случае не стоит преждевременно позиционировать эту организацию в качестве противовеса Северо-Атлантическому блоку. В первую очередь, страны-члены ШОС, и это необходимо помнить, заинтересованы в собственном экономическом развитии, подкрепленном гарантиями военно-технического сотрудничества. Слова лидеров всех шести государств о том, что деятельность ШОС не направлена против третьих стран, это не попытка завуалировать истинные намерения, а декларация истинных намерений.

Из этого, думается, и стоит исходить при оценке деятельности ШОС и перспектив ее развития.

По крайней мере, чтобы четко и безошибочно прогнозировать ситуацию, экстраполируя вероятное и исключая невероятное...

Сергей Ежков
29/11/2005