Заключение

"ДН" Заканчивает публикацию книги Александра Беннигсена и Шанталь Лемерсье-Келькеже о Мир-Саиде Султан-Галиеве, одном из самых ярких представителей того поколения и политического круга, к которому относятся и выдающиеся представители казахской интеллигенции - такие как Ахмет Байтурсын, Миржакып Дулат. Они разделили судьбу Султан-Галиева, которого вначале лишили всех постов в компартии, а затем сгноили в сталинских лагерях. Однако память о них не стерлась в "лагерную пыль" (любимое выражение Сталина). Напротив, сегодня, когда История вынесла свой суровый вердикт сталинизму, все, что связано с этими людьми, должно быть изучено и рассказано в независимом Казахстане.

Пока шла борьба центральной власти с национализмом инородцев, все, что было написано в России о "султангалиевщине", носила печать неистребимой враждебности. Сегодня великий кризис в прошлом, и, хотя Султан-Галиев официально не реабилитирован (это произошло уже после развала СССР - "ДН"), у некоторых советских историков, мусульман и русских, наблюдается желание вернуться к изучению корней татарского национализма начала ХХ века с более объективных позиций, без идеологического влияния. Нет тому лучшего доказательства, чем реабилитация некоторых татарских лидеров, обвиненных в период между 1928 и 1938 гг. в "буржуазном национализме", таких как Галимжан Ибрагимов, или же некоторых соратников и друзей Султан-Галиева, таких как Фэтхи Бурнаш.

> Что же осталось от доктрины Султан-Галиева?
Идеи автора о значении развивающихся стран Азии в стратегии коммунизма, вне всякого сомнения, после долгого затмения вновь обретают актуальность. Антиколониальная революция победила на огромной территории, главным образом, благодаря движению буржуазной направленности, а революционная стратегия на Востоке становится теперь близкой к тезисам, которые Султан-Галиев защищал в 1918 году: утверждают, говорил он, что к социализму можно идти разными путями, а это, в некоторой степени, есть признание автономности колониального революционного движения и возможность не копировать рабским образом русскую модель.

Вопреки решениям Съезда народов Востока в Баку получила признание масс идея необходимости альянса всех слоев колониального общества перед лицом "империализма"; высказываются, так же, как это делал Султан-Галиев, в пользу организации национальных фронтов буржуазной направленности, а не пролетарских либо крестьянских фронтов. Это исключает на неопределенный срок классовую борьбу и предполагает длительный тактический альянс коммунистических и националистических движений. Наконец, допуская по сути, что промышленно развитые страны Запада предоставляют менее благодатную почву для распространения идей коммунизма, чем докапиталистическая Азия, остается признать, что Султан-Галиев был прав в своей полемике с русскими товарищами, утверждая, что будущее коммунизма - это Азия. Внутри страны не достигла своей цели ни одна из задач Султан-Галиева. Проект независимого Туранского государства, благодаря которому волжские татары заняли исключительное место в социалистическом мире, кажется ныне неосуществимой мечтой не только из-за формального противодействия со стороны партии, но также и из-за самого хода развития мусульманских народов, которые оказались раздробленными.

В 1917 году среди мусульман России только волжские татары, азербайджанцы и в определенной степени крымские татары и казахи имели передовую интеллигенцию. В результате, по-настоящему чувство национального сознания было присуще в большей степени только им, тогда как другие нации еще не сумели перейти стадию феодализма и родового уклада. Сегодня все мусульманские народы СССР, объединившись в одно целое либо находясь на пути к этой консолидации, демонстрируют закостенелость национального сознания.

Общетюркский союз вокруг общего литературного языка или культуры, представлявший такую сложность во времена революции, сегодня как никогда кажется утопией. Результатом прогресса, достигнутого со времени революции, стал быстрый культурный рост народов, которые до 1917 года имели лишь кучку интеллигентов, воспитанных на своих традициях. Сегодня все мусульманские нации, особенно туркестанцы и кавказцы, имеют свои собственные университетские, управленческие и политические кадры. Они восполнили отсталость, которая отдаляла их от татар, и больше не нуждаются, как их предшественники начала века, в помощи со стороны представителей татарской интеллигенции Казани. Волжские татары тоже окончательно потеряли свое привилегированное место культуртрегеров (носителей культуры), считавших своей миссией нести современную культуру своим братьям по языку и религии.

После того как в течение ряда лет мусульмане, вдохновленные чувством сопротивления русскому централизму, больше не в силах претендовать ни на идеологическое, ни тем более (по веским причинам) политическое, лидерство в исламском либо тюркском сообществе Советского Союза. Они составляют лишь мусульманское сообщество, бесспорно крупное, но более уязвимое, чем другие, из-за нависшей над ними угрозы русификации. Разбросанность, в чем татары видели сильную сторону, теперь превратилась в слабость.

Политическая автономия мусульман отныне проявляется в рамках советской федеративной системы, а культурная автономия - другая основа султангалиевской доктрины - определяется сталинской теорией культуры "национальной по форме, но пролетарской и социалистической по содержанию", которая одна способна, по мнению властей, удовлетворить национальные чаяния различных народов, избежав при этом угрозы распада социалистического мира. Удовлетворяют ли новую интеллигенцию эти рамки? Трудно оценить их отношение. Можно допустить, что она, за некоторыми исключениями, деисламизирована, став марксистами, возможно, она гордится успехами строя и признательна партии за то, что она помогла им (иногда принудительными методами) перескочить период одного поколения и перейти из общества традиционного, феодального типа в современность. Зато она ощущает себя так же, как и интелегенция первых лет революционного периода, проникнутой национальным чувством, и это чувство иногда обретает форму сопротивления линии партии. Все это напоминает иногда идеи, за которые когда-то боролся Султан-Галиев.
Из-за недостатка материалов ситуация в Татарстане нам плохо известна. Знаем только, что во время войны национализм проявился достаточно сильно в трудах писателей, "идеализировавших Золотую Орду и Казанское ханство", заставив ЦК компартии принять меры.

Решения ЦК ВКП(б) СССР от 9-8-1944 "о состоянии политико-идеологической работы в татарской организации КП(б) и меры по их улучшению". Это решение имело главным образом в виду историческую драму Н. Исэмбета "Едигей" о ногайском хане, предавшем огню и мечу Москву в 1408 году (Источник: Х.Гимади, "О некоторых вопросах истории Татарии", Вопросы истории,
№12, 1951)
Мы лучше осведомлены о стойкости национализма в республиках Центральной Азии и Азербайджане. Естественно, было бы напрасным делом искать прямую связь между мусульманскими интеллигентами, соратниками Султан-Галиева, и их последователями сегодняшних дней. Первые были националистами, пришедшими к идеям коммунизма разными путями, но оставаясь при этом поверхностными марксистами; вторые являются убежденными коммунистами, для которых национализм лишь пережиток "капиталистического мышления" или дореволюционных буржуазных традиций. При этом национализм для них есть выражение культурно-политического партикуляризма, что отличает их от русских товарищей, а иногда даже противопоставляет их им.

Их "национализм", таким образом, отличается от султангалиевской доктрины своими истоками. И все же отношение нового поколения к фундаментальным проблемам своих народов (и в первую очередь, отношение к русскому народу) напоминает позицию Султан-Галиева до его разрыва с партией.

Как Султан-Галиев, и даже возможно больше, чем он, они крепко привязаны к своей культуре, национальной не только по форме, но и по содержанию. У них проявляется стремление беречь если не мусульманскую религию, то, по крайней мере, свое культурное наследие, даже если это наследие трудно совмещается с новой "пролетарской" культурой. Они идеализируют прошлое своего народа, даже если речь идет об истории борьбы против русских.

Наконец и в особенности, - и в этом напрямую проявляется влияние султангалиевской идеологии - они склонны считать отцами идеи коммунизма не русских большевиков, а других, что косвенным образом признает оригинальность восточного коммунизма. Повторяющиеся попытки реабилитации джадидского движения являются тому формальным свидетельством. Со времени окончания Второй мировой войны появилось немало документов, в которых разоблачаются "перегибы буржуазно-националистического характера"; и этот факт дает основание должным образом оценить это чувство. Один из недавних и самых разоблачительных документов - это статья в московском журнале "Коммунист" (август 1958) под названием "Успехи национальной политики компартии СССР и проблемы интернационального воспитания". В ней дается перечень основных пунктов, по которым существуют разногласия между национальными кадрами и центральной властью. Это странным образом напоминает уклонизм татарских коммунистов в период между 1918 и 1923 годами.

"Пережитки национализма, - говорится в статье из журнала "Коммунист", - наблюдаются иногда в идеологической и экономической областях в области подбора кадров... Определенное число товарищей неправильно поняли решения партии и правительства (относительно исправления ошибок, связанных с культом личности). Иногда наблюдается желание противопоставить кадры местной национальности кадрам других национальностей...

Тенденции, которые невозможно квалифицировать иначе как национализм, проявляются также в намерениях некоторых трудящихся противопоставить интересы своей республики интересам строительства коммунизма в целом в нашей стране... В Казахстане, например, иногда бытует ошибочное мнение по вопросу освоения целинных земель...

В области идеологии националистические пережитки находят выражение в восхвалении прошлого, в отсутствии критического осмысления национальных движений... Некоторые трудящиеся пытаются оправдать деятельность реакционных буржуазно-националистических организаций в Центральной Азии и Закавказье под предлогом того, что после ХХ съезда КПСС догматические ошибки в оценке роли национальной буржуазии в странах Азии и Африки были исправлены. Исходя из формальной аналогии, не вдаваясь в глубину вопроса, некоторые научные работники заявляют, к примеру, что джадидизм в Центральной Азии, как проявление идеологии национальной буржуазии, должен считаться относительно прогрессивным дореволюционным явлением... Это глубоко ошибочное мнение... Аналогия между джадидами и национальными патриотами в зарубежных странах Востока лишена исторического смысла... Тот, кто не понимает этого, невольно скатывается на позиции ревизионизма. Советское правительство положило конец нарушениям социалистической законности и реабилитировало тех, кто был необоснованно осужден... Это не означает, однако, что мы должны простить идеологические ошибки, совершенные в прошлом теми, кто сегодня реабилитирован".

И все же существует глубокое различие между идеями Султан-Галиева и аналогичными идеями, которые вновь возникают сейчас везде после разрядки напряженности, последовавшей после сталинского авторитаризма. Проявления национализма, которые сдерживались длительное время в мусульманских регионах, находят выход. Они больше не носят характер прежней "революционности" и не обращены к внешнему мусульманскому миру, как это было в случае с доктриной Султан-Галиева. Речь идет главным образом о требованиях местных национальных кадров иметь больше прав в управлении своей страной и распределении благ. Националистические движения сегодняшних дней более не носят забастовочного характера, как это имеет место в профсоюзной среде. Фактически они носят характер реформистский.

Султангалиевское же движение было по своему характеру революционным, ставившим задачу изменения существовавшей ситуации и осуществления чаяний широких масс через преобразование государственных институтов. Его сподвижники, даже будучи поверхностно марксистами, требовали в период революционных волнений не власти, а отведения им активной роли в преобразовании облика мира.

Бахыт САДЫКОВА (перевод),
Махамбет АУЕЗОВ (комментарий)

9 декабря 2005 г. № 47 (675)