Суфии и комиссары
Новая книга Александра Беннигсена и Шанталь Лемерсье-Келькеже

С этого номера "ДН" начинает публикацию еще одной работы французских авторов, книги которых "Забытые мусульмане" и "Национальные движения мусульман России...", ранее опубликованные на наших страницах, вызвали множество читательских откликов. В предыдущих трудах этих уважаемых авторов уже были упоминание о суфиях, но в данной книге в полной мере раскрывается эта неизвестная страница истории, повествующая о том, кто такие суфии Центральной Азии и Северного Кавказа. Шанталь Лемерсье-Келькеже предоставила "ДН" эксклюзивное право на публикацию этой книги, и любая перепечатка ее в СМИ Казахстана запрещена.

Александр Беннигсен, Шанталь Лемерсье-Келькеже "Суфии и комиссары. Мусульманские братства в СССР". Париж, 1986.
В аннотации к французскому изданию отмечается следующее.

> Эта книга является в определенном смысле новаторской и рекордной.
Новизна работы в том, что, прочитав ее, невозможно уже говорить об исламе в Советском Союзе так, как говорили ранее. В советских социалистических республиках ислам идентифицировался с его государственным аппаратом. Считалось, что мусульманские братства - это пережиток исламского мира XVIII столетия. Результаты проведенного авторами скрупулезного исследования показывают, что на деле официальный ислам менее популярен, чем религиозные братства, которые благодаря прочной внутренней иерархии способны оказывать реальное влияние на социально-политическую жизнь общества. Мусульманские братства прекрасно организованы и сумели адаптироваться к условиям среды, официально объявленной родиной марксизма-ленинизма, и именно в этой среде самым парадоксальным образом ислам является самой мощной и самой действенной религией.

Предлагаемую работу можно по праву считать новаторской: значительным достижением в области методологии является то, что, находясь за пределами недоступной для них страны, авторы проводили свое исследование, имея в своем распоряжении нередко противоречивые свидетельства очевидцев; они опирались также на советские источники, имевшие зачастую неизбежно враждебный характер. Знание среды, в которой действовали мусульманские братства, позволило авторам, вопреки многим трудностям, провести анализ, характеризующийся в одинаковой мере проницательностью и объективностью.

Александр Беннигсен, работавший ранее в университете Чикаго, и Шанталь Лемерсье-Келькеже являются в настоящее время профессорами Высшей школы социальных наук в Париже, специалистами по истории мусульманских народов СССР, пользующимися мировой известностью. В этой связи немаловажно отметить, что впервые настоящая книга, написанная по заказу государственного департамента, вышла на американском английском языке.

Предисловие (авторов книги)

Я бродил, охваченный огнем желания, И любовь обагрила меня кровью.
Юнус Эмре, суфийский поэт XIII века.
Слабость и трусость никогда никого не спасали.
Имам Шамиль
(накшбандийский шейх, 1848).
Я вью веревку, дабы накинуть ее на инженеров, студентов, интеллигентов, в общем, всех тех, кто пишет слева направо.
Узун Хаджи (накшбандийский шейх, 1920).

Как большинство мистических течений, мусульманский мистицизм имеет два облика: индивидуальный поиск Бога и строгая коллективная и суровая дисциплина священной войны. Эти два аспекта суфизма в регионах Центральной Азии и Кавказа неразрывно связаны между собой. И хотя в этой книге авторы рассказывают только об одном аспекте суфизма - джихаде (борьбе против неверных и против лжемусульман, использующих суфизм), о мюридизме Шамиля и Узун Хаджи, традиции мистической любви к Ахмеду Яссауи (Йассауи), Юнусу Эмре живы и поныне.
Суфизм в современном Советском Союзе, отчаянно и победно борющийся против нашествия марксистско-ленинского атеизма, продолжает жить, потому что истоки этой мистической любви не иссякли.

Настоящая работа не является трудом по исламологии. Она не посвящена изучению мусульманской мистики. О таком подходе даже невозможно вести речь в настоящий момент из-за почти полного отсутствия контактов с кругами верующих в Советском Союзе. Это тем более не исследование истории крупных мусульманских братств, существующих на территории Советского Союза. Такого рода глубокие исследования уже сделаны такими авторами, как Анн-Мари Шиммель, Хамед Алгар, Спенсер Тримингэм и другие.

Мы ставили перед собой более скромную задачу - дать оценку сегодняшней ситуации и определить ту роль, которую могут сыграть суфийские братства в духовной, культурной и политической жизни мусульманского населения СССР. Исследование не претендует на полноту охвата проблемы, так как в силу объективных причин оно проведено только на основании советских источников, в основном на базе анализа антирелигиозных работ пропагандистского плана, свидетельствующих о недоброжелательном отношении к суфизму авторов, которые не понимают сути того, с чем борются. В части, касающейся сравнительно более позднего периода, то есть после декабря 1979 года, периода советского вторжения в Афганистан, нами были использованы устные свидетельства иностранных граждан (среди них было много мусульман), посетивших советскую Центральную Азию.

Введение

В шестидесятые годы ХХ века ссылки на "параллельный ислам" и суфийский ислам стали регулярно появляться в советских публикациях. Вначале эти ссылки ограничивались Северным Кавказом, затем в семидесятые годы они стали касаться Центральной Азии, а после 1979 года их число резко увеличилось в связи с победой исламской революции в Иране и ростом влияния фундаменталистов в афганском Сопротивлении.
Сегодня почти все советские публикации об исламе содержат один или несколько разделов, рассказывающих о консервативных течениях фундаменталистов и суфийских братствах. Выражения "параллельный ислам" или "ислам вне мечетей", используемые в этих публикациях (выражения "исламский фундаментализм" либо "исламский интегризм" никогда в них не употребляются), охватывают широкий спектр течений и движений, объединяющих консервативных верующих самых разных тенденций и происхождений, которые движимы общим желанием сохранить религиозную основу своего общества и некоторые аспекты "мусульманского образа жизни". Их объединяет также более или менее выраженное чувство враждебности к русским, которые вызывают у них двойное чувство ненависти - как завоеватели и как неверные безбожники. Определенная часть этих убежденных верующих входит в суфийские братства. Но не все суфии Советского Союза являются консерваторами либо явными противниками советского строя. Так, бывший муфтий Ташкента Зияутдин Бабаханов, видный член номенклатуры, очень лояльный, по крайней мере, внешне, к советскому строю, был адептом (последователем) накшбандийского тариката.

В некоторых крупных регионах Центральной Азии, в частности Узбекистане и Таджикистане, суфизм был меньше политизирован, чем где-либо, и сегодня он играет определяющую роль в интеллектуальной, социальной и политической жизни мусульманского общества. Зато в Киргизии и Туркменистане, частично в Казахстане и на Северном Кавказе суфийские ордены являются своего рода "мечом" в руках неорганизованного диссидентского течения мусульманских фундаменталистов. Их роль сравнима, при сохранении всех пропорций, с ролью большевистской партии в отношении еще неорганизованного в первые годы советской власти русского пролетариата. (...)

Суфизм, технический корпус, служивший для мистического продвижения адептов к Богу, появился в первые века зарождения ислама. Вначале это был чисто индивидуальный опыт, основанный на личном отношении ученика (мюрида) к учителю (шейху, мюршиду, пиру, устаду, ишану), который брал на себя ответственность за свое продвижение по пути, ведущему к Богу.
Когда в XII веке впервые в истории мусульманского мира над исламом нависла угроза со стороны неверных завоевателей (каракитаи - с Востока, крестоносцы - с Запада), суфизм взял на себя роль защитника веры и превратился в массовое народное движение. В этот период появились первые суфийские братства (тарикаты), объединившие адептов вокруг учителя. Их связывали обязательные для всех нормы, регламентирующие каждую минуту их жизни. Адепт, принятый в братство после упрощенной церемонии приобщения, жил в тесном контакте со своим учителем и другими адептами до тех пор, пока не достигал высокого уровня мистических знаний и пока не получал разрешения покинуть учителя и идти самому обучать новых учеников.

Центральная Азия, являющаяся острием исламского мира, оказавшись лицом к лицу с неверными завоевателями, стала одним из самых активных регионов распространения суфизма. Несколько наиболее известных суфийских братств были основаны в Туркестане, в частности, Кубравийя и Яссавийя в XII веке и Накшбандийя в XIV веке. Все три братства сыграли первостепенную роль в смутный период монгольского нашествия. После обращения монгольских монархов в ислам суфийские ордены продолжали быть важным социальным и политическим фактором, представляющим народный облик ислама в противовес официальной иерархии улемов. Позже, в XVII веке, суфийские ордены, преимущественно Накшбандийя, вновь вернулись к своей исторической роли защитников веры, ведя священную войну против ойратских буддистских завоевателей, наступавших из Джунгарии, и волжских калмыков. В XVIII и XIX веках с приходом русских суфийские ордены стали действовать в трех направлениях:
1) Там, где не было угрозы наступления завоевателей, - Бухарском эмирате, Кокандском и Хивинском ханствах, где исламский характер вероисповедания жителей не подвергался опасности даже со стороны завоевателей, - суфийские ордены стали очень важным элементом официальной организации общества. Они были богаты и процветали, они были элитарны и пронизаны духом консерватизма (если не сказать, застоя), они не были воинственны, более того, были настроены лояльно к любому правящему режиму. Когда русские завоевали Туркестан, они встретили слабое сопротивление со стороны суфийских братств. Сегодня в этих регионах (Узбекистане и Таджикистане) советская администрация все еще пользуется плодами отсутствия того сопротивления. Она даже сумела кооптировать видных представителей суфийской элиты. Так, писатели Садреддин Айни, Лахути и Турсун-заде, до революции бывшие адептами тариката Накшбандийя, оказались в числе первых мусульман Туркестана, вступивших в коммунистическую партию.

2) В стране татар на Средней Волге, завоеванной русскими в середине XVI века, где все сферы мусульманского общества, включая интеллектуальную, оказались под угрозой из-за присутствия русских в подавляющем большинстве, где мусульманское общество из-за своей слабости не сумело оказать вооруженного сопротивления, суфийские ордены сыграли главенствующую роль в интеллектуальном возрождении мусульман в XIX веке. Накшбандийские шейхи Абу-Наср Курсави, Шихабеддин Маржани, Ризаэддин Фахреддин и многие другие были инициаторами джадидского реформистского движения.

3) В регионах, где русские завоеватели встретили народное сопротивление, - Северном Кавказе, туркменских степях, Ферганской долине - Накшбандийя, которая никогда не проявляла себя в этих краях как исключительно элитарный орден, а сохранила свой глубоко народный характер, вела священную войну против русских. Ее действия были сравнимы с той ролью, которую сыграли суфийские братства в тот же период в Северной Африке против французов, на острове Ява - против голландцев, в Пенджабе - против сикхов и британцев, и Синьцзяне - против китайцев. В этих регионах (Центральной Азии и Кавказе) суфийские тарикаты продолжали вдохновлять либо участвовать в разных формах сопротивления мусульманского населения против русского и советского присутствия.

Если в таких мусульманских регионах, как Иран, Афганистан, Турция, арабские страны, различные течения и организации фундаменталистов являются независимыми и нередко пребывают в оппозиции к суфизму, то в Советском Союзе оба течения - фундаментализм и суфизм - часто (но не всегда) объединяются, а в некоторых случаях, как, например, на Северном Кавказе, суфийские ордены сумели взять под свой контроль фундаменталистские течения и даже движения национального сопротивления, берущие свое начало с конца XVIII века и действующие по сегодняшний день (последнее, наверное, вновь стало очевидным с началом чеченской войны. - "ДН").

В Российской империи первые проявления мусульманского фундаментализма, вызванные желанием возврата к первоначальному, чистому и нетронутому исламу, после провала попыток джадидов найти в русской и западной моделях средство для спасения ислама, появились в конце XIX века. Вначале это было небольшое течение под названием "кадымисты" ("сторонники прежнего ордена"). Главы этого течения, находившиеся в оппозиции к джадидскому реформизму, не были суфиями, и их влияние на интеллектуальную жизнь мусульманского общества России было первоначально незначительным. Кадымизм возродился после революции, когда джадидизм, либеральная и демократическая форма выражения ислама, исчез с политической сцены советского ислама, а марксизм-ленинизм стал единственной и обязательной политической доктриной. Но уже в шестидесятые годы, после смерти Сталина, фундаментализм обрел реальную значимость. В тот период представители мусульманской интеллигенции стали проявлять интерес к своему прошлому в надежде отыскать моральные и интеллектуальные корни иного порядка, отличающиеся от идеологии русских марксистов или же полностью обанкротившейся идеологии своих предков-джадидов, живших в XIX веке. В поисках потерянного наследия, проявляя робкие попытки избавления от официальной доктрины марксизма-ленинизма, они открыли для себя среди прочих ценностей наследие суфизма не только в его художественном и мистическом проявлении, но также в его воинствующей форме, в особенности наследие кавказского накшбандийского братства, которое к тому времени было отмечено двухвековым периодом сопротивления русскому и советскому правлению. Именно тогда (в период между смертью Сталина и падением Хрущева) советские обозреватели обнаружили, что суфийские братства живы, что они лишь находились в подполье и теперь вышли из него. Вполне логично, что оба течения - интеллектуальный фундаментализм, глубоко осевший в прошлом, но неоформившийся, а также суфизм, широко распространенный и хорошо организованный, имеют общие цели. Первое течение предоставляло обществу интеллектуальную основу, а второе вносило элемент дисциплины, организованности и самоотверженности. Их соединение представляет собой то, что в советских источниках называется "параллельным исламом".

Продолжение, пожалуйста, в следующем номере

Перевод Бахыт САДЫКОВОЙ,
комментарий Махамбет АУЕЗОВА

30 декабря 2005 г. № 50 (678)