Уходящий 2005 год в мировой политике, как и прежде, во многом определялся Соединенными Штатами. По крайней мере, любой шаг Вашингтона привлекал к себе пристальное внимание друзей и недругов США. Америка по-прежнему находится на вершине своего геополитического могущества. Но внимательный анализ внешней политики "последней супердержавы" и ее действий на международной арене подсказывает: что-то не так в "сияющем граде на холме"

Это сравнение (из Библии) Америки принадлежит Збигневу Бжезинскому, который, как и ведущие американские стратеги и экс-политики Г. Киссинджер, С. Хантингтон, Ф. Фукуяма, озабочены будущим своей страны и ее международной репутацией. Они первыми в последние годы забили тревогу, что США скатываются на международной сцене к своеобразной изоляции. Особенно это заметно при изучении внешней политики Соединенных Штатов. Давайте присмотримся к тому, как ведет свои иностранные дела Америка и как это сказывается на ее международном имидже.

Этот год был первым во втором президентстве Джорджа Буша. Обычно в американской политике такой год становится фундаментом для всего последующего срока. Однако создается впечатление, что Буш и его администрация проводили политику так, как будто их легислатура подходит к завершению. Действительно, основные цели и задачи этой команды были обозначены в период между 11 сентября 2001 года и второй половиной сентября 2002-го, когда была принята новая Стратегия национальной безопасности. Цель была ясна – борьба с международным терроризмом, которая предполагала более широкий геополитический контекст. Задачи в основном предполагали необходимость использования силовых методов для достижения главной цели – укрепления национальной безопасности США, что предполагало широкое военно-стратегическое и геополитическое присутствие Америки во всех стратегически важных регионах планеты, в том числе и в Центральной Азии. Достигнута ли эта цель?

Между идеологией и прагматизмом

При изучении внешней политики США в последнее время бросается в глаза ее противоречивость, сочетание рационального и взвешенного подхода с идеологически ангажированными, порой агрессивными и самонадеянными действиями, которые раздражают их союзников и дают повод противникам обвинять Соединенные Штаты в великодержавном и одностороннем подходе к мировым делам. Такая противоречивость является прямым следствием раскола в американском политическом истеблишменте, который отнюдь не представляет собой монолитное сообщество единомышленников. И хотя правящая администрация по идее должна действовать как единая в политическом и идеологическом смысле команда, раскол в стратегическом сообществе Америки и – шире – в самом обществе по поводу того, какой должна быть внешняя политика страны, в той или иной мере сказывается и на действиях Соединенных Штатов.

Это противоречие имеет и институциональный аспект. Дело в том, что на внешнюю политику США помимо непосредственно ответственных ведомств – Государственного департамента и Совета национальной безопасности – оказывают сильное влияние конгресс, СМИ общественное мнение (через систему лоббистских и неправительственных организаций). Кроме того, с 2001 года чрезвычайно возросло вмешательство в процесс формирования внешней политики Министерства обороны, что в принципе объяснимо с учетом того, что США с конца 2001 года фактически находятся в состоянии войны.

Мнение, что в администрации Дж. Буша доминируют так называемые "неоконы" (неоконсерваторы Чейни, Рамсфельд, Вулфовиц) с их агрессивно-мессианским подходом к международным делам и роли США в мире, уже стало устоявшимся стереотипом. Действительно, 11 сентября стало звездным часом неоконов, которые сумели использовать это событие для реализации широко идущих геополитических планов в Афганистане и Ираке, в Центральной Азии и на Ближнем Востоке, в Европе и Евразии. Но со временем, как подмечают внимательные наблюдатели, их влияние на политику Дж. Буша стало падать. В чем же смысл идеологических разногласий в американской стратегической элите?

На этой почве сталкиваются два и более течений политической мысли. Так называемые "реалисты" и "палеоконсерваторы" едины в неприятии социальной инженерии США в глобальном масштабе. Им противостоит альянс так называемых "агрессивных" вильсонианцев и неоконсерваторов. Последние верят в то, что Америка должна продолжать стратегию глобальной демократизации. Соответственно, каждый лагерь предлагает свой рецепт. Неоконы убеждены, что США должны применять старый набор инструментов, в основном военно-политических. Более умеренные реалисты считают, что необходимо проводить более сдержанную политику там, где это позволяют национальные интересы. Но оба лагеря в большей или меньшей степени подвержены идеологическому (и религиозному!) мессианскому комплексу судьбоносной роли Соединенных Штатов. Фактически, это спор о методах и способах достижения главной цели, но не о ее сути.

Раскол среди тех, кто непосредственно отвечает за реализацию внешней политики Америки, проходит по линии "идеалисты" и "прагматики". Первые, а это влиятельнейшие персоны в администрации, начиная с вице-президента, Пентагоне и Конгрессе, являются прямым продуктом неоконсервативной идеологии в ее искаженном практическом применении. "Прагматики" широко представлены в Госдепе, частично в армии (на местах), спецслужбах и т. д., то есть там, где необходимо непосредственно реализовывать внешнеполитические и военно-стратегические задачи. Эта большая группа практиков считает, что нужно действовать в стиле Realpolitik, а это подразумевает: цель оправдывает средства, стабильность важнее демократии, безопасность – политических штампов.

Эти фундаментальные противоречия отчетливо проявились при реализации внешнеполитического курса США в 2005 году. Возьмем, например, две основные болевые точки внешней политики Америки на нынешний момент – Ирак и Афганистан. В отношении первого доминирует упертый, идеологизированный подход: построить демократию (как ее понимают в Белом доме) любой ценой, несмотря на все внутриполитические и международные издержки. Вашингтон упорно продолжал линию на строительство "второго Ирана": властные структуры последовательно подстраивались под шиитское большинство, а прежняя суннитская элита последовательно отстранялась от новых институтов. В результате сегодняшний Ирак является территорией гражданской войны "всех против всех". В 2005 году американское правительство сделало все для формирования первого в арабской истории шиитского государства и приблизило к реальности возникновение на географических картах Курдистана. Все это может обернуться серьезной политической дестабилизацией ситуации в регионе уже в 2006 году.

Правда, в последнее время стали раздаваться голоса "прагматиков", которые призывают подключить к государственному строительству в Ираке бывшую баасистскую, суннитскую элиту. И совсем другое мы наблюдаем в поведении американцев в Афганистане. По сути, они делают там прямо противоположное своей иракской политике. То есть американские представители, военные и спецслужбы в Афганистане полностью приспособились к существующим реалиям, стараются "не тревожить осиный рой": не нарушать баланс сил, не уничтожать наркоиндустрию, не разоружать и не пытаться контролировать региональных лидеров и т. д. А всю грязную работу стараются сбросить на своих европейских союзников по НАТО. Очевидно, в данном случае возобладал прагматический подход.

Это противоречие можно объяснить только одним: в Афганистане США достигли поставленных задач, носивших преимущественно геополитический и стратегический характер (разгром одиозного режима и устранение непосредственной угрозы, размещение баз). В Ираке ставки выше: Соединенные Штаты должны показать всему миру, как реализуется модель строительства "Большого Ближнего Востока". Поэтому провал или успех иракской политики приобретает для Вашингтона принципиальное, даже больше, чем идеологическое значение. Тем более что ситуация в Ираке тесно связана с ближневосточным конфликтом, безопасностью американского союзника Израиля и противостоянием Ирану.

Две линии

Политика Соединенных Штатов на пост-советском пространстве также несет на себе печать противоречий между идеологическим и прагматичным подходом. Отношения с Россией остаются для администрации и лично для президента Буша уязвимым местом, по которому его регулярно бьют политические противники. В 2005 году можно было наблюдать контраст между яростной антироссийской кампанией, развязанной рядом влиятельных американских СМИ, и относительно сдержанной позицией Белого дома.

При этом личные отношения между Дж. Бушем и В. Путиным имеют свою специфику: они дружественные и доверительные. Можно сделать вывод, что российская политика нынешней администрации базируется на здравом фундаменте. Фактически в Белом доме верх взяла единственно возможная стратегия постепенного "встраивания" России в западное сообщество, а не деструктивный курс на ее изоляцию. Об этом открытым текстом заявил в Брюсселе в феврале 2005 года американский президент. В то же время администрация подвергается постоянному прессингу за свою политику в отношении Москвы. Вследствие того, что российская сторона резко активизировала свое присутствие в ближнем зарубежье, в некоторых кругах усилились призывы "дать отпор антидемократическим тенденциям" во внешней и внутренней политике России. Обращение ШОС в июле 2005 года с требованием к Соединенным Штатам и их союзникам назвать точную дату вывода своих войск из Центральной Азии еще больше подлило масла в огонь.

На этом фоне вызывает удивление та сдержанность, которую проявила республиканская администрация, выступившая против инициативы некоторых американских законодателей об исключении России из Большой Восьмерки летом этого года. На защиту России грудью встала госсекретарь США К. Райс, которая подчеркнула, что очень важно не допустить изоляции России. Критики упрекают Буша, что все отношения между США и Россией сведены исключительно к личным отношениям между ним и Путиным и развиваются по самой примитивной схеме: "что вы можете дать нам и что мы дадим в ответ" – и так по каждой глобальной проблеме. Апофеозом таких отношений стало подписание Соглашения об ограничении распространения переносных зенитных ракетных комплексов в Братиславе в феврале 2005 года (принципиально важное для США, сталкивающихся с "ассиметричной", партизанской войной).

Среди примеров здравого подхода администрации во внешней политике помимо отношения к России можно назвать позицию, которую занял Вашингтон в отношении Казахстана. По сути дела, США встали в 2005 году перед дилеммой: раздуть "оранжевую революцию" или поступить по принципу laisser faire (оставить все как есть). В Вашингтоне подумали и выбрали второй вариант. Эту идею озвучил главный редактор журнала "Ньюсуик" Ф. Закариа, провозгласивший, что экономическая модернизация, проводимая автократическим режимом, предпочтительнее "нелиберальной демократии", дестабилизирующей положение в стране, не имеющей укоренившихся демократических традиций.

Но
> "в отношении Узбекистана Вашингтон после известных майских событий в Андижане продемонстрировал жесткую бескомпромиссность и принципиальную твердолобость, которая в конечном счете стоила американцам потери своего стратегического присутствия в этой стране. Тот же идеологизированный подход Вашингтон проявляет в отношении тех постсоветских государств, которые пережили "цветные революции", и его не смущает, что уровень коррупции в этих странах обратно пропорционален степени "демократизации", что реального строительства демократии не происходит. Но прагматичный подход не позволяет США настолько забыться, чтобы поставить под угрозу свои отношения с Россией.

Запутанные и противоречивые действия США в отношении тех или иных стран СНГ находятся под прямым воздействием столкновения двух линий: Пентагона и Госдепа. Первый предпочел бы, с учетом американских стратегических интересов, закрывать глаза на нарушения прав человека и отсутствие демократии в таких государствах, как Узбекистан. Госдепартамент, в котором хватает своих прагматиков, зачастую вынужден формировать политику под давлением Конгресса. В результате Ташкент оказался в полной обструкции на Западе (но компенсировал это сближением с Россией и Китаем).

На трезвую голову

В отношении своих ближайших союзников в администрации к началу 2005 года возобладал трезвый подход. Стало ясно, что наступило время улучшить отношения, которые были, как казалось многим, безнадежно испорчены во время иракского кризиса 2003–2004 годов. И американцы встретили понимание со стороны европейских лидеров. А поводом для трансатлантического сближения стали известные события на Украине в конце 2004 – начале 2005 года. То есть благодаря совместной и согласованной поддержке "оранжевой революции" со стороны США и Евросоюза стало возможным исчезновение прежней пропасти. Причем создавалось впечатление, что союзники действуют в поддержку В. Ющенко нарочито демонстративно. Дальнейшие события только подтвердили это подозрение.

Формально примирение состоялось в феврале 2005 года в ходе европейского турне Дж. Буша. В то же время базовые противоречия между американцами и европейцами никуда не исчезли. Они по-прежнему придерживаются принципиально отличных взглядов на принципы мироустройства. Государства Европы уважают нормы международного права, в то время как Соединенные Штаты применяют их избирательно. Американцы рассматривают военную силу как "последний аргумент", европейцы – как крайнее средство; американцы ставят во главу угла борьбу с терроризмом, европейцы – проблемы развития и мира.

Уже в самом конце этого года разразился скандал в связи с тайными тюрьмами ЦРУ на территории стран ЕС. Надо сказать, что этот конфликт, если он не получит неожиданное продолжение в следующем году, просто может сойти на нет. Вашингтон дал понять, что, может, тюрем и не было, но сажать террористов ЦРУ все равно будет. Помимо этих вопросов в американо-европейских отношениях остаются традиционные спорные точки: вступление Турции в ЕС, судьба НАТО, торговые эмбарго, Киотский протокол и прочая "мелочевка", которая стала уже давно непременным атрибутом атлантических столкновений.

Как иронично отмечал директор Центра европейской политики в Брюсселе Ф. Камерон, существует (у американских стратегов) только один взвешенный подход к США: Америка должна руководить, остальные – подчиняться. Европейцев раздражает такая особенность американской политической жизни, как влияние Конгресса, в котором усиливаются две взаимодополняющие тенденции: потеря в целом интереса к международным делам и укрепление взгляда на мир как на продолжение Соединенных Штатов – американские законы являются преобладающими и в других странах. Тем не менее в уходящем году США постарались, насколько возможно, сблизить свои позиции с европейцами. Так, в отношении Сирии и Ирана Вашингтон действовал в унисон с союзниками. Но это не было заслугой американских политиков, а произошло скорее благодаря ошибкам сирийского и иранского руководства.

Относительно сдержанной и взвешенной была политика Соединенных Штатов в важнейшем для них Азиатско-Тихоокеанском регионе. Американская администрация выступила против снятия запрета Евросоюза на продажу оружия Китаю, мотивируя это опасностью "нарушения стратегического баланса" в регионе Юго-Восточной Азии. Опасения США резко возросли после принятия китайским парламентом "Закона о сецессии", допускающего силовые действия против Тайваня в случае объявления последним формальной независимости и решения Пекина об увеличении на 12,6 проц. военного бюджета. В течение всего года основные усилия США на китайском направлении сводились к тому, чтобы побудить Пекин к прямым переговорам с тайваньскими "сепаратистами". В то же время в условиях нарастания грозовых туч в Восточной Азии Вашингтон предпринял усилия по укреплению традиционного американо-японского стратегического союза. США дали понять, что поддерживают включение Японии в постоянный состав СБ ООН.

Другой головной болью Вашингтона в этом году, хотя эта тема мало освещалась в СМИ, была ситуация вокруг ядерного потенциала американского союзника Пакистана. В самом начале года эксперты Национального разведывательного совета США предположили, что в пакистанском обществе могут возникнуть радикальные исламистские организации, нацеленные на свержение светского режима П. Мушараффа. В Пакистане же преемниками нынешней государственной власти могут оказаться радикальные исламисты. По-видимому, Вашингтон приложил определенные усилия на этом направлении, так как в мае Исламабад согласился сотрудничать с МАГАТЭ и США и передавать им образцы своих ядерных материалов.

США расширили и закрепили свой предыдущий "прорыв" на индийском направлении. Визит К. Райс в Дели в марте стимулировал двустороннее сотрудничество в таких сферах, о которых ранее не приходилось и мечтать: атомная энергетика, военная авиация, космос. Это разительно контрастирует с американскими опасениями в отношении Пакистана. Фактически, в этом году мы наблюдали отказ от традиционной стратегии США в Южной Азии, господствовавшей десятилетия и базировавшейся на поддержании военного баланса в регионе между Дели и Исламабадом. Райс даже намекнула, что США когда-нибудь в будущем поддержат претензии Индии на кресло в Совбезе.

Национальная небезопасность

Несмотря на титанические усилия по укреплению собственной безопасности, многие наблюдатели отмечают, что национальная небезопасность (как самоощущение на общенациональном уровне) – это норма для современной Америки. Администрация Буша взяла решительный курс на наращивание военной мощи США и обеспечение внутренней безопасности. В 2005 году военные расходы достигли беспрецедентного уровня – 450 млрд. долл., а в последующие несколько лет останутся на этом уровне и даже возрастут.

Так куда движется американская внешняя политика? В июне 2005-го в Москве выступал с лекциями Роберт Кеннеди, руководящий сотрудник министерства обороны США и профессор Колледжа международных отношений Технологического института Джорджии, с горечью констатировавший, что у США остается меньше друзей и появляется больше врагов. То есть его диагноз: Америка все больше превращается в "одинокую сверхдержаву". Это геополитическое одиночество проистекает как из современного уникального положения Америки на вершине геополитического могущества, так и традиционного подхода Вашингтона к мировым делам, когда США не утруждают себя, чтобы прислушиваться к мнению других и часто просто навязывают свою точку зрения союзникам и партнерам, игнорируя альтернативные. Уходящий 2005 год только подтвердил эту тенденцию буквально на всех основных направлениях мировой политики.

Прогнозируя внешнюю политику США на следующий год, важно ответить на следующий вопрос: насколько сильным останется влияние Пентагона на ее формирование? После 11 сентября 2001 года оно было экстраординарным даже для условий полувоенной мобилизации, в которых жили в это время США. По некоторым признакам, эра неоконов заканчивается. В следующем году акценты во внешней политике США будут меняться. Скорее всего, на первый план выйдет "иранский вопрос". Отношения с такими странами, как Россия и Индия, потеряют прежнюю актуальность. Северную Корею оставят в покое, а отношения с Китаем перейдут в "замороженную стадию". Возможно, Вашингтон начнет еще больше внимания уделять Европе. И можно уверенно предположить, что Центральная Азия не выпадет из поля зрения американских стратегов.

Но с полным основанием можно утверждать, что в следующем году Ближний Восток, и в первую очередь Ирак, останется вынужденным приоритетом внешней политики США. Ясно также, что американские войска в следующем году из Месопотамии не уйдут. Но дело еще в другом. Как писала одна швейцарская газета: "Весь мир для Америки – это один огромный Ближний Восток".

Мурат Лаумулин
Алматы
№25 (161) 28 декабря - 17 января 2005