Рустам Хамдамов: "Аполитизм – тоже определенная идеология" 09:41 28.03.2006
Рустам Хамдамов: Радикализм у меня в крови Хамдамов – трагическая фигура в русском кино. Великий режиссер, неизвестный публике в силу своего нонконформизма и многолетнего конфликта с кинематографической тусовкой. Короткометражку "Мое сердце в горах" 1967-ого года до сих пор показывают всем студентам, поступающим во ВГИК: учат, как правильно строить кадр. Ленту "Нечаянные радости" в 70-е годы закрыли и передали Никите Михалкову, который сделал на ее основе фильм "Раба любви". "Анна Карамазофф" с Жанной Моро и Петром Мамоновым до сих пор лежит в сейфе у немецкого продюсера. И только сейчас на Гатчинском кинофестивале показали "Вокальные параллели", снятые десять лет назад в Казахстане Хамдамов собирался делать фильм о знаменитом в советские времена контр-теноре Эрике Курмангалиеве. Но, увидев, в каких жутких условиях живут бывшие звезды оперной сцены сейчас, понял: не знает, что снимать. В итоге получился фильм-концерт, который начинается со сцены распевки народных артисток СССР в хлеву. В роли ведущей концерта, произносящей ницщеанские монологи, как приговор этому "миру уходящему", по признанию режиссера, он хотел снимать Наталью Медведеву. Однако в итоге в фильме снялась Рената Литвинова. Казахские заказчики сочли ленту антипатриотичной: увидев, что получилось, они пришли в ярость и испортили негатив. В прошлом году "Вокальные параллели" были показаны на Венецианском кинофестивале в программе авангардного кино. Там фильм произвел сенсацию, но жюри решило: "режиссер слишком свободен, пусть себе и гуляет на свободе". - У фильма "Вокальные параллели" сложная судьба. Как вы думаете, будет ли он широко показан в Казахстане и в России? - Конечно. У него свой путь. Он никогда не будет победоносным. Он будет разлагать общество, постепенно внедряясь как дым, который проходит сквозь щели, где нет плинтуса. Это фильм не на один день, потому что, в сущности, он отвечает на очень многие вопросы. Фильм - притча, литературное эссе на тему уходящей советской культуры. Там сказано: "При советской власти в каждой военной семье было украденное из Германии фортепьяно, и мальчики могли играть этюды". Сейчас этого нет, мальчики предоставлены сами себе. Трудный подросток шел играть в хоккей при советской власти, а сейчас у него один путь – в тюрьму. Конечно, этот фильм в какой-то степени и ностальгия. Хотя в советские времена за мной следили кагэбэшники, меня чуть не ухлопали в тюрьму в Ташкенте, у меня нет зла на то время. Наверное, я бы хотел вернуться назад. Ностальгия – вещь чудовищная. Кстати, она и питает искусство. Стоит только погрузиться в могильные холмы, как тотчас появляется все, что нужно. Один поход на кладбище – и ты сразу возрождаешься, сразу понимаешь, что нужно сделать. - Даже на авангардном показе Венецианского кинофестиваля "Вокальные параллели" вызвали скандал, но не получили приза. Почему? - По рейтингам в Венеции мы были как раз под номером первым. Журналисты поставили нам оценку 8,9 баллов из десяти. Приз мы не получили, и черт с ним. Я знаю, что жюри было разражено. Нас ненавидели. А за что? У меня в крови радикализм, я недавно это обнаружил в себе. В молодости мы все говорили "Питер", а сейчас, когда он стал Петербургом, я все время говорю "Ленинград". Во мне сидит бес противоречия на подсознательном уровне. Если бы у меня было все хорошо, я бы, наверное, удавился. - Вы сознательно выбрали себе судьбу неизвестного зрителю режиссера? Или вас загнал туда мейнстрим нашего кинематографа? - Я думаю, что просто так получилось. Это судьба. Ни о чем не жалею. - Есть ли в планах какие-то новые картины? - Если выживу, конечно, сниму с удовольствием. Очень хочу сделать фильм с Татьяной Дорониной, моей любимой артисткой. Даже сценарий почти готов. - В ваших фильмах все обычно обращают внимание на эстетику. А какова идеология вашего творчества, можно ли ее сформулировать? - Это неправильно, когда про искусство говорят, что у него существует две субстанции – форма и содержание. Существует одна субстанция: ты это делаешь, потому что по-другому не можешь. Я абсолютно аполитичен. Аполитизм – тоже определенная идеология. Я противоречу всегда и всем, и когда пик масс-медиа со всех сторон, я вытащил из сундука изъеденные молью горжетки. Но это и есть самые настоящие горжетки. Вот так и получилось. На контрасте. Не сознательно. - Как вы смотрите на ситуацию в российском кинематографе сегодняшнего дня? Говорят, что он возрождается… - То, что показывают по телевизору, по-моему, тихий ужас. Меня раздражает эта пошлость со всех сторон. Фильмов много, непонятно, где начинается один и заканчивается другой. Они все как единый шар. Что ни отрежь – везде одни и те же артисты. Режиссер говорит: "Актрисой будет сниматься моя жена, потому что все деньги в дом". Мафия сложилась абсолютная. На телевидении двадцать одних и тех же рож – директора каналов, их жены-продюсеры, дети-режиссеры. Возьмите этот "Дозор", ночной или дневной. Сами себя снимают, сами себя восхваляют. Сами и должны погибнуть. От этого же "Дозора". Позор! -Политикой вы не интересуетесь в принципе, или все же следите за тем, что происходит в стране? - Если я буду следить, у меня порвется сердце. Я солидарен с простыми людьми, видя то унижение, ту несправедливость чудовищную, в которой мы живем. Новое поколение абсолютно обездолено. Посмотрите, что творится в провинции. У молодежи ни физкультуры, ни спорта, ни рисования, ни музыки. Все за деньги. И девочки пьют пиво с пяти лет. У нас все кинозвезды были украинки при советской власти. А сейчас они идут в проститутки, учиться не могут. Неприятно. Это вызывает во мне такой ужас и отчаяние, что я могу точно сказать, не будучи политиком: здесь будет гражданская война. И лидер уже где-то подрастает. Он среди тех, кому сейчас 14-15 лет. И станет он лидером, когда ему будет 25-30 лет. На эту несправедливость родится другая несправедливость. Более того. Я думаю, что в стране будет фашизм. И это положительное явление. - Что значит "в стране будет фашизм"? - А это, знаете, когда все тоталитарно объединяются, чтобы что-то переделать. И я думаю, что по сравнению с сегодняшним днем это будет шаг вперед для нации. Поскольку то, что происходит сейчас - это страшно. - А вроде бы рейтинг президента высокий, народ всем доволен… - Не верю. Введена цензура, за народ пишут бумажки. На самом деле народ ничего не соображает, народ быдло. А если он думает, что все хорошо, то погибель этому народу. Это катастрофа – думать, что все хорошо. Вот тут-то и родится лидер, он страшный, грязный где-то подрастает. И он будет фашистом, потому что скажет "Так жить дальше нельзя!"
>"Я вообще никогда не солидарен с теми, кто солидарен. Если здесь будет фашизм, я буду антифашистом, буду в красном шарфике ходить. На самом деле всякий интеллигент должен быть обязательно леваком, в тебе обязательно должен быть бес противоречия. Сказал же однажды Толстой Горькому: "Как же вы собираетесь строить социализм – страну без противоречий, ведь колосок в руке не сдвинется, если вы не будете его тереть". Колосок движется, когда есть трение, когда есть борьба. Конечно же, всегда нужны вершины, которые нужно постигать. Вот недавно в дневниках у Суворина прочел, что Россию больше всего расшатывали Лев Толстой и Иоанн Кронштадтский. Они готовили почву для революции Удивительно точное замечание. И это правильное состояние: всегда нужно расшатывать, в любом случае. Другое дело, что они не хотели дойти до края пропасти, это авантюристы схватили власть – Троцкие и Ленины. А на самом деле расшатывать всегда нужно. Как только штиль – процветает мещанство страшное, что и происходит сейчас у нас.
спрашивал Admit
№295 за март 2006
|