России мало быть консерватором, ей необходимо предложить консервативную модель развития.

>Если в ближайшее время Россия не изменит свою стратегию и не переосмыслит свою политическую миссию на постсоветском пространстве, ее ожидает не просто сокращение влияния на страны СНГ, а коренное изменение ее роли и статуса на территории бывшего Советского Союза. Фактически из регионального лидера РФ может стать просто самым крупным государственным образованием. И далеко не самым успешным с точки зрения экономического и социального развития. Это в свою очередь повлечет кардинальное переосмысление роли России на глобальном уровне. Наметившееся в 2000-е гг. сокращение российского влияния в СНГ уже сейчас способствует превращению России из "смотрящего" за экс-советской территорией в "главноуговаривающего" лидеров строптивых непризнанных образований. Если этот тренд продолжится и далее (а пока никаких оснований для "коренного перелома" ситуации не наблюдается), то, скорее всего, из страны, председательствующей ныне в G-8, Российская Федерация превратится в неудобного партнера для Запада. Главная причина столь негативного сценария заключается в "застойной стратегии", которой продолжает придерживаться российская элита, как во внутренней, так и во внешней политике.

Сегодняшнюю стратегию России в СНГ можно определить как стратегию сдерживания. Сегодняшняя миссия Москвы на постсоветском пространстве сводится к попыткам любой ценой стабилизировать ситуацию. Стабилизация - ключевое понятие сегодняшней российской политики в СНГ, ее квинтэссенция. Такие понятия, как развитие, прогресс, демократия, отсутствуют в российском политическом лексиконе и отданы на откуп США и странам Евросоюза, преследующим в СНГ свои корыстные интересы. Инструментально такая миссия реализуется через поддержку только действующих "партий власти" и действующей власти вообще, а также через отказ от диалога с оппозицией. Сегодня такого рода сценарии реализуются во взаимоотношениях РФ с Белоруссией, Узбекистаном, Казахстаном, Таджикистаном, Туркменией и в гораздо меньшей степени с Арменией, Азербайджаном и непризнанными государствами. Однако, поддерживая действующие режимы, Кремль не работает со вторым и третьим эшелонами власти в этих государствах, а значит, лишает себя страховки от неожиданностей в случае внезапной смены высшего руководства.

В тех случаях, когда поддержка действующей власти и курса на стабилизацию терпит фиаско, например, в результате очередной "цветной революции", российская дипломатия и вовсе отказывается от какой-либо серьезной работы внутри страны, переживающей смену власти, и не помышляет о стабилизационном реванше. Это касается в первую очередь разработки оппозиции, выявления и активизации слоев, недовольных новым постреволюционным режимом. В результате, сегодня не возможно найти пророссийских политиков в Молдове, Грузии и Украине. Однозначно прокремлевскую позицию занимают откровенные маргиналы: очевидно, что политический вес таких политических фигур, как Игорь Георгадзе или Наталья Витренко не сопоставим с силой и влиянием оппозиционных, но никак не однозначно пророссийских, политиков, как Виктор Янукович или Давид Бердзенишвили.

Даже если "ценой вопроса" становится поддержка репрессивных действий режимов против оппозиции, то Москва всегда готова "переборщить". На Западе президент Белоруссии Александр Лукашенко рассматривается как "вассал России". В таком качестве его пытаются представить и в Кремле. Однако "вассалу" можно и нужно было бы попенять за такую топорную работу, которую он и его подопечные провели в Минске после президентских выборов. Между тем, в Белоруссии власть без всякого административного ресурса и милицейских эксцессов могла мобилизовать лояльный электорат, одержав победу в первом же туре. Но белорусский "батька" привык работать с размахом – ему потребовалась победа с 80% преимуществом. В результате в стране был спровоцирован серьезный политический кризис, негативно сказавшийся и на международной репутации России.

Никто не стал бы критиковать стратегию сдерживания и миссия "стабилизатора СНГ", если бы они приносили России политические дивиденды, укрепляли ее влияние, минимизировали риски и издержки. Ориентация на "застой" и безоговорочную поддержку действующей власти приводит к тому, что Москва теряет, и во многом уже потеряла, перспективных и потенциальных союзников среди сторонников модернизации и политических перемен. Именно за ними, а не забывшими первыми секретарями и членами Политбюро республиканских ЦК, политическое будущее в постсоветских странах. Именно они в скором времени станут президентами, главами правительств и министерств в своих государствах. Но фокус в том, что они не чувствуют своей связи с Россией и тем более зависимости от нее. Россия рассматривается ими не как серьезный партнер, а как заступник и покровитель коррупции и нетранспарентности сегодняшней власти. При этом их ожидания в отношении помощи Запада наивны и явно завышены, но их можно понять: что такое брюссельская бюрократия и американская политкорректность в их худших проявлениях, они еще не знают, а вот, что такое кремлевская дружба, известно всем.

Однако главная проблема заключается в том, что и пророссийски настроенные политики из числа противников "цветных революций" - на самом деле прагматичные эгоисты, вовсе не желающие удовлетворять любую прихоть Кремля. Более того, России постоянно приходится сталкиваться с "неблагодарностью". Так, лидер Армении Роберт Кочарян сумел в период подготовки конституционного референдума в ноябре 2005 года стать большим европейцем, чем его самые оголтелые оппоненты, наладив в обход России эффективное взаимодействие с Советом Европы. Ильхам Алиев несмотря на поддержку со стороны России на парламентских выборах-2005 не отказался ни от выхода из ГУАМ, ни от стратегического характера партнерства с США. Сапармурат Ниязов откровенно и демонстративно попирает права русских, а Ислам Каримов, уже единожды "изменявший" России с США готов к новой "измене".

Москва в своей политике на постсоветском пространстве фактически воспроизводит практику Российской империи и Священного Союза в период после наполеоновских войн. Поддержку получают только те режимы, которые не имеют "революционного происхождения". Революционеры не имеют доступа "ко двору". Однако в сегодняшних условиях у РФ нет ни ресурсов империи, ни поддержки сос стороны великих держав. Ограниченность подобной стратегии понимал даже Александр III, пошедший на союз с республиканской Францией под звуки "Марсельезы" - ради стратегических интересов России.

Сегодняшняя российская элита не в состоянии осознать простейшие истины. Во-первых, целью российской внешней политики в СНГ является не поддержка корумпированной партноменклатуры, а следование интересам России. Во-вторых, если политика Кремля нацелена на эффективный результат, она не может противопоставлять стабильность и развитие (читай модернизацию). Следовательно, миссия России не может сводиться к "замораживанию" и "сдерживанию". Она должна поощрять модернизацию, которая может стать основополагающей предпосылкой и для стабильности, и для демократии. Сама по себе стабильность без поддержки процессов развития как раз и ведет к революционным обвалам по-грузински и по-киргизски (и, кстати, по-узбекски, если говорить об Андижане), с последующим вытеснением России.

Процессы модернизации в странах СНГ могут идти разными путями. Главное, чтобы при любом раскладе происходило поступательное развитие, а не превращение страны в тихое авторитарно-коррупционное болото. Содействие особому типу модернизации, когда институциональные изменения в экономике, власти и обществе идут впереди отвлеченных формально-юридических схем, взятых из американских учебников по демократии, могло бы стать реальной миссией России в СНГ. В противном случае саму Россию придется модернизировать по образу и подобию новых "смотрящих" за одной шестой частью суши.

Сергей Маркедонов -
заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа.

17.4.2006