24 апреля начался двухдневный официальный визит президента Кыргызстана Курманбека Бакиева в Россию. Главные темы его переговоров в Москве касаются расширения связей в области экономики и региональной безопасности. Оба направления сотрудничества тесно связаны друг с другом. Отличительной чертой Кыргызстана в системе центрально-азиатской безопасности является дислокация на его территории военных баз России и США. Вместе с тем, Москва и Пекин не скрывают заинтересованности в скорейшем выводе американского контингента из этой республики. Расположенная здесь авиабаза "Ганси" остается единственным военным плацдармом США в Центральной Азии.

Дальнейшая судьба этой базы зависит от готовности Вашингтона удовлетворить требования Бишкека насчет повышения оплаты за ее использование. Об этом заявил Курманбек Бакиев за пять дней до прибытия в Москву. Однако рост экономической активности России и Китая в Кыргызстане может полностью компенсировать республике отказ от финансовых поступлений из Америки. Особенно красноречиво свидетельствует об этом опыт соседнего Узбекистана.

Узбекский опыт

С середины 90-х годов Ташкент считался главным партнером Пентагона в Центральной Азии. Весной 2002 года особый статус Узбекистана был юридически оформлен в рамках двустороннего военно-стратегического союза, заключенного сроком на 25 лет. Однако, в результате соперничества военных и дипломатов в американском руководстве, а также - усилий саудовского лобби, уже в конце 2002 в отношениях Вашингтона и Ташкента началось заметное похолодание. Окончательный разрыв между бывшими партнерами произошел в прошлом году. После майских событий в Андижане, Белый дом подверг резкой критике режим Ислама Каримова. Как следствие, в ноябре Пентагону пришлось демонтировать свою базу в Узбекистане. Еще до того, по ходу ухудшения отношений с США, в 2003-2005 годах Ташкент взял курс на сближение с Москвой и Пекином.

Одновременно, Каримов стал уделять растущее внимание развитию связей со странами Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. В результате, ему в значительной мере удалось компенсировать экономические и политические потери от разрыва с Америкой. С точки зрения узбекского рынка, один лишь Китай сумел в кротчайшие сроки заменить Соединенные Штаты. Так, по официальным данным Госдепартамента США, с 1992 по 2002 гг., по различным государственным и частным каналам, американцы вложили в Узбекистан 592 миллиона 300 тысяч долларов; только в ходе последнего, четвертого по счету, визита Каримова в Пекин (май 2005 г.) были заключены соглашения о привлечении в Узбекистан 1.5 миллиардов долларов китайских инвестиций.

На этом фоне показательно, что ультиматум Бакиева по поводу американской авиабазы прозвучал ровно за день до проведения в Бишкеке заседания кыргызско-российской комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству. Укрепление связей в данной области также фигурирует среди главных тем переговоров Бакиева в Москве. Более того, Кремль в состоянии гарантировать киргизскому президенту то, чего не может обещать ему Белый дом. Речь идет о совместной российско-китайской поддержке в сфере внутренней и центрально-азиатской политики, а также в вопросах безопасности. В свете апрельской активизации оппозиции в Кыргызстане, данный аспект представляется сейчас наиболее важным для Бакиева. Именно на это он и рассчитывал, выдвигая ультиматум Вашингтону за пять дней до визита в Москву, и за неделю до встречи министров обороны ШОС в Пекине.

Большая игра

Ориентация Кыргызстана на российско-китайский стратегический альянс продиктована рядом факторов внутрикиргизской и региональной политики. Не малое значение имеет традиционное тяготение Бишкека к Москве. Кыргызы относятся к бывшей метрополии более позитивно, нежели все остальные центрально-азиатские народы (даже казахи). Это ощущается на уровне национального менталитета и исторической памяти народа, ведь своей государственностью кыргызы обязаны именно России. К тому же, многие члены киргизского руководства являются представителями республиканской номенклатуры советского периода. К примеру, президент Бакиев получил образование в России и там же познакомился со своей русской женой. Вернувшись на родину, он занял видное положение в обществе, благодаря советской партийно-административной системе, что впоследствии обеспечило ему место в политической элите независимого Кыргызстана. Все это, естественным образом, повлияло на внешнеполитические ориентиры Бакиева в бытность премьер-министром и в качестве президента.

Но не только кыргызская комплементарность русским и личные предпочтения сегодняшних лидеров республики определили их приверженность российско-китайскому альянсу. Ощутимое влияние имел и "географический" фактор. Кыргызстан, будучи зажатым с востока и запада между Китаем и Узбекистаном, вынужден считаться с их позицией в вопросах геополитики. Тем более, оба эти соседа пользуются ощутимым влиянием на киргизскую экономику, а узбеки еще и составляют вторую по численности (после кыргызов) этническую группу в республике.
Вместе с тем, наиболее важную роль в формировании нынешнего курса Бишкека сыграло соперничество крупных держав за влияние в Центральной Азии. Современный этап Большой игры начался в 90-е годы, после краха Советского Союза. Более или менее четкая конфигурация внешних сил в регионе определилась к середине прошлого десятилетия. Россия, достаточно пассивно пытаясь сохранить остатки собственного влияния в Центральной Азии, отдавала предпочтение военно-политическим методам (для чего широко использовалась нестабильная ситуация в Таджикистане и Афганистане).

Китай рассматривал центрально-азиатских соседей, в первую очередь, как один из рынков сбыта для собственных мелких товаров и транзитный пункт в торговле с Ближним Востоком и Европой.

Западные державы, особенно США, в перспективе оценивали Центральную Азию с точки зрения своей политики диверсификации источников энергоснабжения. Это ставило их региональную дипломатию в зависимость от глобальных проектов транспортировки нефти и газа, а соответственно и от ситуации в Афганистане, Иране и Азербайджане.

В то же время, Турция, являясь стратегическим партнером США, развернула самостоятельную активность в регионе. Представители Анкары делали акцент на культурно-этническую общность с тюркскими народами региона, параллельно пытаясь занять лидирующее положение на местном рынке.
Иран первоначально питал большие надежды насчет распространения своего религиозно-политического влияния в северо-восточном направлении. Однако со временем ему пришлось ограничиться особыми отношениями с "родственным" (этнически и культурно) Таджикистаном.
Саудовская Аравия задалась целью стать духовным лидером центрально-азиатских мусульман. С подачи собственной узбекской общины, саудиты уделяли первостепенное внимание узбекам, в силу их многочисленности и исторической приверженности исламу. Эр-Рияд негласно опирался на поддержку Исламабада и ряда радикальных исламских организаций. Большую часть 90-х годов Саудовская Аравия, по традиции советского периода, позиционировала себя в центрально-азиатском регионе, как стратегический союзник Запада.

Со второй половины 90-х началось образование геополитических альянсов в центрально-азиатской политике. Активизация радикального ислама способствовала развитию кооперации России и Китая друг с другом, а также со странами региона. Параллельно Россия и Иран установили взаимодействие на таджикско-афганском направлении. В то же время, Москву, Пекин и Тегеран объединяли общие опасения насчет западного влияния в Центральной Азии. Соответственно, Британия, Турция и отчасти Саудовская Аравия с Пакистаном, несмотря на политические противоречия и коммерческую конкуренцию, действовали под эгидой США. Этому способствовала общность интересов большинства этих стран на Ближнем Востоке и в Афганистане.

Сами центрально-азиатские республики либо однозначно ориентировались на один из двух геополитических блоков, либо пытались лавировать между ними. Казахстан, в силу исторической традиции, многочисленности славянского населения, и тесных экономических связей с северным соседом, тяготел к России. Узбекистан стал стратегическим союзником США. Кыргызстан лавировал между всеми игроками. Таджикистан получил покровительство России и Ирана. Туркменистан, обладая огромными запасами энергоресурсов, счел возможным объявить нейтралитет и диктовать собственные условия любым внешнеэкономическим партнерам.

>Геополитическая ситуация в регионе начала меняться в 1998-2000 годах, под воздействием исламских радикалов. Непосредственное влияние на это оказали взрывы американских посольств в Кении и Танзании (август 1998), теракты в Узбекистане (февраль и ноябрь 1999), а также крупномасштабные вылазки исламистов в Кыргызстане (август-октябрь 1999, август 2000) и Узбекистане (август 2000).
Вследствие терактов в Африке, было нарушено региональное партнерство США и Саудовской Аравии, а впоследствии (после 11 сентября 2001 г.) Эр-Рияд окончательно взял курс на ведение самостоятельной центрально-азиатской политики.

Действия местных террористов ускорили формирование регионального альянса под эгидой России и Китая. Он был юридически оформлен в июне 2001 года с созданием Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), в которую вошли: Китай, Россия, Казахстан, Узбекистан, Кыргызстан и Таджикистан.

Теракты 11 сентября и последовавшая затем операция НАТО в Афганистане еще сильнее изменили ситуацию в Центральной Азии. В конце 2001 года в Узбекистане и Кыргызстане были созданы военные базы США. Это спровоцировало активизацию региональной политики Пекина и Москвы. Россия, и особенно Китай, расценили появление здесь американских военных, как угрозу своим национальным интересам. В результате, стратегия этих государств на центрально-азиатском направлении была существенно пересмотрена. Отныне особое внимание ими уделялось распространению экономического влияния на страны региона, а также координации в рамках ШОС. Таким образом, Москва и Пекин рассчитывали крепко "привязать" к себе местные элиты, чтобы в конечном итоге выдавить американцев из Центральной Азии.

Усилия России и Китая направленные на подрыв региональных позиций США поддержали Иран и Турция. Учитывая в будущем возможность конфликта с Вашингтоном, Тегеран, подобно Пекину, расценил американское военное присутствие в Центральной Азии, как угрозу собственной национальной безопасности. Турция примкнула к этому лагерю, вследствие смены власти осенью 2002 года, разногласий с США по поводу иракской кампании, и пересмотра приоритетов своей внешней политики (отказ от военно-стратегического альянса с Израилем и Америкой в пользу интеграции в ЕС и сближения с Россией, Сирией и Ираном).

Образовавшемуся антизападному блоку в значительной мере подыграли сами американцы, совершив две грубейшие ошибки. В начале 2005 года они поддержали киргизскую оппозицию, лидеры которой, лишь прикрываясь прозападными лозунгами, ориентировались на Москву еще в большей степени, чем свергнутый президент Акаев. Далее, после майских событий в Андижане, вместо того, чтобы продолжать конструктивный, пускай и весьма критичный диалог с Узбекистаном, США пошли с ним на открытую конфронтацию (что стало результатом внутренних противоречий между дипломатами и военными, а также влияния саудовского лобби в американском истеблишменте). Вашингтон лишился своего главного стратегического партнера в Центральной Азии, а Ташкент стал активным участником антизападного блока.

Если после 11 сентября Америка сумела ощутимо укрепить свои позиции в Центральной Азии, то теперь все страны региона явно тяготеют к Москве и Пекину. При этом, смена руководства в Бишкеке и разрыв Ташкента с Вашингтоном предрешили судьбу военного присутствия США в Центральной Азии.

В Узбекистане база Пентагона была демонтирована в ноябре прошлого года. В Кыргызстане президент Бакиев отказался от политики лавирования своего предшественника, однозначно избрав покровительство России и Китая. При этом, Узбекистан имеет множество экономических и политических рычагов давления на Кыргызстан, в связи с чем Бишкек вынужден серьезно считаться с позицией Ташкента, в том числе в вопросе иностранного военного присутствия.

Поражение Вашингтона

Если внутриполитическая ситуация в Кыргызстане кардинально не изменится, скорее всего, Пентагону и отсюда придется вывозить своих военных в течение ближайших двух лет. Такое развитие событий будет означать фактически окончательное поражение США на данном этапе Большой игры. Оно неизбежно повлечет за собой ряд негативных последствий для азиатской политики Вашингтона, в частности на афганском и иранском направлениях.

Во-первых, Иран, Пакистан и Индия намерены в ближайшем будущем стать полноправными членами Шанхайской организации сотрудничества (пока они имеют в ней лишь статус наблюдателей). Как следствие, Афганистан, управляемый проамериканским режимом Хамида Карзая, попадет в окружение государств ШОС. Это неизбежно отразится на балансе сил в афганском руководстве между частью пуштунской элиты, ориентированной на Запад, и нацменьшинствами, пользующимися поддержкой региональных соперников Америки и их союзников (узбеки – Узбекистан и Турция; таджики – Таджикистан, Иран и Россия; хазарейцы – Иран и Китай).

Во-вторых, окончательное поражение США в Центральной Азии обеспечит Тегерану надежные тылы на северо-востоке, в случае американо-иранского конфликта. Еще до его начала, это позволит Исламской республике высвободить силы дипломатического ведомства и спецслужб, в частности на южно-кавказское направление.

Кардинально изменить ситуацию в Кыргызстане в пользу США уже почти невозможно. Ставка на оппонентов Бакиева потребует значительно больше финансовых средств, чем было затрачено на организацию прошлогоднего переворота. Кроме того, поддержка смены власти должна быть сопряжена с разработкой долгосрочной стратегии США в отношении этой республики, рассчитанной на период до и после свержения Бакиева. Однако даже в таком случае новый режим вряд ли окажется жизнеспособным.
Во-первых, он сразу столкнется с множеством накопившихся социально-экономических проблем. Его положение будет также затруднено острой поляризацией общества, во многом усугубившейся в результате событий последних полутора лет (разделение на политические группировки, региональные кланы и элиты, коренное население и нацменьшинства, и т.д.).

Во-вторых, Китай, Россия и Узбекистан, обладающие ощутимым влиянием в Кыргызстане, приложат максимум усилий, чтобы покончить с проамериканским режимом. Анализ постсоветской политики Вашингтона в Центральной Азии приводит к выводу, что он не способен на реализацию столь дорогостоящего и долгосрочного проекта.

Улугбек Джураев, Центрально-азиатская секция AIA