Как Россия может обеспечить, чтобы Иран не вошел в клуб ядерных держав, при этом поддерживая теплые отношения с Тегераном? Это сложный акробатический трюк, объясняющий дипломатические треволнения Москвы.
Поскольку президент Путин позиционирует Россию как международного влиятельного посредника, ему приходится маневрировать между национальными интересами Ирана и необходимостью поддерживать определенную меру сотрудничества с Западом.

Ровно год назад Путин настойчиво призывал Иран отказаться от планов обогащения урана. Однако Тегеран сделал прямо противоположное: проигнорировав мораторий, приступил к работам по обогащению урана и начал играть в игры, то соглашаясь, то отказываясь от российского предложения, призванного сгладить кризис.

Растущее международное давление на Иран, которое усилится в пятницу после ключевого доклада МАГАТЭ в ООН, только углубляет дилемму, стоящую перед Москвой.

Россия в целом разделяет обеспокоенность США тем, что Иран может начать производить ядерное оружие, и предприняла ряд шагов для противостояния этой угрозе, в частности настаивая, чтобы отработанное топливо с предприятия, которое Россия строит для Ирана в Бушере в Персидском заливе, возвращалось в Россию.

Однако в ситуации, когда предрешенным результатом является отказ Ирана выполнять требования Совета Безопасности ООН о прекращении работ по обогащению урана к пятнице, отчет МАГАТЭ может вызвать раскол между Россией и остальными тремя членами совета, обладающими правом вето (США, Великобритания и Франция), по поводу введения санкций против Тегерана.

>Московское противостояние санкциям объясняется несколькими факторами, корни которых уходят в сложное сплетение бизнеса, политики и безопасности.

Подобно Китаю, другому постоянному члену СБ, возражающему против введения санкций, Россия стремится к созданию прочных коммерческих связей с Ираном, включающих оружейные контракты стоимостью в сотни миллионов долларов – еще один постоянный источник трений с США и Израилем – и проект атомного реактора в Бушере стоимостью 800 млн долларов.

Хотя эти сделки важны для вовлеченных в них областей промышленности, торговля с Ираном составляет лишь малую долю российской внешней торговли. Принципиальным фактором в нежелании Москвы злить Иран является ее стремление установить политическое влияние на Тегеран как часть стратегии Путина по повышению престижа России.

Ссора с Ираном может, кроме того, спровоцировать для России новые неприятности на Северном Кавказе, заставив Тегеран изменить нынешнюю точку зрения, согласно которой конфликт в Чечне является внутренним делом России, и начать содействовать инфильтрации исламистских боевиков в этот регион, сказал российский аналитик и эксперт по контролю за вооружениями Владимир Дворкин.

Если в СБ ООН будет поставлен на голосование вопрос о вводе санкций, Москва может поддержать это предложение, воздержаться или наложить вето.

"Все три варианта плохи для России", – говорит Владимир Евсеев, аналитик из Центра международной безопасности Московского института мировой экономики и международных отношений.

Поддержка Ирана вызовет гнев Соединенных Штатов и стран Европы как раз в год председательства России в "большой восьмерке", что является отличным трамплином для поднятия престижа страны. Москва уже использовала для демонстрации силы на мировой арене обширный арсенал инструментов: от газовых ресурсов до встречи с лидерами "Хамаса". Частично по этой причине Россия стремится избежать голосования по поводу санкций, которое еще больше усложнит отношения с Западом.

В четверг Путин подчеркнул, что не Совбез, а МАГАТЭ должно быть основным органом для разрешения ситуации. Министр иностранных дел России Сергей Лавров сказал, что отчет МАГАТЭ не следует рассматривать как ультиматум. Это было последнее из заявление России, направленных на то, чтобы притормозить действия СБ ООН, утихомирить гнев Ирана и постараться замять тот факт, что финальный срок выполнения требований приближается.

В то время как США и другие страны могли бы согласованно ввести санкции в индивидуальном порядке, по мнению аналитиков, в Совете Безопасности Россия в лучшем случае согласится на формулировку, выражающую строгую критику в адрес Ирана и требование подчиниться условиям ООН.

После этого, считает Роуз Готмеллер, директор Московского центра Карнеги, Россия будет идти на дипломатический прорыв, вероятно, предполагающий новые попытки убедить Иран принять предложение о совместном предприятии по обогащению иранского урана на российской территории.

"Согласится ли на это Иран – другой вопрос", – говорит она.

Абсолютно непоследовательные ответы Ирана на предложение создать совместное предприятие породили обвинения, что он использует этот проект, чтобы выиграть время, что плохо способствует заключению соглашения. Недовольство России вызвали и воинственные заявления лидеров Ирана.

Несмотря на наличие у России рычагов воздействия на Иран (торговля оружием и проект строительства атомной электростанции, топливо для которой пока не доставлено), ее дипломатические усилия пока не привели ни к каким уступкам со стороны Ирана.

Федор Лукьянов, главный редактор журнала "Россия в глобальной политике" считает, что у России не остается выбора. Если война неприемлема, а переговоры безрезультатны, то "не остается ничего".

Россия может сохранить шанс на дальнейшие переговоры с Ираном, если не допустит введения санкций, убедив тем самым Иран, что русские – "хорошие парни", считает Готмеллер.

Однако Дворкин полагает, что, если постоянные члены СБ и Германия не придут к единому мнению, "шансы на дипломатическое решение будут минимальными".

Стив Гуттерман,
The Washington Post
28.04.2006