22 июня с.г. Президент России Владимир Путин подписал указ за № 637 "О мерах по оказанию добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом". В соответствии с этим указом вступила в действие "Государственная программа по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом".

Еще несколько лет назад российская власть не обращалась к политике содействия возвращению русскоязычных граждан Ближнего Зарубежья на историческую родину, подразумевая ее ненужность. Считалось, что все желавшие уехать из стран СНГ в Россию, уехали за годы, прошедшие от распада СССР, и возвращаться к этой проблеме больше не имеет смысла. Попытки же привлечь общественное мнение к данному вопросу часто рассматривались в официальных кругах едва ли не как спекуляции на теме русского национализма. Чем же объяснить недавний кажущийся резкий поворот в установках власти?

Что не может не броситься в глаза при внимательном взгляде на новые инициативы Кремля в области миграционной политики – то, что речь не идет о репатриации, возвращении, так сказать, "heim in Reich", как уезжали в Германию этнические немцы в 30-х и 80-90-х годах прошлого столетия. Провозглашено содействие добровольному переселению соотечественников, и позволительно пребывать в недоумении относительно того, что означает сей термин в нынешнем политязе. Памятливый наблюдатель может вспомнить, например, что в перестроечном СССР словами бывшие соотечественники стали называть (вместо прежнего эмигранты) тех, кто уехал за рубеж от советской власти (и их потомков, соответственно).

Для того, чтобы рассеять недоумение, естественно обратиться к данной Программе. Но она-то как раз и не дает четких критериев того, кто имеет право на получение помощи в ее рамках. Нельзя же, в самом деле, считать таким критерием расплывчатое указание на то, что "воспитанные в традициях российской культуры, владеющие русским языком и не желающие терять связь с Россией, соотечественники в наибольшей степени способны к адаптации и скорейшему включению в систему позитивных социальных связей принимающего сообщества".

Формулировки Программы оставляют законное место сразу для нескольких вопросов:

- Существуют ли соотечественники вне указанных рамок, т.е. воспитанные не в традициях российской культуры или не владеющие русским языком?

- Считаются ли соотечественниками те, кто потерял связи с Россией, но желает их восстановить (иначе говоря – что конкретно следует считать "связями с Россией"?)?

- Допустимо ли оказание содействия переселению тех соотечественников, кто не способен в наибольшей степени "к адаптации и скорейшему включению в систему позитивных социальных связей" (и вообще, как эта способность будет выявляться?)?

- Что есть "российская культура" и будет ли она считаться частью русской культуры или же чем-то посторонним по отношению к ней (в частности, может ли белорусская культура считаться российской?)?

Аморфность категорий, призванных, по идее, носить юридический характер, позволяет задать еще множество один из другого вытекающих вопросов. Но не будем заниматься казуистикой. Ясно и так – нормативный документ оставляет широчайший простор государственным органам, ответственным за его выполнение, вносить любое субъективное понимание в трактовку его основополагающих терминов. Не проясняет ситуации и сам президентский указ.

Все это уже породило волну негативных комментариев. Конечно, не следует всерьез воспринимать ксенофобскую истерию, выплеснувшуюся на страницы многочисленных интернет-форумах и чатов, о том, что под предлогом переселения соотечественников будет-де производиться, с содействия государственной власти, массовое вторжение в Россию мигрантов из Дальнего Зарубежья, особенно китайцев. Но необходимо признать, что недостаточная ясность политических и правовых принципов, положенных в основу Программы, позволяет открыто высказывать мнение (по крайней мере, до первых видимых результатов осуществления) в том, что вся Программа есть не более чем очередная PR-акция российских властей.

Попробуем проследить предысторию возникновения вопроса. Она напрямую связана с известными событиями ноября прошлого года во Франции, породившими широкую дискуссию по социально-политическим проблемам, возникающим в связи с массовой иммиграцией в Россию. Не осталась в стороне и государственная власть. Начальник Управления внешней трудовой деятельностью Федеральной миграционной службы РФ Вячеслав Поставнин выступил тогда с заявлением, в котором пообещал произвести амнистию нелегальных иммигрантов. До конца нынешнего года право на жительство в РФ должны были бы получить около миллиона мигрантов, незаконно пребывающих в России.

Нетрудно заметить, что связь иммиграционной амнистии с беспорядками во Франции совершенно нелогична и чисто ситуативна. Она основана на неверном отождествлении российских и французских иммиграционных проблем. Тот факт, что беспорядки во Франции устраивались французскими же гражданами, почему-то не поколебал уверенности российских высокопоставленных чиновников в адекватности предлагаемых ими мер. Это был, скорее всего, спонтанный шаг дезориентированных (по многолетней привычке) государственных органов России, обусловленный тем, что нужно было хоть как-то среагировать на общественную обеспокоенность. Впрочем, как скоро cмолкло эхо французских событий, утихли и разговоры о массовой иммиграционной амнистии. Для российской бюрократии исчезла необходимость имитировать активность в подобном вопросе.

Дискуссия по поводу французских беспорядков как бы продолжила давний разговор на тему, какая иммиграция нужна России и нужна ли она вообще. Как решать проблемы России, связанные с плохой демографией и нехваткой трудовых ресурсов – на эти темы было сломано немало публицистических копий и, надо быть уверенными, еще много будет сломано. Не станем это делать лишний раз. Обратим сейчас внимание на то, что нынешняя Программа, предлагающая "компенсацию убыли населения в стране в целом и в ее отдельных регионах за счет привлечения переселенцев на постоянное место жительства в РФ", выглядит своеобразным совмещением взглядов тех, кто выступает за усиленную либерализацию российских миграционных порядков, и тех, кто предлагает стягивать русскоязычное население в Россию. Напомним, что тогда же, в конце прошлого года, председатель Совета Федерации РФ С. Миронов озвучил явно получившую одобрение свыше идею "вернуть в Россию 25 миллионов бывших соотечественников". По-видимому, установка, подобная ей и популярная в верхах, и получила дальнейшее воплощение в Программе содействия переселению. Предупреждения экспертов о том, что 25 миллионов русскоязычных людей за пределами России просто не осталось, не принимаются в расчет.

Это усиливает сомнения в том, что затеянная кампания имеет какой-то репатриационный подтекст. Если цифра в 25 миллионов носит установочный характер (подобные цифры могут появляться как информация, просачивающаяся из осведомленных кругов), то очевидно, что под соотечественниками подразумеваются не просто русские и лица национальностей, имеющих свои национальные образования в составе РФ, а вообще любые бывшие граждане СССР.

Предпочтительная иммиграция в Россию граждан бывшего СССР – это аналог западноевропейских постимперских моделей взаимоотношений бывшей метрополии с колониями. Здесь российской бюрократии не надо изобретать велосипед. Такая модель работает, в частности, во Франции. Как работает – это другой вопрос, но главное – она "демократична, политкорректна, толерантна" и позволяет сохранить лицо официальных кругов России перед Западом в вопросе, напрямую связанном с "соблюдением прав нацменьшинств" и тому подобным.

В той же Франции власти пошли на привлечение мигрантов из бывших колоний только после "стихийной репатриации" (попросту бегства) оттуда французских колонистов. Собственно, французская прослойка была велика только в Алжире, и оттуда она была изгнана еще в ходе войны Алжира за независимость. Активная миграция в Россию из республик бывшего СССР коренным образом отличается от этого процесса. Она происходит: а) при существенной доле русскоязычного населения практически во всех бывших советских республиках; б) на фоне отсутствия сколько-нибудь масштабных столкновений этого населения с коренным в странах проживания; в) при опережающих темпах стихийной миграции коренного населения этих республик в Россию по сравнению с репатриацией русских в Россию из этих же республик (здесь, правда, есть и свои исключения).

Поэтому, кстати, провозглашение Программы мер, направленных на усиленное привлечение лиц "российской культуры" и "русского языка" звучит, действительно, своевременно. При всех своих отмеченных неясностях,
>формулировки Программы позволяют надеяться, что, в числе переселяемых в Россию "соотечественников", какую-то долю займут русские и другие коренные россияне, искренне стремящиеся в Россию не только за заработком, а для налаживания новой жизни на исторической родине.

Говорить лишь о какой-то доле действительно репатриируемых в числе переселяемых заставляет не только расплывчатость Программы, но и известный стиль государственного управления демократической России. Проще говоря, есть Государственная (с больших букв) Программа. На ее выполнение даются казенные деньги. Эти деньги реализуются ответственными государственными органами, отчитывающимися по проделанной работе в виде числа переселенных. При отсутствии четких критериев категорий лиц, в первую очередь поощряемых к переселению в Россию, и, с другой стороны, при наличии в сопредельных странах большого числа людей разных национальных и культурных традиций, стремящихся в Россию за достатком, какой простор для "креатива на местах" это предоставляет органам, занимающимся вопросами переселения? Дальше, наверное, можно не пояснять.

Но: поживем – увидим. Результаты осуществления Программы, наверное, не заставят себя долго ждать. Сейчас рано определенно судить, чего все-таки больше стоит за новой инициативой российских властей – PR-кампании, бюрократического предприятия по освоению казны или же искренней заботы о будущем России. Скорее всего, в источнике было, как обычно в последние годы, и одно, и другое, и третье. Политика, как известно, искусство компромисса, и для осуществления самой очевидной благой цели приходится идти окольными путями, да и саму цель не высказывать прямо и открыто. А коль так, то почему бы и не понадеяться на лучшее?

Эдуард Корнеев
13.07.2006