Ровно тридцать лет назад, 9 сентября 1976 года в 10 минут по полуночи в возрасте 83 лет умер "вечный вождь" Мао Цзэдун. Этот крестьянский сын больше чем кто бы то ни было способствовал изменению облика Китая в ХХ веке, и большинство китайцев до сих пор считают его "великим человеком". Почему тираном, которого за пределами его страны считают одним из худших преступников в человеческой истории, продолжает восхищаться народ, перенесший из-за него столько страданий? Почему Китай, идущий по пути реформ и ставший капиталистическим, сохраняет культ коммунистической идеологии в ее самом утопичном варианте?
90-летний Ли Жуй, который является одним из последних ныне живущих соратников Мао, объясняет этот феномен с редкой откровенностью. В конце 30-х годов этот интеллигент примкнул к Мао и его войскам, ушедшим в Яньань в результате Великого похода. Инженер по образованию, с приходом к власти коммунистов он стал работать в министерства гидроэнергетики. Удостоившийся в 1956 году похвалы Мао за смелую критику проекта строительства плотины "Три ущелья", в 1958 году он стал одним из его личных секретарей.

Летом 1959 года его отправляют в отставку и исключают из партии за критику ошибок "большого скачка" – катастрофической по своим последствиям программы индустриализации, которую Мао проводил в жизнь в 1958-1960 годах. Двадцать лет Ли Жуй проводит в тюрьмах и лагерях. Реабилитированный в 1979 году, он возвращается к прежней работе в бывшем министерстве и быстро делает карьеру в партийном аппарате. Десять лет спустя его снова лишают всех постов за поддержку Чжао Цзияна – одного из немногих руководителей страны, поддержавших демократические демонстрации на площади Тяньаньмэнь.

Ли Жуй является автором нескольких биографий Мао, а также сборников стихов и статей, призывающих режим перейти к многопартийной системе. В Китае его книги подвергаются цензуре, он не имеет возможности излагать свои взгляды в китайской прессе. Посетителей он принимает в своей квартире в Пекине, безликом здании возле гигантской транспортной развязки.

- Когда вы впервые встретились с Мао?

- Это произошло в Яньани в 1940 году на митинге. Мао поднялся на трибуну и обрушился с оскорблениями на руководство Гоминьдана. Я помню, что это было очень резко. Через два года я работал в газете "Освобождение", и Мао пришел на одно из наших собраний. В те времена мы его обожали, восхищались им. Мы читали его стратегические труды. В своих речах он бывал надменным, иногда грубым. Он постоянно переходил все границы и ругал интеллигенцию, которую называл бесполезным классом. Он говорил о равенстве, но пользовался особым к себе отношением. Тем не менее, все его уважали, потому что во время Великого похода он терпел тяготы вместе со всеми.

- В январе 1958 года вы стали одним из его личных секретарей...

- Да, по совместительству. Одновременно я был заместителем министра гидроэнергетики. На следующий год меня осудили за критику "большого скачка".

- Изменился ли он после Яньани?

- В целом Мао в годы войны с Японией и борьбы против Гоминьдана вел себя осторожно. В общем-то, он был прагматиком. После освобождения (1949) он начал переходить границы, постоянно устраивая политические кампании, земельная реформа зашла слишком далеко. Мао мыслил категориями классовой борьбы. Для него все земельные собственники составляли класс, плохой по определению. Только рабочие и крестьяне были хорошими. Это было ошибкой.

- Вы ему об этом говорили?

- В разгар "большого скачка" сказать что-либо было невозможно. Всю жизнь его мысль следовала одной линии – философии борьбы. Бороться с природой, с землей, с человеком было для него великой радостью. Позже это превратилось в абсолютный субъективизм. После смерти Сталина его стиль руководства страной очень сильно изменился.

- Что изменила смерть Сталина?

-
>"Он начал думать, что вся вселенная принадлежит ему что он будет править миром. Заговорили о мировой революции, о революции в "третьем мире". Деревни окружат города, "третий мир" окружит Америку и Великобританию.

- Чего он хотел? Модернизировать Китай, стать новым императором?

- Он не был обычным императором. Императоры правили империей, Мао же хотел владеть умами. С этой точки зрения он был ужаснее любого диктатора, которого знала история.

- Но какова была его цель?

- Перегнать Америку. Он был уверен, что сумеет повернуть весь мир лицом к коммунизму. Кораблю нужен был Кормчий. Все должны были ходить с "красными книжечками", носить значки с его изображением и быть всегда готовыми выполнить его приказ. В 60-е годы Мао путал себя с Богом. Культ его личности превзошел все, что выдумало в этой области христианство.

- Разве он не внес вклад в модернизацию страны?

- Мао принадлежал к поколению, познавшему гнет, оккупацию. Сначала западные страны, а потом Япония хотели уничтожить Китай! Появился марксизм, "Манифест коммунистической партии", возник Советский Союз. Марксизм – это освобождение человечества. Мао помог революции победить. Он не ошибся. Его портрет до сих пор возвышается над площадью Тяньаньмэнь.

- А вы считаете это успехом?

- Конечно! Революция была победой. Его теоретические статьи того времени были правильными.

- Партия сказала: в своей жизни Мао ошибался на 30%. Этого мало для деспота такого масштаба?

- Я оцениваю Мао тремя фразами: успех в революции, величайшие ошибки после прихода к власти, преступления во время "культурной революции". Его главная ошибка была в том, что он погнался за иллюзорным социализмом, за утопией. После провала "большого скачка" он устранил несогласных, начав "культурную революцию". Страна была на краю пропасти.

- Когда именно он встал на неверный путь?

- В годы первой пятилетки. На первый взгляд, новый режим взялся за строительство экономики. Но в действительности тут же начались политические кампании. Взялись за интеллигенцию, потом за капиталистов. Большая ошибка! Коммунисты в основном были крестьянами, они ничего не понимали в управлении экономикой. Одной рукой Мао разрушал, другой строил. Откуда брались деньги? От эксплуатации крестьян. Финансы, доходы – все это бралось у нищих крестьян. Знаете, сколько крестьян умерло от голода в годы "большого скачка"? 20 миллионов? 30 миллионов? Я говорю о 40 миллионах. Недавно в одной книге была приведена цифра в 56 миллионов погибших. Ты умираешь с голоду, зато революция победит. Но человек – самая большая ценность в мире. Кто мог осмелиться на такое?

- Он был хуже, чем Сталин или Гитлер?

- Это разные случаи. Мао был тираном, который не придавал никакой ценности человеку. Во имя диктатуры пролетариата он избавился от интеллигенции. Крестьяне, считал он, были совершенно бесполезны для исторического прогресса. Он презирал коммерсантов. Но без торговли не бывает промышленности. В сущности, Мао нарушал законы истории. В этом отношении он был хуже Сталина или Гитлера. Сталин и Гитлер уважали интеллигенцию. Хаос "культурной революции" не имеет равных в истории человечества.

- Для Европы Гитлер – воплощение абсолютного зла. Почему Мао так мало критикуют в Китае?

- Все очень просто: Гитлер проиграл, его режим рухнул. В Китае коммунистическая партия по-прежнему у власти, хотя она и идет другим путем. Вчера мы были против капитализма, сегодня мы его строим. Экономика развивается, жизнь улучшается.

- Но капитализм – это как раз то, против чего Мао всегда боролся... Почему же его щадят?

- Потому что он сверг Чан Кайши. Без Мао не было бы революции, без революции не было бы компартии, не было бы 1949 года. Китайцы – это нация, которая не забывает о своих корнях.

- Если бы победил Чан Кайши, может быть, ситуация сегодня была бы лучше, и не было бы стольких смертей...

- Историю не перепишешь.

- Достаточно взглянуть на Тайвань.

- На Тайване все хорошо благодаря Цзян Цзинго (сын Чан Кайши, начавший в конце 70-х годов экономические реформы. – Le Temps). У Китая нет своего Цзян Цзинго. Им могли бы стать Ху Яобан и Чжао Цзиян, но Дэн Сяопин от них избавился. Это наша беда.

- Что остается от наследия Мао, если коммунизм мертв?

- Его главное наследие – это партия-государство и все, что с этим связано: отсутствие независимых судов, отсутствие свободы печати.

- Цзюн Чан в своей биографии Мао утверждает, что он повинен в смерти 70 миллионов человек.

- Вполне возможно.

- Существует ли закрытая партийная статистика?

- Есть цифры по бюро, по провинциям, по районам. Но архивы закрыты. В стране такая работа не может быть проведена. Через несколько десятилетий правда станет известна.

- Экономика переживает рост, общество развивается, но влияние Мао остается очень большим. Почему?

- Это китайская традиция. Вы, жители Запада, смотрите на мир вокруг себя горизонтально. Мы привыкли обращать взгляд вверх. По-моему, это нормально.

- И все-таки как понять эту ностальгию среди рабочих и особенно среди крестьян?

- При Мао экономика была неразвитой и разница в доходах не была такой ужасающей. Почти не было и коррупции. Внешне общество выглядело эгалитарным. Крестьяне жили в нищете, но эпоха казалась более стабильной. Доходы были низкими, но тогда все спали под открытым небом.

- Но ведь именно крестьяне больше всех пострадали от голода...

- Китайцы смиряются со смертью. Это их черта, интригующая жителей Запада. И потом, не было информации. Большинство жертв голода жило в сельской местности. Но крестьяне из разных деревень не общались между собой, а газеты ничего не писали. Никто не знал, сколько человек умерло. За пределами городов такое же невежество существует и сейчас.

- Модернизируясь, Китай...

- Модернизации не будет, пока экономическую реформу не будет сопровождать реформа политической системы.

- Но в тот день, когда Китай начнет модернизировать свою политическую систему, забудут ли про Мао?

- Избавиться от Мао невозможно. Его тень в форме коммунистической партии по-прежнему накрывает нас. В нашей системе только слово одного человека может иметь власть. Почему? Потому что Китай – крестьянская страна, а интеллигенция послушна.

- Как раз вы – один из немногих, кто осмеливается критиковать Мао и режим. Вам не страшно?

- Нисколько не боюсь и не тревожусь. Они не могут меня арестовать.

- Почему?

- Мне скоро будет 90 лет. Со мной делали всякое, вот только не убили. Сегодня они не станут начинать все заново.

- Вы по-прежнему член компартии?

- Конечно. Я входил в ее высшее руководство.

- И вам никогда не хотелось выйти из партии, которая заставила вас так страдать?

- Мне это выгодно. У меня неплохой дом, личный секретарь, машина с шофером. Выйти из партии – дело нелегкое. К тому же она неизбежно изменится. Поэтому лучше уж состоять в ней.

Фредерик Коллер,
"Le Temps",
8.09.2006