Сегодня можно уже говорить, что этап "перехода к демократии" в странах Центральной Азии закончен. Но–не завершен. В отличие от стран Центральной и Восточной Европы политические системы "станов" заслужили среди политологов и наблюдателей названия "новые автократии" вместо "молодых демократий". Эта нехитрая игра слов подводит итог более пятнадцати лет переходного периода.

Стабильность, гарантом которой выступает непрозрачная и жесткая "вертикаль власти", обернулась застоем в политике, неэффективностью экономики и коррупцией. Власти региона стремятся к контролю над обществом, нетерпимы к критике в свой адрес. Это также указывает на завершение "демократического транзита", при котором, как считается, ответственность за проведение реформ берут на себя элиты.

Дискурс о дефектных формах демократии посттоталитарных обществ отличает нечеткость терминологической базы. Среди теорий несовершенной демократии выделяют концепции гибридной демократии, процедурной демократии, минимальной демократии, однако они не вполне характеризуют ситуацию, когда элиты используют несовершенство процедур и институтов для удержания власти и сдерживания демократизации.

Часто ученые поддаются академическому искушению новизны для введения "авторских" определений, но растущее число "демократий с прилагательными", как правило, по своим характеристикам, в большей степени подходит для описания авторитаризма, нежели какой бы то ни было демократии.

Введенный американцем Ф. Закария термин нелиберальной демократии достаточно точно характеризует режимы Центральной Азии – слабое соблюдение законности, взаимное отчуждение граждан и власти, недостаток плюрализма, гиперконцентрация власти и нарушения прав. Рост нелиберальности в мире, по Закарии, пришелся на середину 1990-х гг. – как раз на время укрепления центрально-азиатских режимов.

По сути, за термином нелиберальная демократия скрываются те демократические атрибуты, которым авторитаризм позволил существовать в системе.

В 2002 году транзитологии бросил вызов политолог Томас Каротерс, заявивший, что многие режимы, ошибочно считавшиеся идущими к демократии, "вовсе не переходят к демократии, оставаясь в "серой зоне".

Неоспоримость авторитарных черт определяет нечестность выборов и систематические нарушения прав человека. Ни одни выборы после распада СССР не были признаны как соответствовавшие обязательствам ОБСЕ (кроме выборов-2005 в Киргизии), варьируясь от полного фарса до более или менее технологичных способов манипуляций.

Гражданские права полностью усечены в Туркменистане и жестко ограничены в Узбекистане и Таджикистане. Казахстан продолжает ограничивать свободу объединений, собраний и печати, а власти Кыргызстана регулярно предпринимают попытки введения контроля над гражданским обществом и ограничения политического участия.

При всем этом "Станы" (кроме Туркмении и – во все большей степени – Узбекистана) не являются тоталитарными странами, поскольку в них имеется политическая оппозиция. Их можно описать как посттоталитарные автократии, где прежние институты власти не были до конца демонтированы, мутировали в кланово-элитистские формы с демократическим фасадом, все более отчуждаясь от общества и предпочитая силовые методы в отношениях с оппонентами.

После распада СССР и социалистического блока, Центральная и Восточная Европа смогла в короткие сроки эффективно провести переход к свободному рынку, демократическому правлению и открытому обществу, вступив сегодня в сообщество западных демократий. За такой же период времени режимы Центральной Азии не достигли такого результата.

Многие политические и экономические реформы носили непоследовательный характер. К середине 1990-х гг. транзит остановился между диктатурой и демократией, с разной долей того и другого в каждой из стран. Лидеры, хотя и были избраны под демократическими лозунгами на волне "эйфории суверенитета", не могли бороться с критикой, не прибегая к жестким мерам, предпочитали закрытость в принятии решений и укрепляли свою власть.

Ряд наблюдателей считает сегодня, что
>страны Центральной Азии переживают переход к "новым автократиям" со стабильной тенденцией к тому, чтобы становиться еще менее демократичными.

Демократия в Центральной Азии
1997 1999 2002 2004 2006
Казахстан 5.30 5.50 5.96 6.25 6.36
Кыргызстан 4.65 5.08 5.46 5.67 5.68
Таджикистан 6.20 5.75 5.63 5.71 5.93
Туркменистан 6.90 6.75 6.83 6.88 6.96
Узбекистан 6.35 6.38 6.46 6.46 6.82
(1 – индекс наибольшей демократии, 7 – наименьшей)

К началу XXI века стало ясно, что самая популярная модель транзита – "сильная власть, ответственная за развитие демократии и гражданского участия" – потерпела неудачу в Центральной Азии.

Адиль Нурмаков, кандидат политических наук, специально для