Ташкентские будни ветерана греческого сопротивления

Вот уже четыре года, как 76-летний Антонис Парцалидис живет в Ташкенте в фанерном шалаше, напоминающем, скорее, собачью будку. Как и Диоген из далекой древности, живший в бочке, он по национальности грек, но живет в своей "конуре" не по собственной воле…
Шалаш Антониса Парцалидис находится в махалле, недалеко от станции метро "Буюк Ипак Йули" (бывшей имени М. Горького), но не на проезжей части, а в глубине частного двора его приемной дочери.

Родившийся в Греции в 1930 году, в свои неполные 14 лет он взял в руки оружие, чтобы защитить свою страну от немецких захватчиков. Но в 1945 году война для греков не закончилась. Началась длительная партизанская война уже против своих, греческих фашистов, а затем британских и американских завоевателей.

И лишь в 1949 году, по решению советского правительства партизаны были интернированы в Советский Союз. Сначала пароходами, а затем поездами 16 греческих полков греческого сопротивления, а каждый полк в своем составе насчитывал от полутора до трех тысяч человек, были доставлены в Ташкент.

>Размещены они были в казармах, которые до них занимали японские военнопленные, которых в том же году из Узбекистана начали отпускать на родину. По сути, греки для Ташкента того времени стали теми же, кем были японцы – строителями. По словам Парцалидиса, впоследствии ими было отстроено 16 жилых массивов.

На вопрос, не подвергались ли греки гонениям со стороны местных властей, Антонис утверждает, что наоборот им были созданы все условия для хорошей полноценной жизни.

"Хлебные карточки отменили в 47-м году, а мы приехали в 49-м – здесь была уже нормальная жизнь. Нас одели, накормили, дали жилье, работу – чего еще можно было желать?", - рассказывает ветеран. - Единственное, поначалу нам не разрешали жениться на здешних девушках, но потом мы написали письмо Сталину. Он тоже был мужик, и нас понял – разрешил, и в 54-м году я женился".

В жены Парцалидис взял русскую женщину с трехлетней девочкой на руках и прожил с нею 47 лет, вплоть до ее смерти в 2001 году. На родину возвращаться греки начали еще при Хрущеве, но жена Антониса уезжать не захотела, и они остались в Ташкенте, где Антонис вплоть до выхода на пенсию работал мастером литейного цеха на заводе "Газоаппарат".

Кроме приемной дочери Натальи Антонис вырастил и воспитал еще троих детей. Но теперь никто из них об этом почти не помнит. После долгих квартирных обменов, дарений и перепродаж одна из дочерей со своим мужем переехала в Москву, другая – на Дальний Восток, сын, пропив свою квартиру, – живет где-то в Ташкенте и редко навещает своего отца.

Приемная дочь со своим сыном и двумя внуками живет в доме своего покойного мужа. А 76-летний старик – в глубине ее двора, в сколоченном из фанеры, кусков шифера, картона и целлофана домике площадью два на два и высотой в полтора метра.

"Подумайте сами: мы с ним, фактически чужие люди, - говорит в свое оправдание Наталья. - При этом мы ему выделили одну комнату в доме, но он там жить не хочет. У него астма, и в доме ему слишком душно и тесно. Кроме того, мы его кормим и одеваем".

У Антониса своя версия происходящего: "Никакой своей комнаты в доме у меня нет. Мне предлагали жить в проходной комнате – в зале, но там жить невозможно – слишком тесно и шумно. И потом, сын Натальи ко мне ужасно относится: бьет меня и материт. Однажды мне руку сломал. А как он материт свою мать – это надо послушать!"

Теперь быт ветерана греческого сопротивления максимально приближен к партизанскому. Его каморка напоминает землянку времен войны: небольшой топчан, накрытый грязным прохудившимся пледом, на стене висит пакет с объеденными кусками полузасохшего хлеба, на полочке стоит тарелка с квашеной капустой, а с потолка на проволоке свисает ведро с тлеющими в нем углями, в 10-градусные ночные морозы заменяющее бывшему партизану печь.

Внешний вид Антониса также не оставляет сомнений в "надлежащем" уходе со стороны родственников: грязная ободранная куртка, такие же брюки, рваные ботинки. По его словам, ботинки ему купила дочь из Дальнего Востока, когда приезжала на похороны своей матери. Так он в них и ходит.

Кроме астмы старик мучается еще и плохим зрением, нуждающимся в лечении, и двумя осколками, "сидящими" в его спине со времен войны. Однако, при его пенсии в 51 тысячу сумов (около $ 41), лечение, равно как и возвращение на родину, где он хотел бы быть похоронен, невозможно.

"Да лучше бы я тогда, в 49-м году попал в плен к американцам, чем такая жизнь", - вздыхает ташкентский Диоген.

11.12.2006 г.