Пятнадцатилетие беловежских соглашений – юбилей нерадостный, но склоняющий к размышлениям над драматическими поворотами новейшей истории нашего Отечества. Фактографическая ткань того, что происходило в декабре 1991 г., широко известна, но окутана плотными сгустками политических мифов в широком диапазоне противоречивых толкований и измышлений.

Бытующие и в России, и во всем мире не вполне адекватные представления о таком значительном феномене мировой истории, каким был Советский Союз, о причинах и последствиях его распада, отнюдь не безобидны. Эти представления создают основу не только для разнообразных идеологических спекуляций, но и для крупномасштабных политических ошибок, нередко совершающихся на наших глазах самыми уважаемыми лидерами самых уважаемых стран. В результате жестоко страдают не только карьеры указанных лидеров, но и судьбы целых народов.

СССР, который мы потеряли

Советский Союз, возникший над пепелищем Российской империи, из кровавого хаоса гражданской войны, не мог не стать государством самого тиранического, диктаторского типа. Этому государству, ценой бесчисленных жертв среди его граждан, удалось модернизировать страну по индустриальной модели, победить Германию во Второй мировой войне, добиться ядерного равновесия с США. Тем самым были обеспечены необходимые условия для независимого существования великой страны, сохранившей под именем СССР исторические традиции русской государственности.

Однако в конечном итоге советский путь развития оказался тупиковым. Тоталитарный политико-экономический уклад сделал страну неконкурентоспособной в мировой экономике. Социалистическое плановое хозяйство оказалось неспособно к эффективному освоению достижений научно-технического прогресса. Потенциал экстенсивного индустриального развития исчерпался к рубежу 60–70-х гг. XX в., сменившись глубоким застоем, выход из которого уже не был возможен в формате прежней системы политических и экономических отношений.

Некоторые позитивные перемены в жизни советских людей происходили по крайней мере с середины 50-х гг. минувшего века. Тот Советский Союз, который остался в живой памяти нынешних россиян, был сравнительно гуманной страной, где власть правителей над подданными поддерживалась весьма гибкими методами, без массовых репрессий. Советская система, жестко ограничивая политические права граждан, в то же время поддерживала высокий уровень их социальной защищенности. Авторитарное государство сдерживало активность криминала на сравнительно низком уровне и не допускало развития внутренних конфликтов межнационального и иного характера. Таким образом, среднестатистический обыватель мог жить в условиях гарантированного скромного достатка и в безопасности.

Социалистическая система советского типа, накопившая не только отрицательный, но также и немалый положительный опыт, могла быть в принципе реформирована без разрушительных революционных потрясений. Если бы такие реформы были начаты своевременно и проводились осмысленно. Это в какой-то мере доказывается опытом современного Китая.

В годы хрущевской оттепели СССР был во многом подобен тому Китаю, который оставил своим наследникам Мао Цзэдун. Это была бедная страна с преимущественно крестьянским населением, но при том защищенная от внешних угроз собственным ядерным оружием и располагавшая необходимым заделом для независимого индустриального развития. Тогда еще была возможность для постепенного перевода экономики на рыночные основы, начиная с низового, сельского уровня (как это сделал в восьмидесятые годы Дэн Сяопин). Достигнув необходимого уровня экономического благополучия, можно было бы медленно и неуклонно видоизменять политическую надстройку СССР, внедряя в нее элементы демократии (китайское руководство только сейчас подходит к рубежу подобных преобразований). Экономически процветающий и постепенно демократизирующийся Советский Союз в последующем имел бы неплохие шансы на сохранение своей целостности и сверхдержавного статуса. Эта перспектива, в силу ряда обстоятельств, не была реализована ни самим Хрущевым, ни его преемниками.

У Горбачева в ходе начатой им и вышедшей затем из-под контроля радикальной перестройки была возможность сохранить союзное государство (по крайней мере его историческое ядро в составе Российской Федерации, Украины, Белоруссии, Казахстана), отделив периферийные куски распадавшейся империи, которые уже невозможно и бессмысленно было удерживать.

Однако случилось так, как случилось.

Союз нерушимый республик свободных сплотила, как известно, "великая Русь". Сама же Русь этот союз и разрушила руками Ельцина и его соратников, избранных к руководству страной в итоге более или менее демократических выборов 1990–1991 гг.

Россия без СССР

Пятнадцатилетний срок, прошедший с момента официального роспуска СССР, достаточен для подведения некоторых итогов.

Нынешняя Россия (в смысле – конкретная общность граждан Российской Федерации) скорее выиграла, чем проиграла от распада союзного государства, по крайней мере в утилитарно-экономическом отношении. И дело не только в том, что отпала необходимость дотировать бюджеты бывших союзных республик, получивших вместе с независимостью обязанность жить на собственные доходы. Избавившись от союзных инстанций, российская верховная власть на рубеже 1991–1992 гг. могла оперативно запустить радикальные экономические реформы без оглядки на соседей, которые к таким реформам были не совсем готовы. Быстрый переход на рыночные основы спас экономику от надвигавшегося тогда полного коллапса. Пережив затем неизбежную полосу неурядиц переходного периода, Россия с 1999 г. вошла в режим стабильного экономического роста и развития, раньше, чем ее партнеры по СНГ, и с лучшими стартовыми условиями.

Но историческая Россия (Великороссия), представляемая как неформальная совокупность людей, считающих себя русскими, была разрезана по живому новыми государственными границами. Эти границы пролегли в соответствии с нелепым административно-территориальным делением СССР, отсекавшим от РФ значительные массивы старинных русских земель с русским населением.

У Российской Федерации сохранились некоторые атрибуты великодержавия (ракетно-ядерный потенциал, место в Совбезе ООН и т.п.), но нет и малой доли того авторитета в международных делах, которым располагал СССР. Мало искренних друзей, почти нет настоящих союзников, зато – масса недоброжелателей в различных частях современного мира.

Крах СССР в умах многих россиян представляется геополитическим поражением и унижением великой страны. Соответственно такой логике документ, подписанный 8 декабря 1991 г. в Беловежской Пуще, может считаться актом национального предательства.

У Белого дома собрались все, кто жаждал перемен. Впоследствии и они разошлись
по разные стороны баррикад

Следует, однако, помнить, что по состоянию на 1991 г. сама Великая Русь уже подошла к опасному пределу истощения народной силы. Демографические проблемы, о которых так много говорят в последние годы, начинались и набирали остроту еще в советские времена. Но эти проблемы скрывались за благополучными показателями среднесоюзной рождаемости. В едином Советском государстве было бы крайне трудно принимать какие-то меры, нацеленные на сохранение русского большинства. Да и само это большинство стало бы скорее всего меньшинством уже через одно-два поколения. Со всеми вытекающими последствиями.

Суверенная Россия, с ее ресурсами и перспективами экономического роста, имеет все необходимые возможности для преодоления своего демографического кризиса. Лишь бы хватило ума и воли у российских правителей, осознавших наконец задачу, сформулированную еще в XVIII в. Иваном Ивановичем Шуваловым, сердечным другом веселой царицы Елизаветы.

Разбратавшиеся народы

В большинстве соседних с Россией новосуверенных государств уровень жизни после краха СССР упал значительно ниже российского. К тому же почти по всей постсоветской периферии, от берегов Днестра до Памира, прополыхали очаги больших и малых конфликтов, со многими тысячами жертв и громадными материальными потерями.

Таким образом, соответствующие этносообщества в большей мере проиграли, чем выиграли от независимости, плодами которой сумели воспользоваться главным образом утвердившиеся у власти группировки национальных элит. Но каждая из титульных наций указанных государств воспринимает свою независимую государственность как исторически значимое достижение, ради которого можно претерпеть многие лишения. Соответствующие ментальные стереотипы распространяются и укрепляются в каждом постсоветском государстве по мере его развития.

Даже братья-белорусы в подавляющем своем большинстве не согласились бы сейчас ни на присоединение своей страны к России, ни на передачу Москве существенной части своего суверенитета в рамках Союзного государства или какой-либо иной структуры. Батька Лукашенко это вполне осознает, виртуозно играя на струнах белорусского патриотизма и одновременно культивируя мифологизированную память о советских временах. Окормляя такой идеологической смесью массовое сознание своего народа, он блокирует распространение идей потенциальных политических конкурентов.

Среди всех экс-советских народов может в большей или меньшей степени распространяться ностальгия по "братскому единому союзу трудовому". Но идея реинтеграции постсоветских стран в составе единого государства практически нигде не находит массовой опоры.

Make war, not love

Щедрая на антисоветские и антироссийские выпады польская элита гордится деяниями "Солидарности" 80-х гг. минувшего века. Мало кто, однако, вспоминает, что за десяток лет до появления Леха Валенсы на политической арене Польша была едва ли не самым надежным союзником СССР в составе социалистического лагеря. И поляки в основной массе такой союз одобряли, даже в периоды массовых выступлений против своих коммунистических правителей. В течение четверти века Советский Союз был главным гарантом западных границ Польши, оспаривавшихся ФРГ и не признававшихся западным сообществом.

В первой половине 70-х гг. твердая политика Москвы принесла необходимые для Польши результаты: граница по Одеру и Нейсе была закреплена договором с ФРГ и Хельсинкским актом, декларировавшим неприкосновенность территориального устройства всей Европы. Тогда для Польши настало время, когда можно было без опасений повернуться к восточному соседу задом, лицом – к новым друзьям на Западе. Поляки совершили такой маневр несколько ранее других народов Восточной Европы, получив за это значительные бонусы. Войдя в НАТО и Евросоюз, Польша приобрела нового, заокеанского, гаранта своей целостности и безопасности. И об ушедшем в небытие Советском Союзе в политических кругах Варшавы стараются вспоминать только самое плохое: это нравится западным друзьям.

Сербы, в отличие от поляков, жестоко пострадали после распада социалистического лагеря, хотя их страна в этот лагерь не входила. Когда Советский Союз существовал и сохранял прочные позиции на Балканах, никто не мог бы и подумать о том, что американские бомбы и ракеты будут падать на Белград – столицу суверенного европейского государства, нейтрального и дружественного по отношению к обеим тогдашним сверхдержавам. Но когда СССР не стало, сербы не успели вовремя заменить Милошевича на деятеля, угодного США. И поплатились по полной программе. Их территориальную целостность не спасли ни статьи Хельсинкского акта 1975 г., ни дипломатические усилия потерявшей авторитет Москвы.

Указанные примеры раскрывают ту роль, которую выполнял Советский Союз в системе европейской и мировой политики. СССР и США, вынужденные сосуществовать в режиме ядерного паритета, были двумя взаимно уравновешенными центрами военно-политической мощи. Советско-американское противостояние создавало постоянную опасность глобального ядерного катаклизма, но сама эта опасность принуждала обе сверхдержавы и их союзников к сдержанности и осторожности. Втягиваясь в многочисленные локальные конфликты, советские и американские лидеры, как правило, избегали прямых военных столкновений. Из такой практики постепенно вырабатывались своего рода неформальные правила геополитической игры, которые затем были отражены в документах договорного характера. Эти документы становились реальными нормами международного законодательства, которые более или менее соблюдались и Вашингтоном, и Москвой.

Прекратив холодную войну ценой множества односторонних уступок, руководство перестроечного Советского Союза пыталось оправдать свои уступки спешно выдвинутой концепцией так называемого нового мышления. Согласно этой концепции, главнейшим политическим приоритетом объявлялись общечеловеческие интересы, прежде всего – необходимость устранения угрозы глобального ядерного конфликта. В переводе на язык практической дипломатии это звучало как призыв ввести всю систему международных отношений в строгие правовые рамки, исключив возможность произвольного применения силы. Подкрепить этот призыв какими-то конкретными политическими акциями ослабевший Советский Союз уже не мог. Идея "нового мышления" легла в архивы вместе с другими химерическими задумками последнего лидера СССР.

Соединенные Штаты, назначив себя победителями в холодной войне после падения СССР, стали затем переделывать мир в соответствии со своими предпочтениями, без стеснения применяя силу и выходя за рамки любых договоров и норм международного права. Следствием такой политики стала наблюдаемая ныне дестабилизация всей системы международных отношений. Множатся конфликтные зоны, развертывается спираль гонки вооружений. Проявилась и тенденция к расширению круга стран, стремящихся к владению ракетно-ядерными средствами массового поражения. Угроза глобального ядерного Армагеддона, забытая после добровольного выхода СССР из противоборства с Америкой, вновь становится реальным фактором общечеловеческого бытия.

Cемидесятилетняя история Советского Союза наполнена драматическими сюжетами, в которых тесно сплелись триумфы и бедствия, подвиги и преступления, победы и предательства, высочайшие взлеты и глубочайшие падения человеческого духа. Но так или иначе, это неотъемлемая часть двенадцативековой истории Государства Российского.

>Распад Советского Союза был исторической катастрофой, сравнимой с крахом Российской империи по масштабам политических последствий (к счастью, не по количеству человеческих жертв). Но не стоит сожалеть о том, что произошло пятнадцать лет назад. Ибо есть основания надеяться, что новая глава российской истории будет светлее и радостнее советского периода, закрытого в Беловежской Пуще.

Александр ГОЛОВКОВ
№ 45-46 (140-141) / 04 декабря 2006