На смену автократам прошлого пришло новое поколение диктаторов и тиранов - похоже, кое-что в нашем мире не меняется никогда

Смерть бывшего чилийского диктатора Аугусто Пиночета (Augusto Pinochet) спровоцировала жестокие беспорядки на улицах Сантьяго - и даже заставила обозревателей Economist отказаться от обычной беспристрастности. "Здесь не должно быть никаких оговорок, - провозглашается в передовице журнала. - Какие бы экономические реформы ни провел генерал, он был плохим человеком".

Плохим? Ну с этим станет спорить разве что какой-нибудь крайне правый чилиец. На его совести гибель 3197 сторонников Сальвадора Альенде (Salvador Allende), законно избранного президента-марксиста, которого Пиночет сверг в 1973 г. Помимо "исчезнувших", еще 27000 человек прошли через пытки. Кроме того, под маской образцового офицера-аскета Пиночет, как утверждается, присвоил до 28 миллионов долларов, переводя их на счета в иностранных банках, которые он открывал по поддельным паспортам. Лишь из-за старости и - предполагаемой - немощи генерал избежал скамьи подсудимых за совершенные им преступления.

Да, как и многие другие латиноамериканские каудильо, Пиночет был настоящим "сукиным сыном".

Но в 1973 г. его личные качества никого особенно не волновали. И никто тогда не думал, что он одним из первых воплотит на практике рыночные идеи покойного корифея экономического либерализма Милтона Фридмена (Milton Friedman). Переворот в Чили в 1973 г. был организован не ради пропаганды теорий "Чикагской школы". Его целью было остановить распространение коммунизма в Латинской Америке. А для этого хороший человек был не нужен. Достаточно того, что Пиночет был "нашим сукиным сыном", и соответственно из двух зол выбиралось наименьшее.

Был ли он на самом деле "меньшим злом"? Однозначного ответа на этот вопрос - как и на множество других, связанных с "холодной войной" - не существует. При Альенде чилийская Servicio de Investigaciones (Служба расследований) тоже не гнушалась применять пытки. Ожидал ли страну левый террор, еще более свирепый, чем правый, если бы этот поддерживаемый КГБ режим остался у власти?

Сегодня, с высоты прошедших лет, и в свете исторических документов, такая перспектива представляется маловероятной. Но в тот момент это было не так очевидно - на что не раз указывала Джин Киркпатрик (Jeane Kirkpatrick), скончавшаяся 7 декабря.

В 1980-х гг., занимая при рейгановской администрации должность постпреда США при ООН, Киркпатрик стала одним из самых ярких - и уж несомненно самых страстных - выразителей идеологии "новых правых". Чтобы вспомнить, каким представлялся мир в те времена, стоит перечитать ее статью "Диктаторские режимы и двойные стандарты" ("Dictatorships and Double Standards"), опубликованную в ноябре 1979 г. в журнале Commentary.

Киркпатрик писала ее в тот момент, когда американская внешняя политика при Джимми Картере переживала самый глубокий кризис за все послевоенные годы. Она призывала проводить четкое различие между "умеренными автократами, дружественно относящимися к интересам США" и "не столь дружественными автократами экстремистских убеждений". К первой категории Киркпатрик отнесла иранского шаха и никарагуанского диктатора Анастасио Сомосу Гарсиа (Anastasio Somoza Garc&*237;a), но несомненно в тот же ряд она ставила и Пиночета, не говоря уже о других "сукиных детях", правивших, например, в Сальвадоре и Гватемале.

Киркпатрик не пыталась доказать, что они - "хорошие люди". Она просто утверждала, что они лучше "альтернативного варианта" - подобно тому как в Китае Чан Кайши был предпочтительнее Мао Цзедуна, а на Кубе Фульгенсио Батиста (Fulgencio Batista) был предпочтительнее Фиделя Кастро. Южную Корею в 1970-х гг. нельзя было назвать демократической страной, но в Северной Корее все обстояло еще хуже. На Тайване по-прежнему существовала однопартийная система, но она была не столь жестокой, как в Китайской Народной Республике.

По ее мнению "наши сукины дети" были лучше "не наших" потому, что консервативные диктаторские режимы, сохраняя "существующую систему распределения богатств, власти и социального статуса", при этом все же "поклонялись традиционным богам и не нарушали традиционные табу". Коммунистические режимы, напротив, порождали "миллионы беженцев": их идеологические установки настолько нарушали "устоявшиеся ценности и обычаи", что жители таких стран предпочитали покинуть родину.

Более того, утверждала она, мирный переход к демократии от консервативной диктатуры, в отличие от коммунистической, возможен, поскольку первая допускает "соревновательность и участие граждан с политике, пусть и в ограниченных масштабах".

Сегодня, четверть века спустя, крайне любопытно выяснить, какие из тезисов Киркпатрик прошли проверку временем, а какие - нет.

Самой грубой из ее ошибок была склонность видеть за каждой народной революцией "руку Москвы", затянутую в красную перчатку. Даже когда она писала эти строки, уже было ясно, что вдохновителями революции в Иране был не столько Брежнев со товарищи, сколько радикальное шиитское духовенство. А сегодня стало еще очевиднее, что популизм в Латинской Америке способен расцвести пышным цветом и без поддержки Москвы. Не верите - спросите Уго Чавеса.

Другой просчет состоял в том, что переход от коммунистического режима к демократии якобы невозможен. Всего через десять лет после публикации статьи такой переход практически без единого выстрела совершили чуть ли не все государства-клиенты СССР в Центральной Европе.

С другой стороны, Киркпатрик несомненно была права в том, что в условиях консервативной диктатуры вероятность такого перехода выше - как и вероятность его успеха. Среди ряда стран с некоммунистическими самовластными режимами, осуществивших демократизацию в 1980-е гг. - не только Чили, но и Тайвань с Южной Кореей.

И напротив, республикам бывшего СССР, в том числе и самой России, успешное построение политической демократии дается с трудом. Возникает даже искушение назвать российского президента Владимира В. Путина воплощением тревожной тенденции отката к авторитаризму в посткоммунистических государствах. Что же касается Центральной Европы, то она, возможно, станет тем самым исключением, что лишь подтверждает правило.

Критика Киркпатрик в адрес идеалистических тенденций во внешней политике США сегодня тоже звучит весьма актуально. "Ни одна идея не находит такого отклика у образованных американцев, - отмечала она, - как убежденность в том, что демократизация возможна всегда, везде и при любых условиях".

В свете последних событий на Ближнем Востоке так и просится на язык французская поговорка: чем больше перемен, тем больше все остается по старому. С единственной поправкой: нынешние провалы демократизации связаны не с кознями повстанцев-марксистов, как во времена Киркпатрик. Сегодня на всем пространстве от Африканского Рога до Афганистана главная проблема - сочетание межэтнических конфликтов с влиянием радикального ислама: эту угрозу большинство консерваторов рейгановского призыва крайне недооценили.

Что ж, "наши сукины дети" уже лежат в могиле (по крайней мере, большинство). "Не наши" - тоже. Но сама по себе диктатура, увы, не ушла в прошлое.
>Несмотря на впечатляющие достижения демократии за последнюю четверть века, на удивление много прежних диктаторских режимов - от Кубы до Северной Кореи и Зимбабве - худо-бедно продолжают существовать, пусть их лндеры и одряхлели. Более того, появляется новое поколение "сильных правителей": они куда искуснее предшественников умеют скрывать ежовые рукавицы запугивания под лайковыми перчатками подтасованных выборов.

Должно быть, в последние годы жизни Джин Киркпатрик ничуть не удивило, что этот авторитаризм нового типа расцвел в ее старой знакомой - матушке Москве.

Найэлл Фергюсон (Niall Ferguson),
"Los Angeles Times", США
18 декабря 2006