В роли наблюдателя
Центральноазиатская мозаика российской политики
Пока Россия остается в роли наблюдателя за событиями в Центральной Азии.

Россия пассивно взирает на внутриполитические процессы в Центральной Азии. В то время как активность западных конкурентов в регионе нарастает.

>У Москвы нет четкого представления о политике в Центральной Азии, поскольку сама эта политика в окончательном виде еще не сложилась. Хотя и "затвердела", то есть стала решительной.

Кто на новенького?
В Кремле все еще дает знать о себе своего рода "презумпция" гайдаровских времен – никуда-де они от нас не денутся, да и не очень они нам нужны. После "революции" в Киргизии такие настроения усилились: ведь и в самом деле никуда не делись. Даже доложили бывшей метрополии о проделанной ревработе.

Кремль пассивно и даже равнодушно взирает на интриги между кланами, жузами, семьями, а также и на внутрисемейные политические процессы. Ему словно и не интересны январские перестановки в Казахстане: то ли после утверждения спикером верхней палаты Касымжомарта Токаева усилился "старший зять" Рахат Алиев, то ли после назначения на должность премьер-министра Карима Масимова немного окреп зять младший – Тимур Кулибаев? Россия остается в роли наблюдателя в неизбежных переменах в Узбекистане. Как будто ей наплевать, будет ли преемник назначен волевым решением Ислама Каримова или все-таки явится детищем борьбы и консенсуса между ташкентским, самаркандским и ферганским кланами.

Показательная история случилась на похоронах президента Туркмении Сапармурата Ниязова. Прибывшая в Ашхабад российская делегация ни на миг дольше этикетного срока не осталась на тризне, не захотела повариться в "туркменском котле".

В общем, что думают в Москве о наследниках нынешних властителей, а следовательно, о будущем управляемых ими стран, покрыто мраком. Видимо, в Кремле полагают, что самое лучшее – просто первым поздравить победителя. Вот только кто победит, не знают. Хотя некоторые и надувают щеки, делая вид, что знают.

Но не получится так, что этот самый победитель окажется в обиде на Москву за то, что та не содействовала в должной мере его триумфу? Конечно, политтехнологи путешествуют по Центральной Азии. Слушают местных вождей, охотно закусывают. Насколько велика отдача от такого рода странствий – сказать трудно.

После отстранения от власти Аскара Акаева в Кремле должны были сообразить, что ставка только на кого-то одного, пусть и на очень харизматичного политика, рискованна. К тому же Вожди с большой буквы уходят. И не только потому, что стареют: от них устает элита. Да и общество тоже устало от вождизма. Так что от советской привычки – исходить из вечности партийных секретарей – пора отказываться. Нужна новая методика многоцелевого поиска. Лоббировать "своих" можно и через современные институты – партии, парламенты, и через старые консервативные структуры. Тем более что и те и другие взаимосвязаны и взаимозависимы.

Немалую роль способен сыграть и российский бизнес. Среди российских деловых людей сильна тенденция приспосабливаться к местным условиям. Однако почему бы при всем том, пользуясь обстоятельствами, по мере сил и возможностей не поддержать тех, кто ратует за пророссийскую ориентацию?

Возможен вариант, при котором разработчикам центральноазиатского направления придется учитывать и такой фактор, как активность местного населения. К тамошнему обществу в московском политбомонде относятся как к "чуркам" и в расчет не принимают. Впрочем, "чурками" считают и россиян: назвал же в ходе теледебатов один политтехнолог выходивших в девяностые годы на демонстрации россиян "миллионом сумасшедших". Не хочу преувеличивать роль народа в грядущей смене власти (по всей видимости, она полностью не завершилась и в Туркмении), но игнорировать его полностью после Грузии–Украины–Киргизии недальновидно. Каждый, кто хочет предугадать, как будет вершиться передача власти, должен учитывать, во-первых, что народ может внезапно вспомнить о своем праве самому решать, кто им должен управлять. А во-вторых, что людей может позвать на улицу кое-кто из политиков, если почувствует, что одной лишь подковерной борьбой задачу не выполнить. И тогда ситуация стремительно поменяется. Особенно если учесть, что в некоторых республиках люди могут выйти на площадь под зеленым знаменем ислама…

Словом, Москве предстоит всерьез заняться внутренней центральноазиатской мозаикой, целенаправленно поучаствовать в новых раскладах сил. Без этого сохранить в будущем нормальное влияние в регионе вряд ли возможно.

Нас вытесняют, мы вытесняем…
Под жалобное аханье о том, что злые силы вытесняют Россию из Центрально-Азиатского региона, новой стратегии не построишь. Тоска по прошлому неуместна и глупа. Да, Россию потеснили. А иначе и быть не могло. Да к тому же по наследству ей передалась давняя советская привычка превращать друзей во врагов, вести себя как слон в посудной лавке и списывать собственные просчеты... угадайте на кого? – правильно, на происки внешнего ворога. Наши официальные идеологи обожают жить в осажденной крепости, возможно, из-за недостатка стратегического мышления, а возможно, потому за жизнь в осаде полагается надбавка к жалованью (за вредность, так сказать).

В Центральной Азии Россия обречена на: 1) конкуренцию с прочими внешними "экторами" – Китаем, США, а также Европой, Турцией; 2) на партнерство с ними. Существовать с ними в диалектическом взаимодействии. Нынче все находятся в равных условиях, и, более того, существуют сферы для кооперации. Это как минимум поддержание стабильности в регионе и борьба с наркотрафиком. (Пресловутый антитерроризм к главным поводам для сотрудничества, несмотря на множество громогласных заявлений, к приоритетам причислен быть не может.)

При слове "партнерство" возникает образ Китая. При слове "конкуренция" – все остальные. Дружба с КНР ассоциируется в первую очередь с Шанхайской организацией сотрудничества. Прилагая усилия (хотя и вялые) по укреплению Организации Договора о коллективной безопасности, ЕврАзЭС, лишь слегка вспоминая о Едином экономическом пространстве, Москва все активнее апеллирует к ШОС (что, впрочем, не мешает официальным политтехнологам время от времени упоминать "китайскую угрозу"). ШОС именуют даже ответом на НАТО, нечто вроде нового издания Варшавского пакта.

Думается, однако, что эта умело инициированная Пекином контора при всей своей амбициозности остается вещью в себе. Успехи ШОС неочевидны, тогда как главные проблемы (например, урегулирование вопроса китайско-центральноазиатских границ) ее члены фактически решают в двустороннем порядке. ШОС продвигает интересы Китая, а привычные разговоры о поддержке ею стабильности в регионе пока не прошли испытания нестабильностью. Совершенно неясно, что станет предпринимать ШОС, если в одной из входящих в нее стран случится дестабилизация. Вмешиваться в чужие дела не позволяет сам принцип организации.

Что ждать России от участия в ШОС?
Во-первых, российско-китайский паритет внутри организации невозможен. Во-вторых, само по себе участие в ШОС кардинально не изменит статус России в остальном мире. В-третьих, отношение со странами региона все равно будут строиться прежде всего на двусторонней основе, что выгодно и Москве, и ее партнерам. Потому как нечто единое под российской крышей все равно создать уже не удастся – поезд ушел.

В-четвертых, сильная и активная ШОС обесценивает собственно российские региональные инициативы. Прежде всего это относится к ЕврАзЭС, которое, по мнению российского исследователя Шурубовича, среди субрегиональных объединений на постсоветском пространстве является наиболее "продвинутым".

Но если ШОС провалится (в конце концов кто поручится за обязательный конечный успех "китайского чуда"), то в одиночку Россия регион тем более не скрепит. Центральноазиатские страны разбегутся.

Конечно, у России всегда есть запасной вариант – цементировать единство вокруг себя газом, нефтью и трубой. Но эта стратегия, даже уже и не стратегия, а уловка, себя не оправдывает. На каждую российскую трубу находится свой кран с винтом.

Не потому ли самым страшным для Кремля кроме оранжевой революции стала альтернатива трубных маршрутов. Казахстан готов гнать свою нефть через ненавистный нефтепровод Баку–Тбилиси–Джейхан и строит магистраль Атасу–Алашанькоу. Покойный Туркменбаши мечтал соорудить газопровод в южный Китай через сомнительный Афганистан. (Хватит ли для этого прожекта туркменского газа – это уже другой вопрос.) Да, не все государства Центральной Азии сегодня не столь обеспокоены российской транзитной опекой, но тем не менее и они в один прекрасный день могут задуматься: а так ли уж удобен им патронаж "Газпрома", склонного повышать цены в зависимости от политической конъюнктуры?

Страшно подумать, но на альтернативные маршруты углеводородного транзита Россия обречена. Это ломает гениальную, хотя и примитивненькую концепцию энергетической сверхдержавы. С другой стороны, осознание того, что диверсификация неизбежна, поможет быстрее сориентироваться, избежать негативных последствий и даже извлечь из нее некоторые выгоды: диверсифицируйтесь, друзья, а мы даже готовы вам в этом небесплатно, но посодействовать. Ведь российский капитал способен участвовать в любых энергетических проектах.

В общем, новых транзитов не избежать. А вот "оранжизма"…

Революции, следуя московской логике, – результат почти исключительно противостояния России с США и Европой. Запад и еще раз Запад учиняет оранжевые безобразия, чтобы выжать с постсоветского пространства Россию. Поэтому не хочешь иметь революций – договорись с их потенциальными спонсорами. А это становится все труднее.

Активность конкурентов с Запада не может не беспокоить Кремль. Их деятельность способствует модернизации общества (пусть и верхушечной), тождественной вестернизации. Важнейший инструмент модернизации – язык. В свое время именно русский изменил культурный облик региона. Теперь с ним соседствует и "подсиживает" его английский, ставший языком общения центр-азиатов с передовой частью ойкумены. "Англизация" местных молодых интеллектуалов и чиновников аукается России, которая то ли в силу природной лени, то ли просто по политическому скудоумию транжирит золотой запас своего культурного влияния. Естественно, это происходит не сразу. Но каждый, кто бывает в центральноазиатской глубинке, заметит, что тамошние подростки на русском уже не говорят, как и обратит внимание на правильное английское произношение студентов в местных университетах.

На протяжении нынешнего и будущего поколения местная элита может стать европейски двуязычна. Но так или иначе все самое ценное – знание, технологии – будет приходить в Центральную Азию не из России, которая и сама-то импортирует новизну. И здесь Россия проигрывает состязание.

Наконец, американцы, а вскоре и европейцы, среди которых наиболее активно ведут себя немцы, будут постепенно "перекупать" местные элиты. В прямом и в переносном смысле. Как это делается в прямом, пожалуй, понятно. В переносном – это означает отказ от чересчур жестких требований в области прав человека, демократизации и т.п. Сейчас подход западников все больше характеризуется пословицей "Тише едешь – дальше будешь". Например, гром и молнии в связи андижанскими событиями 2005 года уступают место сожалениям во взаимном недопонимании. Никто всерьез не обиделся на Назарбаева, собравшего на последних президентских выборах 90% голосов. Ожидают либеральных чудес и от единодушно избранного в феврале наследника Туркменбаши Гурбангулы Бердымухаммедова.

А ведь все это в конечном итоге выбивает один из главных козырей России в ее отношении с авторитарными правителями – пренебрежение к болезненным вопросам, связанным с образом их правления.

Утратит остроту и актуальность распространенное в первой половине 2000-х гг. официальное антизападничество. Вновь зазвучат здравицы в честь американских и теперь уж наверняка европейских инвестиций. Как это уже случилось однажды после 11 сентября. Теперь, конечно, такого эффектного предлога, как совместная борьба с терроризмом, уже нет. Зато грядет взаимное понимание того, что и кому можно делать, а чего лучше и не делать. Новые управленцы, которые уже не будут чувствовать себя отцами нации, как это делали все первые постсоветские президенты, скорее всего еще на один шажок отступят от России.

Именно на шажок, поскольку сегодня никто не собирается отлучать Россию от региона. Более того, и Европа, и США, и Китай (последний особенно) постоянно подчеркивают, что в "регионе должны расцветать сто цветов" и именно общее участие в его делах гарантирует стабильность. И это правда: сегодня никто не может и не хочет принять на себя миссию главного "контролера" над Центрально-Азиатским регионом.

В этих условиях Москве надо думать не только о том, кто и как вытесняет Россию из Центральной Азии, но о том, как взаимодействовать на ее пространстве с самыми разными партнерами, в том числе с теми, которые не очень симпатичны. Как приспосабливаться к меняющейся ситуации внутри стран региона. Тем более что сегодня у центральноазиатских элит как никогда большой выбор друзей.

Москва проявляет жесткость. Но и жесткость должна быть умной.

Алексей Всеволодович Малашенко - профессор, член научного совета Московского центра Карнеги.
5.03.2007