Еще десять лет назад нельзя было говорить ни о каких прямых политических контактах Ирана с Западом. Сразу после победы исламской революции в Иране в феврале 1979 г. началось сознательное отдаление от Запада, который основатель Исламской Республики Иран аятолла Рухолла Хомейни называл не иначе как "обитель скверны и разложения". В течение почти двух послереволюционных десятилетий в Иране стали азбучными истинами утверждения о том, что Запад питает к нему глубокую вражду, столь же ненавистны ему ислам, мусульманская культура и цивилизация, утвердившийся в Иране тип государственного правления. Вся идеологическая платформа официальной иранской пропаганды многие годы вбивала в головы иранцам далеко не оригинальные идеи о том, что Запад, христиане, Израиль, евреи – истинные, принципиальные и неизменные враги Ирана, его народа, ислама и всех мусульман. Эта концепция хорошо вписывалась в разработанную Хомейни теорию двух миров – мира ислама как оплота благодеяния во главе с Ираном и мира нечисти, оплотом которого является Запад во главе с лидером мировой деспотии – США. Именно своеобразное видение современного мира превратило Иран в международного изгоя. В то же время оно давало возможность списывать именно на "нечестивый Запад" все просчеты и неудачи режима, именно там находили главного внешнего врага.

Процесс выхода Ирана из международной политической изоляции начался в марте 1999 г., когда тогдашний иранский президент Сейед Мохаммад Хатами - умный и прагматичный политик-реформист, изучивший и знавший Европу изнутри за долгие годы учебы и работы, "прорубил" окно на Запад, совершив первый официальный визит в Италию. Тогда это привлекло пристальное внимание всего мира, решившего, что пришедшие к власти в Иране в мае 1997 г. исламские либералы на деле готовы идти на конструктивный диалог с Европой, отбросив все политические и идеологические предубеждения и догмы, которые на много лет завели эту страну в тупик изоляционизма. Результаты начавшегося взаимодействия с Европой стали ощущаться немедленно: после визита Хатами в Рим были подписаны и начали реализовываться контракты и соглашения на сумму более чем 2 млрд долларов. Были обсуждены и вопросы политического взаимодействия по самым актуальным вопросам региональной и международной ситуации. Началось движение навстречу друг другу недавних непримиримых идеологических противников.

Но важнее было другое – человечество увидело в первом историческом визите в Европу реальное воплощение сделанных Хатами в декабре 1997 г. с трибуны Генеральной Ассамблеи ООН широковещательных заявлений о необходимости диалога исламской и христианской цивилизаций, укрепления доверия между Востоком и Западом, широкого культурного, политического и экономического сотрудничества. Стало ясно, что слепой идеологический фанатизм на деле сменяется идеями политического прагматизма, что борьба впервые осознавших себя реальной силой исламских реформаторов против закостенелых консерваторов, сплотившихся вокруг духовного лидера страны аятоллы Али Хаменеи, дает первые осязаемые результаты. Новый курс страны был последовательно направлен на отказ от оказавшихся несостоятельными идей экспорта исламской революции, трансформацию действий Ирана на путях учета в первую очередь общенациональных, прагматических интересов, сконцентрированных преимущественно в сфере экономики.

>В специфических иранских условиях, когда сложившаяся исламская иерархия власти не дает президенту широких властных полномочий, а радикалы продолжают сохранять прочные позиции во многих государственных структурах, реализация нового курса была сопряжена с немалыми трудностями. На Западе полагали, что диалог с Ираном на высшем уровне был важен хотя бы потому, что способен создать предпосылки конструктивного взаимодействия, помочь налаживанию совместной заинтересованности к сотрудничеству в разных сферах. Ирану нужны были инвестиции ЕС, которые смогли бы вывести страну из затянувшегося периода стагнации.

Процесс действительно пошел. Переход от политики много лет проводимого Европой по отношению к Ирану "критического" диалога к диалогу деловому создал довольно действенный механизм влияния на иранскую политику, способный в определенной мере нейтрализовать ее деструктивные моменты. Последовавший за первым визитом Хатами в Европу визит в Тегеран президента Австрии - первого лидера европейской страны за весь послереволюционный период - был справедливо назван столичной газетой "Ахбарэ эктесад" "светом в конце тоннеля", окончательно выводящим Иран на прямые контакты с Западом. Так и случилось: вскоре последовали визиты иранского президенты в Париж, Берлин, другие западные столицы. Состоялись и ответные визиты. Увы, с приходом к власти в 2005 г. неоконсерваторов во главе с президентом Махмудом Ахмадинежадом набиравший силу и динамику процесс прямых политических контактов прервался. Это, впрочем, почти не повлияло на экономическое сотрудничество. Объем его столь значителен, что дает повод аналитикам рассматривать экономический фактор в качестве потенциально возможного пути решения такой важной проблемы как иранская ядерная программа, во многом определяющей ныне отношения между Ираном и международным сообществом.

Европа в лице мощного континентального интеграционного объединения, каковым является Европейский союз, в состоянии играть значительную роль в решении вопроса о ядерной программе Ирана. Последовательно растущий и укрепляющийся ЕС объединяет ныне почти две трети стран Европы, а его валюта – евро - является главным платежным средством на половине европейского экономического пространства. Несмотря на имеющиеся до сих пор трения в отношениях между странами объединенной Европы, ее внешняя политика приобретает все более единый характер, в котором максимально выражена концентрированная воля стран - членов европейского дома. В своем отношении к иранской ядерной программе ЕС более последователен и предсказуем, чем до конца не определившаяся со своими внешнеполитическим приоритетами Россия или колеблющийся между политическими и экономическими альтернативами Китай. Планируя свою позицию по отношению к европейским оценкам иранской ядерной программы, в Иране исходят из того, что дряхлеющая и сытая Европа ставит во главу угла лишь экономические выгоды сотрудничества с этим уверенно набирающим силу региональным лидером. В отличие от США, она не столь пугающе сильна и не обладает такой военной маневренностью, не может динамично передислоцировать и разместить свой флот или ВВС на ближневосточном театре военных действий. Но эти обстоятельства отступают на второй план, если оценить важность европейской экономической мощи и ее политического опыта. По всей видимости, именно этим диктуется приверженность Европы к дипломатическому решению возникающих международных конфликтов, желание компенсировать недостаток военной силы переговорными средствами. Именно поэтому три года назад ЕС инициировал переговорный процесс по иранскому ядерному досье, принявший настолько затяжной характер, что европейские политики, очевидно, разуверились в возможности достичь хоть каких-то результатов и в итоге пошли на инициированную США необходимость передачи дела на рассмотрение Совета Безопасности ООН с последующим введением санкций экономического и политического характера.

Однако экономические и политические санкции также лежат в русле предпочитаемых ЕС мирных путей решения острых проблем. Здесь позиции ЕС достаточно выигрышны. Именно страны ЕС на деле являются главными и стабильными экономическими партнерами Ирана, и именно там Иран приобретает основную часть необходимых ему передовых технологий и оборудования. В этом плане лидируют Франция, Германия и Италия, которых Иран считает своими главными партнерами на европейском направлении. В 2004 г. на их долю приходилось 77% всего экспорта ЕС в Иран. В абсолютных же цифрах в 2004 г. товарооборот между Ираном и ЕС, включая инженерно-технические услуги, составил более 24 млрд долларов. Всего годом раньше он был вдвое меньше. При этом импорт европейских стран из Ирана превысил 9 млрд долларов (1). Заметны и тенденции роста взаимного товарооборота. Так, по оценке статистического центра "Евростат" на 1 июля 2005 г., экспорт Германии в Иран по сравнению с этим же периодом предыдущего года вырос в два раза. Французский экспорт и импорт на этом же направлении вырос в полтора раза. Италия за этот же год увеличила товарооборот на 40% (2).

Впечатляющи и показатели инвестиционной деятельности. Здесь лидирующие позиции занимает Германия, делающая капиталовложения в ряд важных проектов, в том числе инфраструктурного характера. В последние годы заметно стремление стран ЕС придать сотрудничеству с Ираном долгосрочный характер. Такое соглашение на 2005-2010 гг. реализуется с Францией. На страны ЕС приходится и значительная доля иранского нефтяного экспорта. Взаимная зависимость служит фактором, уравновешивающим необходимость стабильного ирано-европейского диалога в обоих направлениях.

С другой стороны, именно этот фактор обусловливает отсутствие жесткой реакции Ирана на присоединение ЕС к странам, требующим введения против Ирана суровых санкций со стороны международных организаций, в первую очередь ООН и ее специализированных подразделений. Причисление стран, проголосовавших за резолюцию Совбеза ООН от 23 декабря 2006 г., и в их числе Великобритании и Франции как постоянных членов Совета Безопасности, к числу "предателей справедливого дела иранского народа" (3), было не более чем эмоциональным актом и не имело для ЕС никаких негативных последствий. Как полагают в ЕС, отсюда вытекает и малая вероятность того, что Иран в ответ на экономические санкции мирового сообщества может перекрыть такую стратегически важную международную артерию, как Ормузский пролив. Именно Ирану экономически невыгодно блокирование важнейшего пути экспорта своих углеводородных богатств, формирующих почти 88% валютных поступлений. В отличие от таких нефтедобывающих стран Персидского залива, как Саудовская Аравия или ОАЭ, имеющих альтернативные пути нефтеэкспорта, для Ирана все ограничивается Ормузским проливом. Привязка иранской экономики к ее нефтяной составляющей обусловит катастрофические последствия для Ирана этого шага, который он позиционирует в качестве самого грозного ответа на жесткие меры мирового сообщества. Для ЕС это не будет иметь таких судьбоносных последствий, ибо его нефтяной рынок не ограничивается Ираном и в любой момент может быть диверсифицирован. Разумеется, переориентация на другие рынки требует времени и средств, но такие потери несравнимы с ущербом, который понесет Исламская Республика Иран. Накопленные в ИРИ валютные стабилизационные резервы помогут снизить остроту удара по национальной экономике, но лишь на первое время. Далее, в связи с прекращением Ираном экспорта нефти, можно прогнозировать экономический коллапс.

При рассмотрении вопросов обуздания военного компонента иранской атомной программы в странах ЕС все более зреет убеждение, что их экономическая мощь, соединенная с высоким уровнем взаимодействия с Ираном в экономической сфере, может не меньше, чем американская военная сила, гарантировать свою эффективность при введении мировым сообществом санкций против Ирана. Тут нужно учитывать и то, что, как сказал на днях бывший министр иностранных дел ФРГ Йошка Фишер, "у Америки может хватить сил начать войну, но не одержать победу" (4). Экономические санкции вполне способны нанести сильный удар, способный поколебать устои исламского режима и вынудить пойти на попятную. Нужно также учесть еще один потенциально возможный сценарий, о котором рассуждают аналитики. Экономический коллапс иранского исламского режима способен спровоцировать широко народное движение, которое возникнет на базе вызванных им материальных трудностей, которые затронут в первую очередь малообеспеченные слои населения, составляющие сейчас большинство населения страны. Именно поэтому неоднократно выражаемый иранским президентом скепсис относительно того, насколько эффективно могут работать экономические санкции, за которые активно выступает в последнее время ЕС, вряд ли оправдан и уместен.

1. http://www.centrasia.ru/newsA.php4?st=1129096200

2. Там же.

3. ИСНА, 24 декабря 2006 г.

4. http://cursorinfo.co.il/news/pressa/2007/03/05/article/

Автор -
В.И. Месамед
12 марта 2007