Танцы на "Титанике". В каком духе встречают кыргызстанцы вторую годовщину "революции"?

... Разве это не позор для нынешнего руководства страны, когда оно до сих пор, спустя уже почти два года, толком не помогло людям, пострадавшим от погромов в Бишкеке в ту приснопамятную ночь с 24 на 25 марта Ведь, под приобретенный для реализации товар, арендованные торговые точки кто-то закладывал даже последнее имущество, недвижимость.

В Кыргызстане началась подготовка к торжествам по случаю второй годовщины мартовских событий 2005 года. С подачи власть предержащих эта дата названа Днем народной революции. В Бишкеке разрабатывается праздничный cценарий, намечаются народные гуляния. В общем, танцуют все. Но всем ли хочется танцевать? Да и уместны ли вообще танцы и песни, пусть даже не в мажоре, а в миноре, по такому случаю? "Праздник со слезами на глазах..." Нет, это пронзительное по эмоциональности сравнение совершенно не применительно к тому, что произошло 24 марта 2005 года в Кыргызстане. Строчка из известной и полюбившейся всем жителям СССР, а потом и СНГ песни символизирует великую радость от преодоления великой беды, светлый миг, добытый неисчислимыми потерями и запредельным единством, сплотившим всех от мала до велика в гранитную глыбу во имя священной цели... А в нашем случае, если и слезы, то - слезы горечи и стыда от того, что сотворилось перед всем миром, от того, каким диким краем предстал в глазах международного сообщества еще недавний "островок демократии".

Впрочем, сообщество взирало на все по-зрительски, по-обывательски, наблюдая за происходившим в Кыргызстане с помощью телевизоров, из своих далеких и близких, зачастую весьма благополучных стран. Но вот измерил ли кто глубину шока, испытанного самими кыргызстанцами? Шока от падения устоев государственности и веры в незыблемость этих устоев, от осознания собственного бессилия в критической ситуации и невозможности защитить, если что, себя и близких, призвать кого-то или что-то на помощь? Стало уже расхожим приемом в кругах нынешней власти: если и упоминать вскользь о фактах мародерства в ночь с 24 на 25-е и, отчасти, с 25 на 26-е, то как-то отстраненно. Ну да, мол, имело место, к сожалению, такое, однако то был лишь всплеск люмпенизированной стихии, к "революции" отношения не имеющей. При этом как-то стыдливо или умышленно не вспоминается, что первичным и мощнейшим импульсом, примером для таких вот всплесков стал происшедший не в ночное время, а средь бела дня, на глазах у всех погром "Белого дома".

Абсолютно бессмысленный и беспощадный, а потому еще более отвратительный по своей сути, через несколько часов повторившийся, к тому же, вновь. Зачем, кому он понадобился? Ведь сопротивления никто не оказывал, из окон главного государственного здания страны не гремели выстрела, а внутри его находились не вооруженные до зубов янычары, а сугубо мирные люди, среди них немало женщин. Прямой или опосредованной виной всех их была лишь причастность к работе в президентской администрации и правительственном аппарате. Но с таким же успехом можно было предъявить претензии к любому кыргызстанцу, который на тот момент проживал в нашей республике, жил по указам, подписывавшимся прежним главой государства, по постановлениям, принимавшимся правительством, по Конституции, которая проходила через горнило всенародного голосования.

И вряд ли уместны здесь ссылки на происки тогдашней власти, на стихийное развитие событий, на неожиданность их для самих митингующих. Не будем лукавить, господа. Вспомним, что творилось в последние недели перед завершающим столичным аккордом в ряде регионов страны, прежде всего, на юге. Можно называть это по-разному - и проявлением "народного гнева", как оно трактуется нынешней обслуживающей сегодняшнюю власть историографией, и хорошо спланированной смутой, политическую ангажированность которой не видел только тот, кто не хотел видеть. Сегодня, спустя уже почти два года, какие-то штрихи происходившего поистерлись в памяти, заслонились чередой последующих политических стрессов. И все же, смею утверждать, незабываемым для основной массы кыргызстанцев, вне зависимости от их симпатий и антипатий, осталось чувство бесконечной тревоги, переходящей в страх: Господи, лишь бы не самое худшее, лишь бы не кровь, не междоусобица.

У очень многих еще оставались свежи воспоминания о трагических ошских событиях, хотя, казалось, с тех пор минуло уже пятнадцать лет. Но память О ТАКОМ, наверное, не знает срока давности, и передается от поколения к поколению на генном уровне. Американцы вон, столкнувшись еще в позапрошлом веке с кошмаром гражданской войны, настолько ужаснулись ему, что постарались в дальнейшем предпринять все возможное, и в правовом, и в моральном, и в воспитательном аспекте, дабы подобное больше никогда не смогло повториться. А на население Кыргызстана, в исторической памяти которого за мирные десятилетия советской власти, и даже почти за полтора десятка лет независимости слегка зарубцевались раны от братоубийственной бойни двадцатых-тридцатых годов, тогда, летом 1990-го, вдруг вновь повеяло рецидивом этой страшной социально-политической инфекции. Вспомним, ценой каких усилий удалось остановить распространение ее, всегда стремительное и всепроникающее. Слава Богу, сохранялся еще Советский Союз, существовали еще десантные войска, срочно переброшенные из центра в Киргизию, не были еще деморализованы и не превращены в заложников грязных политических игр наши собственные правоохранительные органы.

Многое было по-другому в то горячее лето 1990-го - в сравнении с закипавшим новыми потрясениями мартом 2005-го. И многие прекрасно понимали, что, не дай Бог, взметнись опять этот черный смерч, уже никто не поможет нам остановить его. А самим нам это окажется просто не по силам. Вот поэтому и просили тайно и явно - у Всевышнего, у судьбы, у кого угодно: лишь бы не было худшего, лишь бы не было войны. Но голоса большинства тонули в возбужденном (случалось и при помощи горячительного) разноголосье меньшинства, сбивавшегося в агрессивно и бескомпромиссно настроенные толпы. Скандировались ультиматумы, изгонялись из местных официальных учреждений их работники, в кабинеты воцарялся опьяненный вседозволенностью люд. Звенели стекла, трещали двери, расшатывалась и низвергалась власть.

>Набиравшие силу потоки разрушительной энергии стекались и аккумулировались в столице. Поэтому говорить об исключительно мирной настроенности разнородной массы митингующих, двинувшихся 24 марта 2005 года по проспекту Чуй в сторону "Белого дома", попросту не приходится. Как и о том, что-де ее, эту массу, попросту спровоцировали на штурм, что это не так все мыслилось. Пусть остаются на совести представителей бывшей антиакаевской оппозиции заверения в том, что никакого силового варианта не предусматривалось, что президента просили остаться в стране, просто, мол, хотели вступить с ним в диалог. Равно как - и другие утверждения о том, что глава государства не имел права покидать Кыргызстан, что должен был до последнего искать пути урегулирования ситуации. Искать - когда в том уже совершенно не нуждались идейные вожаки ими же взметенной людской стихии?

Вся республика, а особенно столица в тот день была подобна натянутой струне. Все ждали: что-то должно случиться, не может не случиться. И - струна лопнула, не выдержав натяжения. А потом последовала унизительная для страны и шоковая для ее народа какофония. Впоследствии, когда и в некоторых других странах случались события, не красящие их, приходилось слышать из уст отечественных "революционеров" снисходительно-оправдательное: ну вот, мол, чего уж тогда на Кыргызстан пенять? Не надо, однако, заниматься элементарным передергиванием карт! Одно дело, когда в Новом Орлеане какие-то подонки мародерствуют в разрушенных природной стихией домах, и совсем другое - когда аналогичное творится под прикрытием высоких идей и радений о народе. Тем более, что последующее развитие событий в Кыргызстане показало и показывает: народ здесь вообще ни при чем, он - чужой на этом празднике халифства на час, в этой вакханалии борьбы за власть и сведения счетов, в этом перманентном сражении всех и вся с бывшими врагами, с бывшими единомышленниками, с потенциальными соратниками, со старыми друзьями и новыми попутчиками, с чертом и с богом, с самим собой.

Народ давно уже понял: он более чем кто-либо не нужен этой воцарившейся таким образом власти. А потому давно уже и не надеется на нее, пытаясь самостоятельно зализывать раны, самостоятельно выживать - или на своей ставшей вдруг такой неласковой родине или вообще за ее пределами. Что касается зализывания ран... Разве это не позор для нынешнего руководства страны, когда оно до сих пор, спустя уже почти два года, толком не помогло людям, пострадавшим от погромов в Бишкеке в ту приснопамятную ночь с 24 на 25 марта? Сколько обыкновенного, не защищенного ни крепкими охранниками, ни высокими должностями люда понесло тогда колоссальный, а иные и невосполнимый ущерб! Ведь под приобретенный для реализации товар, арендованные торговые точки кто-то закладывал даже последнее имущество, недвижимость.

По предварительным - и до сих пор еще толком не уточненным данным! - число пострадавших - владельцев ларьков, лотков, арендаторов, реализаторов - превысило тысячу человек. Но здесь речь лишь о бедолагах, так или иначе попытавшихся официально заявить о своей беде, в надежде на хоть какую-то помощь от тех, кто, по сути, и стал у истоков их бед. Не сосчитать, однако, других, которые, увидев, кто пришел, сразу махнули рукой, поняв: ловить тут нечего. И, вздохнув, начали, кому это оказалось по силам, самостоятельно восстанавливать свой нехитрый бизнес, пытаться встать на ноги. Сегодня уже видно: как же они, вторые, были правы! Вот уже сколько месяцев бьется, пытаясь протянуть руку поддержки жертвам погромов, стихийно сформировавшееся из их же числа Общество пострадавших арендаторов. После долгих мытарств, в канун первой годовщины мартовского разбоя, самые нуждающиеся получили на свои нужды... 2,5 миллиона сомов. Потом, после опять же затяжных торгов, государство снизошло, пообещав еще 20 миллионов. Из них предоставлена была только половина суммы, которая, будучи делимой на небольшие кредиты, распределяется в рамках созданного самими же обществом кредитного союза. На получение остальных 10 миллионов остается все меньше надежд. Но и, свершись чудо и просыпься они манной небесной на головы пострадавших - разве способны будут все эти средства возместить и прямой, понесенный от погромов, и опосредованный, от загубленного и с таким трудом восстанавливаемого бизнеса, ущерб?

До них ли, этих несчастных, как и до сотен тысяч других, оставшихся один на один со своими бедами в нашем наидемократичнейшем царстве-государстве, дело

сейчас главному лицу, другим лицам, личинам, образам и образинам, закружившимся вокруг вожделенного трона в бешеных ритмах Вальпургиевой ночи? Что же касается старательно декларируемого ныне со всех трибун выражения интересов народных... Да разве знал Кыргызстан до марта 2005-го такое количество малых и больших митингов протеста, такого отчаяния от обнищания и от безнадежности, толкающего в ряды протестантов и стариков, и детей? Я не о тех, кто в пять секунд, зажав в руке несколько купюр от политических "спонсоров" и разогревшись поданной от имени их одной-другой рюмкой водки, готов встать под любые лозунги, орать их до хрипоты в надежде на новый "гонорар", загрязнять в переносном и прямом смысле все вокруг себя! Я - о тех, кто в нынешнем разгуле бесправия и попрания основополагающих прав человека - на труд, на охрану здоровья, на жизнь - оказывается лишенным крова, возможности прокормить себя и близких, добиться для них справедливости. И тогда одни выходят в последней надежде к забору, которым отгородилась белодомовская власть от того, кому призвана служить, то есть, народа. Другие, стиснув зубы, пакуют чемоданы и отправляются, куда глаза глядят, а третьи обливают себя бензином и подносят зажженную спичку.

Как стремительно множатся ряды и первых, и вторых, и пятых, и десятых, как быстро погружается наш островок несостоявшейся демократии в пучину, из которой не только к демократическим высотам - к берегам даже относительно сносной жизни все меньше остается шансов добраться. И чем глуше стон уходящих, как в песне Высоцкого, под воду, тем показушней и неестественней заздравные речи остающихся пока наверху. Увы, но океанские воды сомкнулись однажды над всеми пассажирами "Титаника", вне зависимости от их сословий и состояний. И уравняли всех - раз и навсегда. И тех, кого первыми приняла в себя холодная бездна Атлантики, и других, кто еще безмятежно танцевал в это время на верхней палубе. Спаси и сохрани нас от такой участи...

Однако - прочь подобные аналогии! Разве они к месту, когда народ на празднество приглашается? Вторая годовщина на носу! Спасайся...простите, танцуй, кто может!

Фарид Султанов
14 марта 2007