В оценках ситуации, сложившейся в Киргизии, обычно нет единодушия, как внутри страны, так и за ее пределами. И это естественно, поскольку оценки во многом зависят от политических предпочтений тех, кто их высказывает. Происшедшая два года назад "революция тюльпанов" у тех, кого она лишила власти, по понятным причинам, вызывает ненависть и стремление к реваншу. Бывший президент, а ныне изгнанник – Аскар Акаев и его дочь Бермет ведут себя, как и положено всем, оказавшимся в аналогичном положении, – строят планы возвращения к власти, для чего активно рассказывают о прегрешениях нового режима. Весьма показательны в этом отношении одни только схоластические рассуждения на тему: "были ли события марта 2005 года революцией или государственным переворотом".

В окружении Киргизии тоже не очень жалуют эту республику. И это неудивительно: ведь фактически везде президентская власть тотально оседлала политический процесс, направляя его ход по собственной воле и в соответствии с собственными пристрастиями. Когда кто-то заявляет, что истинная демократия – это то, что строят власти в Казахстане или Узбекистане, кому может понравиться киргизская альтернатива?! Ведь она дискредитирует эту политику.

Да и в самой республике кипучая политическая деятельность, естественно, вызывает столкновение разных позиций, а, следовательно, и оценок происходящего. При этом большинство суждений касается по большей части конкретных обстоятельств, эпизодов текущей борьбы, частных характеристик. Оно и понятно: политологи в самой Киргизии не только в силу своей гражданской позиции, но и в следствие включения (иногда неявного и не афишируемого) в ряды противостоящих политических сил вынуждены "отрабатывать свой хлеб", то есть интеллектуально обеспечивать строго определенные цели. Находясь в гуще событий трудно оставаться беспристрастным, поскольку все происходящее вокруг напрямую касается тебя лично, твоих родственников и знакомых.

Если же мы попытаемся абстрагироваться от "мелочевки", то
>киргизские события на самом деле представляют собой весьма любопытный феномен. Это действительно движение к демократии, движение трудное и неоднозначное, со своими минусами, потерями, негативными осложнениями. Пока мы не можем сказать, что это движение обязательно будет успешным. Но элементы успеха объективный сторонний наблюдатель все-таки может обнаружить без особого труда.

Демократия ведь, как любил говаривать Уинстон Черчиль, - это далеко не самый лучший способ правления. В авторитарном Казахстане население живет гораздо лучше, чем в Киргизии, но ведь не избранный способ правления в том повинен: нефть в недрах – это заслуга Всевышнего, а не результат мудрости главы государства. В этом смысле в Казахстане, как и во многих других государствах мусульманского Востока, власть просто эксплуатирует исторические и географические реалии, подстраивается под них и выдает это за преимущества своей политики.

Причем с внешней стороны это действительно выглядит как преимущество. Вспомним, еще Макиавелли писал о том, в чем состоят различия в завоевании западных и восточных обществ. В изложении великого итальянца именно Запад в этом отношении выглядит менее стабильным: западные королевства завоевать проще, поскольку они раздроблены на автономные феодальные владения и поэтому не составляет труда отыскать союзников среди недовольных баронов. На Востоке же абсолютные монархии располагали сильной армией, сломить которую было непросто. Зато, если как Александру Македонскому удастся разгромить главные силы, затем эта победа обеспечивала осуществление относительно легкого правления завоеванной территорией. Тогда как на Западе все было наоборот, - в условиях раздробленности монарха сместить легко, но трудно удержать завоеванное господство.

Хотя Макиавелли описывал далеко не современные нам общества, ему удалось подметить одну характерную черту: на Востоке даже абсолютная (точнее деспотическая) власть не всегда эффективно контролировала все узловые центры общества. В огромных сельских регионах, как отмечал другой известный западный исследователь Эрнест Геллнер, особенно в труднодоступных горных или пустынных местностях, всегда существовали автономные или независимые самоуправленческие сообщества. Для таких сообществ не было высшей судебной инстанции, а сами сообщества находились в ситуации постоянного торга с центральной властью. Европа такое состояние изжила где-то к исходу средневековья, сохранив отдельные рецидивы, например, в виде системы самоуправляемых швейцарских кантонов.

Киргизия же как раз являет собой пример восточного варианта таких же рецидивов. Разделенная горными перевалами на части, эта страна состоит из многих сплоченных сообществ, по существу способных к самоуправлению, или, по крайней мере, активно стремящихся к этой цели. Швейцарская демократия, при всех своих добродетелях, не стала доминантой в Европе. Основной парадигмой была централизация сначала в монархических формах, а затем и демократических. В той же Франции якобинцы и Бонапарт завершили объединение государства, начатое монархами.

Демократия, переводимая с греческого как "народовластие", на самом деле представляет собой систему, в которой естественной формой выработки общественно значимой политики является как раз не объявленная сверху – монархом или президентом воля этого лица, а совместное принятие важных решений коллективами людей. Эти решения люди принимают через переговоры, выборы своих представителей, а также путем разных акций: митингов, демонстраций и т.п. Конечно, на все это расходуется общественная энергия, и не только она. Но это путь согласования разных интересов.
Поэтому прав известный киргизский политолог Валентин Богатырев, когда он отмечает положительные сдвиги, произошедшие в политической практике Киргизии после революции марта 2005 года.
Действительно произошло усиление роли парламента. Как бы не относиться к нынешнему составу Жогорку Кенеша, обвиняя его в непоследовательности, что было продемонстрировано шатаниями при принятии ноябрьского и декабрьского варианта конституций прошлого года, нынешний киргизский парламент – это действительно знаковый центр силы в системе власти республики. Многие ли парламенты соседних стран могут заявить о себе нечто подобное? Впрочем, заявить-то они, конечно, могут, но будет ли это правдой?!

Демократия предполагает, что народ – это единственный источник власти. Киргизия движется в этом направлении. Пусть число политических партий сегодня явно превышает разумные пределы (приближается к сотне), зато эта ситуация лучше той, когда народная воля искусственно загонятся в резервации, где колючая проволока заменена на партийные билеты строго определенного образца. Народ Киргизии уже влияет на принятие знаковых решений, например, на то, вступать или нет в кабальные программы, навязываемые международными финансовыми институтами.

Тот же факт, что в киргизской политике присутствуют честолюбцы, мздоимцы, иные нечистые на руку политики, на самом деле не отменяет этих достижений. Такие люди есть везде. В европейской или североамериканской политике их тоже предостаточно. И везде за власть идет жесточайшая борьба, в которой используются разные средства. Когда можно подкупить отдельных лидеров из стана политических оппонентов, это используют. Когда есть возможность опорочить своих противников, – это делают, не особенно задумываясь о морали. Люди, типа Ганди, - это редкие исключения из правила. И поэтому киргизские политики вовсе не хуже всех прочих.

Сейчас президент Бакиев провел ловкий маневр: назначил премьером Атамбаева, представив все таким образом, что это, якобы, и является выполнением требований оппозиции о коалиционном правительстве. Но на самом деле, если судить по прошедшим назначениям в кабинет, то никакой коалиции в правительстве не было создано. Не надо делать из этого факта ни триумфа, ни трагедии. Киргизский народ, будем надеяться, разберется и с этим кабинетом. Кстати, термин, демократия на самом деле с греческого переводится не только как "власть народа", но и как "сила народа".

Аждар Аширович Куртов, член экспертной группы Фонда "Азия Аналитика"
6/04/2007