Существовавшие долгие годы разногласия в вопросе использования водных ресурсов Центральной Азии – показатель проблем во взаимоотношениях стран региона. Попытка ЕврАзЭС урегулировать эти споры станет для этой организации экзаменом на политическую "профпригодность"

Не так давно упоминания о "рычагах давления" в сфере распределения ресурсов среднеазиатских рек стали вытесняться в статьях и выступлениях различных экспертов призывами к ведению уже не только двустороннего, но многостороннего диалога, к внедрению принципов взаимовыгодного партнерства и тому подобными миролюбивыми пассажами. Значит ли это, что время раздоров из-за воды прошло?

Энергетика против сельского хозяйства
Новейшая история проблемы с распределением водных ресурсов рек Средней Азии началась еще в 1980 году. Тогда для спасения Аральского моря и для более эффективного использования вод в регионе были созданы два бассейновых водохозяйственных объединения, получившие названия по именам рек, которыми им предстояло управлять – "Амударья" и "Сырдарья". Зона ответственности первого простиралась почти по всей протяженности Амударьи, второго – от Токтогульского до Шардаринского водохранилища.

После распада Советского Союза возникла необходимость сохранить единую структуру управления водой. В феврале 1992 года в Алма-Ате представителями пяти республик было подписано соглашение, в котором стороны объявляли о решении создать единую Межгосударственную координационную водохозяйственную комиссию. На новый орган возлагались разработка и определение политики в области пользования ресурсами трансграничных рек. Исполнительными подразделениями комиссии были определены уже существующие водохозяйственные объединения "Амударья" и "Сырдарья".

Но даже такой своевременный шаг – республики сели за стол переговоров по этой проблеме практически сразу после обретения суверенитета – не смог устранить будущих кризисов в сфере распределения и потребления водных ресурсов. Конфликт интересов был обусловлен неравномерностью распределения этих ресурсов по территории Центральной Азии и различием потребностей стран региона. Почти три четверти стока Амударьи формируется на территории Таджикистана, примерно такая же доля в формировании стока другой реки – Сырдарьи, приходится на Киргизию. Обе эти страны, большую часть площади которых составляют горы, почти не используют свои богатые водные ресурсы в сельском хозяйстве. Применение им Таджикистан и Киргизия нашли в электроэнергетике – перспективные планы развития сети ГЭС в обеих республиках позволят им не только избавиться от энергетической зависимости от соседей, но и стать крупными экспортерами электроэнергии. В то время как лежащим ниже по течению рек странам – Узбекистану, Туркменистану и Казахстану вода нужна именно для орошения полей.

Бишкек и Душанбе, ссылаясь на принятые в рамках Водной конвенции ЕЭК ООН "рекомендации о плате за экосистемные услуги в контексте комплексного управления водными ресурсами", настаивают на возмещении своих затрат на поддержание в должном порядке гидротехнических сооружений.

– Согласно соответствующей конвенции ООН платить следует не за саму воду, а за услуги по подготовке, очистке и подаче воды. Хотя руководство Таджикистана и Киргизии нередко дает понять, что вода также является платным ресурсом, – говорит руководитель Программы развития ООН по водным ресурсам Александр Николаенко. – Но принцип необходимости компенсации расходов на поддержание гидротехнической инфраструктуры правилен. Например, на территории Киргизии находится ряд водохранилищ, используемых только в целях ирригации нижележащих полей, которые принадлежат другим государствам. Для электроэнергетического комплекса республики эти водохранилища особой ценности не представляют. И правительство Киргизии вполне резонно полагает, что соседи должны вносить средства на содержание этих сооружений.

Конфликтные ситуации происходят не из-за чисто географических особенностей распределения ресурсов в Центральной Азии. В конце концов, они как-то распределяются среди стран региона естественным путем (вопрос о справедливости распределения в такой ситуации, понятное дело, не стоит). Использование рек в горной местности для выработки электроэнергии требует соблюдения определенного режима водопользования, а именно – накопления воды в летнее время и сброса ее зимой. Стран-потребителей, которые пускают воду на полив полей, такой режим не устраивает – им вода нужна как раз летом. При этом, например, Узбекистану вода нужна не только для производства главной экспортной культуры – хлопка, но и для обеспечения собственного населения продовольствием и даже просто питьевой водой.

>В 2000 году выяснение вопросов водораспределения едва не обернулось вооруженным конфликтом между Киргизией и Узбекистаном. В ответ на прекращение поставок газа из Узбекистана Бишкек начал сброс больших масс воды из Токтогульского водохранилища, затопив хлопковые поля соседа. Ташкент отреагировал также жестко – части узбекской армии провели в непосредственной близости от границы с Киргизией показательные учения по захвату гидротехнических объектов. Правительство Киргизии, в свою очередь, дало понять, что в случае взрыва плотины на водохранилище потоки воды смоют все в Ферганской и Зерафшанской долинах Узбекистана.

В целом официальный Бишкек выказывает желание идти на определенные компромиссы. Он предлагает соседям покупать электроэнергию, увязывая поставки энергии с объемами сброса воды. Но, например, в 2003 году Узбекистан отказался как покупать электроэнергию, так и обеспечивать поставки топлива для работы ТЭЦ, что позволило бы уменьшить попуски воды на гидроэлектростанциях. В следующем году напряженность возникла уже в казахстанско-киргизских отношениях. Из-за проливных дождей объемы воды в Токтогульском водохранилище достигли критических значений. Сброс воды поставил Казахстан перед выбором – либо отводить воду в Шардаринское водохранилище, плотина которого могла не выдержать такого напора, либо направлять избытки воды в Сырдарью, но тогда возникала угроза затопления Кызылорды.

Использование ГЭС Таджикистана и Киргизии в энергетическом режиме и так создает много проблем находящимся ниже по течению рек соседям, но обе республики намерены в ближайшем будущем построить на реках еще несколько ГЭС. В частности, на основном притоке Амударьи – Пяндже планируется возведение 14 гидроэлектростанций, правительство Таджикистана готово также рассмотреть вопрос о строительстве ГЭС и на реке Зерафшан. Кроме того, два года назад республика возобновила "стройку века" – работы по созданию Рогунской ГЭС. Единственным партнером правительства Таджикистана в этом проекте стала российская компания "РУСАЛ". Для участия в сооружении еще одной гидроэлектростанции – Сангтудинской ГЭС-1 была привлечена другая российская компания – РАО "ЕЭС России".

Для строительства Камбаратинских ГЭС-1 и ГЭС-2 Киргизии требуются масштабные инвестиции. Согласно специальному закону, более 90% акций комплекса Токтогульских гидроэлектростанций, в них входят и недостроенные Камбаратинские ГЭС, должны принадлежать государству. Для продажи этой собственности нужно разрешение парламента страны – жогорку кенеша. Но вместе с тем Бишкек понимает, что необходимые для возведения ГЭС инвестиции в сотни миллионов долларов (достройка только Камбаратинской ГЭС-1 обойдется в 1,700 млрд долларов) "неподъемны" для бюджета страны. Поэтому отношение к планам совместной достройки ГЭС как к посягательству на национальную безопасность страны стало меняться.

Понятно, что перспектива реализации всех этих проектов весьма обеспокоила соседей Таджикистана и Киргизии "снизу". Изменения в гидроэнергетических системах высокогорных республик автоматически могут повлечь соответствующие изменения в режиме использования рек. И вряд ли такие перемены благоприятно скажутся на сельском хозяйстве государств – потребителей воды.

Фазы решения

На нынешнее положение дел с распределением воды в Центральной Азии эксперты имеют иногда едва ли не противоположные точки зрения. Но тем не менее можно сказать, что стороны иногда сообща, иногда по отдельности принимают более или менее эффективные меры для разрешения экстремальных ситуаций. Участники процесса выработки договора по проблемам воды и энергетики в регионе постепенно отказываются от эгоизма, понимая, что прагматизм и партнерские отношения – вещи вполне совместимые.

Например, в прошлом году председатель казахстанской электроэнергетической компании KEGOC Канат Бозумбаев, покаявшись за проявленное ранее его компанией некоторое непонимание национального интереса, заявил буквально следующее: "Если раньше для нас приоритетом была чистая электроэнергетика, то теперь – прежде всего безопасность Шардаринского водохранилища и интересы в целом юга Казахстана". Более того, KEGOC даже выразил желание участвовать в строительстве Камбаратинской ГЭС-2.

– На сегодняшний день урегулированы многие проблемы в сфере водопользования между Киргизией и Казахстаном. В частности, мы достигли соглашения по рекам Чу и Талас, устраивающего обе стороны. В общем и целом соглашения отражают интересы обоих государств, но с течением времени требуется корректировка некоторых положений и расширение зоны, на которую могло бы распространяться действие документа – уже не только на сами реки, но и на весь бассейн Чу и Таласа, – объясняет директор департамента водных ресурсов Министерства сельского и водного хозяйства Киргизии Талантбек Узакбаев. – Казахстанская сторона в полном объеме выполняет свои обязательства по поставкам мазута и угля на ТЭЦ Киргизии. Некоторые спорные моменты возникали в отношениях с Узбекистаном. Но на последнюю многостороннюю встречу в Ашхабаде узбекская делегация приехала уже не с тем настроем, с каким они, бывало, приезжали раньше. Так что есть вполне реальная надежда на полное взаимопонимание в этой области и с узбекскими коллегами.

– Действительно, сегодня мы нашли с киргизскими коллегами такую модель сотрудничества, когда мы участвуем в реконструкции и эксплуатации ряда водохозяйственных объектов на территории Киргизии, – подтверждает слова Талантбека Узакбаева председатель Комитета по водным ресурсам Минсельхоза Казахстана Анатолий Рябцев. – Кировское водохранилище по реке Талас находится на самой границе с нашей республикой. Фактически оно обслуживает интересы нашего сельского хозяйства. Естественно, мы по совести должны помогать в обеспечении работы этого объекта.

– Обстановка вокруг проблемы вододеления была некоторое время сложной из-за того, что последние четыре года были многоводными, к этому прибавилась так называемая тюльпановая революция в Киргизии. Политическая нестабильность вызвала нестабильность в работе гидроэлектростанций, – рассказывает г-н Рябцев. – Сейчас же мы ежегодно подписываем специальный протокол. По нему Казахстан обязуется купить с мая по июль 1,100 млрд кВт электроэнергии. В обмен на это киргизская сторона дает нам летом девятьсот миллионов кубометров воды, большая часть которой идет в Мактааральский район Кызылординской области. Бывает, из-за несогласованных действий узбекская сторона не сбрасывает с Кайракумского водохранилища требуемые объемы, но эти недоразумения решаются в рабочем порядке в течение одних-двух суток. Подтопление поселка в Кызылординской области в этом году было вызвано не тем, что Киргизия якобы начала сбрасывать большие объемы воды, а чисто техническими недоработками местных властей. Они не отслеживали прохождение масс льда по руслу реки, из-за чего и произошло подтопление. Между тем контроль за ледоходом – обычная практика в работе соответствующих служб.

По словам главного "водника" страны, контррегулятор, построенный в области, должен при любом напоре воды не допустить катастрофической ситуации – угрозы затопления Кызылорды не существует. Если, конечно, не прорвет дамбу Шардаринского водохранилища. При этом Узбекистан с помощью гидротехнических сооружений ограничил сброс воды в Арнасайскую впадину. Ранее отвод вод на территорию соседней республики значительно облегчал положение Кызылординской области. Страны, чьи земли лежат в бассейне Сырдарьи, частично разрешили проблему чисто техническими методами, не очень-то надеясь на дипломатию.

Тем не менее эксперты неправительственных организаций относятся несколько скептически к возможности скорейшего решения проблемы распределения вод Амударьи и Сырдарьи. Основания для скептицизма у них есть. Несмотря на череду встреч чиновников различных рангов и ряд подписанных соглашений, правительства пока не готовы руководствоваться в водохозяйственной политике принципами разумного общежития.

– К сожалению, высокие договаривающиеся стороны иногда в ходе обсуждения вопросов водопользования забывают учитывать интересы важнейшего участника – экосистемы, – считает специальный советник Регионального экологического центра Центральной Азии Булат Есекин. – Опыт хозяйственной деятельности уже приводит человечество к мысли, что приоритетными при освоении природных богатств должны быть потребности природы. Только такой подход может обеспечить возобновление ресурсов, а следовательно, и их долговременное использование. Другими словами, экологически ориентированное хозяйствование – это не каприз "зеленых", но принципы сознательной, а не грабительской экономики. И если стороны надеются, что из их частного эгоизма каким-то образом сложится основа единого сбалансированного управления ресурсами, то получится то, что получается обычно, то есть ничего.

Из такого посыла г-н Есекин делает неутешительные выводы – за 15 лет независимости страны региона так и не смогли продемонстрировать общую волю в решении общих же проблем. А значит, они нуждаются в наднациональном центре управления, или, как минимум, в постоянном мониторинге извне.

– Нельзя сказать, что недальновидность в вопросах природопользования присуща только нашим странам. Но другие государства дают нам пример создания взаимовыгодного партнерства в сфере потребления естественных ресурсов, – продолжает эколог. – Скажем, государства, граничащие с Швейцарией, возмещают этой стране затраты на сохранение горных лесов, так как их вырубка приведет к разрушению экосистем, располагающихся ниже. Понятно, такие основы взаимного существования европейские государства вырабатывали не год и не два, а длительное время. Но это вовсе не значит, что мы тоже можем медлить.

– Проблема качества воды есть, – комментирует слова сотрудника экологического центра председатель Комитета по водным ресурсам. – Но, если говорить образно, то в 70−е годы мы поливали землю в бассейне Сырдарьи рассолом. Сегодня же Узбекистан по экономическим причинам не может применять удобрения с пестицидами, поэтому и вода стала чище. Надо добиться стабильности и не ухудшать ситуацию.

Сотрудники Интеграционного комитета ЕврАзЭС, соглашаясь с заключениями неправительственных экспертов по поводу необходимости установления единого надгосударственного органа управления, усматривают и другие основания для разрешения конфликтов.

– Устранить все недоговоренности в сфере пользования водными ресурсами может только экономическая интеграция. До тех пор, пока у сторон нет материальной заинтересованности в соблюдении взятых на себя обязательств, попытки создания механизмов ответственности стран за нарушения режима распределения вод будут терпеть неудачу, что и показала история водно-энергетического спора, – объясняет консультант Интеграционного комитета ЕврАзЭС Тулеген Сарсембеков. – Материальная заинтересованность возникает лишь в том случае, когда пренебрежение интересами соседа негативно сказывается на экономике окружающих государств. Повторюсь – возникновение такой зависимости должно покоиться на экономическом фундаменте. Только затем имеет смысл закреплять ее в соответствующих нормативных актах.

План, предложенный ЕврАзЭС для урегулирования проблемы рек Сырдарьи и Амударьи, носит, как говорилось в советское время, глубоко символическое название – "дорожная карта". Видимо, разработчики хотели дать понять, что разрешение проблемы водопользования в бассейнах рек Центральной Азии будет не более легким и не менее важным делом, чем решение ближневосточного вопроса. Несмотря на такое "обнадеживающее" имя, документ предлагает конкретные меры, привязанные к определенным, не столь уж далеким датам.

Реализация "дорожной карты" должна будет проходить в три этапа – фазы. Фаза "ноль" есть нынешнее положение дел. В описании существующей на сегодняшний день ситуации составители плана очерчивают круг проблем – ограниченный обмен электроэнергией между государствами, состоящими в экономическом сообществе, отсутствие системы в обмене другими энергетическими ресурсами. Подобная бессистемность в свою очередь ведет к тому, что страны не решаются совместно участвовать в инвестиционных проектах, даже очевидно взаимовыгодных, в энергетической сфере.

Фаза "один" подразумевает утверждение единого топливно-энергетического баланса стран сообщества, подготовку финансовых механизмов вложений в строительство Камбаратинских ГЭС. "Дорожная карта" в этой части предлагает восстановление существовавшего в советское время преимущественно ирригационного режима эксплуатации рек. Для этого предполагается согласование работ каскадов ГЭС с потребностями нижележащих земель.

На следующем этапе (фаза "два") должна быть прописана практика защиты совместных инвестиций в сооружение гидроэлектростанций, устранение нормативных препятствий для выхода энергетических компаний на общий рынок Сообщества. Только в последней фазе будет проводиться "подготовка и отработка нормативно-правовой, институциональной и экономической базы функционирования органов регулирования".

Проверка на политическую зрелость
Если суммировать точки зрения представителей как государственных, так и общественных организаций, то станет ясно, что разделить причины возникновения нынешней ситуации с водопользованием в Центральной Азии на исключительно политические, экономические и экологические будет непросто. Хотя, конечно, взаимоотношения по вопросу раздела вод определяли преимущественно первые причины. Момент, о котором не любят говорить ни официальные лица, ни неправительственные и международные эксперты, – изменение позиции Узбекистана. Вряд ли можно считать случайностью то, что перспектива практического решения вопроса в переговорах по рекам региона появилась только после вступления его в ЕврАзЭС.

Подход ЕврАзЭС в таком случае заключается не в одном лишь уповании на объединяющую силу экономики, а во взгляде на проблему водных ресурсов, как на частный случай межгосударственных отношений. Значительная часть попыток разрешить водно-энергетический вопрос терпела неудачу, наверное, именно из-за восприятия этого вопроса как "вещи в себе". Хотя на самом деле он был не только проблемой, но и индикатором разлада в региональной политике стран Центральной Азии. Кстати, именно по этому индикатору можно будет наблюдать и за успешностью интеграционной политики Сообщества в целом.

Филипп Прокудин
№14(116) / 9 апреля 2007