Неслась навстречу сопредельная страна - с "душманами" и "ограниченным контингентом". И не случайно эта скоростная трасса до Кушки от Мары считалась стратегической, военной. Над ней малиновый зрачок приоткрывало утреннее солнце. По ней, приподнятой над белыми барханами, над пыльными оврагами с колючкой, летела "Волга", ввинчивая в уши жаркий свист. Я обернулся с кресла штурмана. На заднее сиденье передал прохладный чал в стеклянной банке: московский фотокор не привыкал к жаре, с рассвета начинал страдать, а молоко верблюда в этом случае - бальзам незаменимый. И тут Какабай за рулем закричал во все горло: "Аллах!", а под левой передней покрышкой как будто взорвался фугас.

Метровый варан, серо-желтый владыка окрестных песчаных пустот, не хотел пасовать, убегать от приблудного чудища. Он привстал на когтистые лапы, напрягся, готовый принять нашу "Волгу" всем телом. Водитель не рискнул закладывать вираж на скорости 140. Гремящее советское авто схлестнулось с неуступчивым доисторическим твореньем.

...Осталась сзади клякса на асфальте. Вздувалась шишка у водителя над бровью. Мы все же въехали в Бадхызский заповедник. Где ждал меня тот самый странный русский человек, которого боялась вся Туркмения. Зампред Совмина Виктор Отчерцов благословил в Бадхыз такими вот словами: "Ну, как хотите... Руку все-таки вы не давайте ему: у него ведь за пазухой кобра, он вместо своей руки кобру пустит на вас..."

>"Урус-факир" Орлов. Великий змеелов, сдававший лично каждый год четыре килограмма яда фармацевтам Таллина (половину того, что Советский Союз отбирал у ползучего гада в лекарственных целях), встречал на крыльце далеко от других отстоявшего дома. Я, конечно, сказал ему, автору жалобы в нашу редакцию: "Здравствуйте, Юрий", - и руку пожал. Я, конечно, пошел с ним в вольер, где хотел при Орлове взять в руки змею. Но в вольере впервые увидел гюрзу. И понял, что в руки такую змею не возьму даже под пистолетом...

Туркмения - сказка для каждого гостя. Зачарованный мир для любых путешественников, временных постояльцев, долгих жильцов. Но "своим навсегда" инородцу непросто здесь стать. Это данность и факт непреложный. И пехотинцы Скобелева, взяв Геок-Тепе "на голый штык", залив кровью последнюю крепость ахалов по собственный пояс, это правило не поменяли. И царский генерал, мятежный Востросаблин (ему принадлежат слова о том, что "дальше Кушки не пошлют, а меньше взвода не дадут"), уйдя к большевикам, не дав афганцам вместе с англичанами снять ленинский портрет над той же Кушкой, - от этой истины и грана не отнял. Здесь двадцать лет не признавали курбаши пустыни власть Советов. Только с мертвого Ибрагим-бека - при Берии уже! - сумели снять энкавэдэшники Коран, тельпек и четки.

Историю сражений за свою судьбу, Отечество и веру, историю "борьбы с басмачеством в Туркмении" я изучал в тиши партийного спецхрана Ашхабада. И ту же самую историю "вживую" наблюдал потом в горах и кишлаках Афганистана.

В такыры Кзыл-Арвата, в Чарджуйские пески, в пещеры Кугитанга советская империя свалилась, как метеорит в тунгусскую тайгу. Но я видел Туркмению через полгода от исчезновения СССР. И поразился: как быстро растворялись там советские следы, как исчезали шрамы, которые оставил на обрядах и привычках местных жителей чужой и непонятный, никогда не принимавшийся туркменскими сердцами "прогрессивный общественный строй"...

Почему? Никогда ж не мешали туркменам приезжие. Как нигде, были в этой советской республике четко поделены национальные ниши. Своим делом и жизнью своей занимались спокойно в Туркмении братья - славяне, армяне, евреи, казахи и немцы... Начальник угрозыска города - яростный армянин, начальник милиции области - матерый хохол. (Но кому доверяла Москва - подтверждал только облик чекиста, КГБ ТССР много лет возглавлял генерал Николай Агамурадович Овезов.) Худого слова от туркмен про русских за три года жизни в Ашхабаде я не слышал (а вот "наоборот" - случалось, и не раз). И лучший в городе базар официально назывался "Русским". (Но "коренные" и "приезжие" любили на "Текинском" покупать.)

"Паспорт номер один" суверенного Туркменистана был торжественно передан Ельцину в руки. Ну а в детях "отца всех Туркмен" кровь их матери, Музы Ивановны, могла ли исчезнуть бесследно? Пусть даже над круглосуточным чтением "Рухнамы"?

Но не зря говорится: жен может быть много, а любовь - лишь одна. Другая муза овладела в суверенные года поступками и мыслями Сердара.

...Мне много лет очень обидно было за Туркмению: и за самих туркмен - красивых, гордых, замечательных людей, которых научил Махтумкули почитать гостя выше, чем собственного отца, и за тамошних русских, да всех "инородцев" советских, летевших в каракумские просторы, как искры одного могучего, разложенного на столетия костра.

Вы не поверите, но за вождя, вчерашнего детдомовца, делового и симпатичного первого секретаря горкома партии, чьей музой потом стала только лишь власть, кто начал подавать советы Богу и планете, тоже было мне очень обидно.

Время тушит костры, где дрова отсырели иль кончились вовсе. Время скорость иную включает и новые лейблы крепит на могучих авто. Визит в РК Гурбангулы Бердымухаммедова, его переговоры с Президентом Нурсултаном Назарбаевым в Астане и те шаги Туркмении в открытый новый мир, что нынче были сделаны уже, - об этом очень внятно говорят.

Современные лейблы соседней страны. Они "туркменский уголок" моей души так греют хорошо, надежды укрепляют на грядущее в Евразии...

Доисторический варан, конечно, мог бы с этими надеждами упрямо пободаться.

...Но даже наша неуклюжая та "Волга" оставила от ящера на трассе лишь небольшое мокрое пятно.

Олег КВЯТКОВСКИЙ
29.05.2007