Эльдор Оразбаев: Продолжение "Транссибирского экспресса" – счастливый знак судьбы
Через тридцать лет он вновь возьмется за "старое"

Тридцать лет назад на экраны страны вышла картина "Транссибирский экспресс", вызвавшая большой резонанс в обществе. Фильм был известен не только в Казахстане, но и далеко за его пределами, заслуженно завоевав множество призов и наград, а попасть на ставший впоследствии культовым фильм в то время считалось большой удачей. Оживить киноленту посчастливилось дебютанту Эльдору Оразбаеву, ученику великих маэстро казахского кино Мажита Бегалина и Шакена Айманова, для которого полотно стало судьбоносным, ведь его продолжением через много лет вновь займется он. В интервью изданию "Литер-Неделя" режиссер рассказал, как работал над картиной, как давалось покорение Первопрестольной и как протекает его жизнь сегодня.

ЛИТЕР-Неделя: Эльдор, тридцать лет назад вы сняли дебютную картину "Транссибирский экспресс", впоследствии ставшую культовой не только на территории Казахстана, но и на постсоветском пространстве. В тот момент вы думали, что картину будет ждать такая популярность?

Э.О.: Совсем не думал. Но для меня съемки этого фильма были как бесконечный праздник. Судьба сложилась так, что "Транссибирский экспресс" стал продолжением "Конца атамана", а эта картина была последней работой моего наставника и учителя, моего крестного отца и отца казахского кино Шакена Кенжетаевича Айманова. От него я получил своего рода эстафетную палочку, с которой и началась моя карьера. Я снимал свой первый фильм и не думал ни о чем, лишь старался сделать максимально хорошо. Единственное, о чем я жалею и за что ругаю себя по сей день, что в суматохе съемок, когда из планируемых и почти снятых двух серий "Транссибирского экспресса" "Госкино" в итоге утвердило план лишь на одну серию, лихорадочно пришлось сокращать. И в той суете я случайно забыл поставить титр, что песню, звучащую в фильме, исполняет Шакен Айманов. Да и конфетка, на мой взгляд, была скомкана после переделки. А всегда ведь как: картина готова, все молодцы, что-то всплыло не то, все твердят: "Режиссер – дурила". Это уже неписаный закон: "Победители в кино все, а проигравший только один".

ЛИТЕР-Неделя: Даже не верится, что такой известной картиной кто-то был недоволен…

Э.О.: А я ко всему относился хладнокровно, знал, что во время работы выложился на все сто, мне совестно не было. Зато совсем не ожидал услышать, уже работая на другом проекте, что моя дебютная работа имеет бешеный зрительский успех, побывала на многих мировых кинофестивалях, завоевывая призы и награды. На этот фильм, где бы его ни показывали, невозможно было достать билеты, посетившие картину зрители готовы были сидеть по два-три человека на одном кресле. Услышав, подумал: "Ну надо же!" Но самому, как режиссеру фильма, с картиной удалось побывать лишь на кинофестивале в Карловых Варах. Помню, меня попросили выступить, и я стал рассказывать о работе над фильмом, о простых человеческих истинах – и вдруг почувствовал, как зал замер, и меня осенило, что среди присутствующих много эмигрантов и тема фильма этим вроде бы чужим людям была близка. Тогда осознал, что это не просто приключенческий фильм, как мы о нем думали, а, скорее, фильм политический, о судьбе человека в ужасном политизированном мире. И несмотря на все премии и награды, я недопонимал еще всей славы этого фильма. И только позже, когда все напускное ушло, ко мне вдруг пришло ощущение такого праздника и счастья от того, что мне удалось достойно продолжить традиции Шакена Айманова!..

ЛИТЕР-Неделя: И вот через тридцать лет планируется продолжение "Транссибирского экспресса" с рабочим названием "Цветочник", и его вновь посчастливится осуществить вам. Как это случилось?

Э.О.: Если честно, Асанали Ашимов долго подбирался к этому проекту. Через несколько лет после съемок "Транссибирского экспресса" он снял "Маньчжурский вариант". К сожалению, я картину эту не видел, потому что в тот момент как раз был спад проката на просторах СНГ, сейчас хочу посмотреть. Так вот, он звонил мне в Москву и интересовался занятостью Адабашьяна, несколько раз разговаривал с Никитой Михалковым. Он хотел, чтобы герой "Транссибирского экспресса" ожил. И буквально недавно мне вновь звонит Асеке и спрашивает: "Эльдор, чем ты сейчас занимаешься?" А я как раз, окончив очередной проект, просматривал сценарии и ни одним из них не остался доволен. Говорю: "Ты знаешь, Асеке, столько предложений – и ни одного стоящего. Бесконечная жизнь олигархов, убийства, разборки, как будто, кроме этого, больше нечего снимать. Не то что снимать – уже читать не могу! Сейчас вот ненадолго уезжаю из страны, а потом – не знаю". Тут он мне: "А не хотел бы продолжить "Транссибирский экспресс"?"
>Моя реакция была неописуема. Прислали сценарий Ермека Турсунова, мне понравилось, хотя имеются некоторые соображения, – но в целом видно: писал профессионал. И тогда я решил, что через тридцать лет вернуться на родину предков и взяться за продолжение "Транссибирского экспресса" – счастливый знак судьбы.

ЛИТЕР-Неделя: Эльдор, а финансовая составляющая сыграла какую-то роль в вашем согласии на эту режиссерскую работу?

Э.О.: Честное слово, это совсем не важно. Для меня главнее бюджет самой картины. Финансы, выделенные тогда на "Транссибирский экспресс", были солидные, госзаказ, во время работы постоянно ощущалась помощь отовсюду. По словам Сергея Азимова, окончательный вариант фильма будет в прокате всего СНГ, поэтому солидные вложения очень важны, а мои гонорары – это вторично.

ЛИТЕР-Неделя: Вам посчастливилось: вашими учителями были Шакен Айманов и Мажит Бегалин – настоящие маэстро и прародители казахского кино. Чему вы научились у этих великих людей, может, познали какую-то истину, сопровождающую вас по жизни?

Э.О.: Во-первых, научился отношению к людям, делу, профессии. Мы с Ермеком Шынарбаевым ставили картину о Мажикене, и там были такие слова: "Режиссер – это способ и двигатель жизни, а не просто профессия". Слова стали крылатыми. Я и сам достаточно почтенный господин и со временем смог понять, что же они мне дали. Ведь профессии всегда можно научиться, я и сам могу любого молодого человека за неделю научить раскадровывать и снимать. Главное – что снимать, что ты рассказываешь, что хочешь сказать, твое соотношение с миром. А эти люди в памяти останутся теми, кто по-настоящему научил этим заниматься, чувствовать все душой. Такие глубокие были люди!

ЛИТЕР-Неделя: Много лет вы довольно успешно работаете в Москве. А когда уезжали, это был осознанный шаг или все-таки вынужденный?

Э.О.: Наверное, это судьба. Помню, я запустил очередной фильм. Экранизация романа Ануара Алимжанова "Нацистский шаг", о нашествии джунгар. Тогда казахи были под угрозой уничтожения и, объединив три жуза, избрали вождем Абылай хана. В общем, большая, интересная работа, но политическая обстановка и масса обстоятельств закрыли на время картину. Московский МИД был против, сложные отношения с Китаем – а джунгары ассоциировались с выходцами этой страны, – и никому не захотелось обострять политическую обстановку. Я оказался в простое. И в поисках работы, поскольку семья моя жила в Москве, я поехал туда, хотя совершенно не связывал свою жизнь с Москвой. Позже попал на студию Горького, где стал худруком, а потом продюсером.

ЛИТЕР-Неделя: Как вам далось покорение Первопрестольной? Может, преобладал межэтнический барьер, существовали камни преткновения?

Э.О.: Единственный камень преткновения того времени – когда навязывают делать фильм, который не по душе, а ты в безвыходном положении. И приходилось подстраиваться, чтобы выживать. Однажды на первую мою картину утвердили Райкина. Я за ним месяц ходил как за девушкой, уговаривал. (Смеется.) Наконец уговорил, переписали под него сценарий. И хотя Райкин был персоной нон грата, все пробы с ним были потрясающие. А начальство увидело, испугалось, стало возмущаться, говоря: "Картина ляжет на полку". И сейчас, вспоминая тот случай, понимаю, что сделал огромную ошибку в своей жизни, согласившись продолжить работу с другим актером. Я долго себя казнил.

ЛИТЕР-Неделя: Как отреагировал Райкин?

Э.О.: Костя долго простить не мог, но спустя много лет все-таки простил, хотя я даже не надеялся. Однажды я стоял, ожидая лифта в киноцентре, и вдруг открылись двери, а оттуда Райкин, веселый такой. "О, Эльдор, здрасьте!" – и протянул мне руку. Я опешил. Мне было так стыдно, и я говорю: "Костя, вы что руку мне протягиваете?" А он: "Да перестаньте, сколько лет уже прошло, другая страна, другой мир". И тогда я был счастлив.

ЛИТЕР-Неделя: Если не ошибаюсь, вас приглашали и в Америку?

Э.О.: Да, в область телевидения. Но, когда поступило предложение с "Цветочником", я сразу все отбросил и засел за сценарий. Нужно все обдумать, ведь сделать даже чуточку хуже просто не имею права.

ЛИТЕР-Неделя: Известно, что ради кино вы бросили Академию наук, не жалеете?

Э.О.: Ни капельки. Когда я попросился ассистентом к Шакену Кенжетаевичу, он долго меня за этот выбор ругал. Он знал, что я вышел из среды ученых. Но однажды, когда мы сидели общим киношным составом в ресторане, он сказал такие слова: "Давайте поднимем бокалы за кино, потому что это удивительный, добрый мир!" Я в процессе работы навидался и начитался про наших братьев кинематографистов столько, что говорить, что мир кино добрый, – язык не поворачивался. Но Шакен Кенжетаевич говорил не о жизненной доброте, не о бытовой, а о доброте экрана, проявлениях чувств на экране. Поэтому даже суперсовременная молодежь смотрит старые добрые фильмы с большим удовольствием, и, согласитесь, это факт!

Беседовала Маржан КУДАБАЕВА, Алматы
26.07.2007