Россия без Петра
Александр Янов об "Острове Россия" Вадима Цымбурского. Каждому нормальному патриоту России хотелось бы сочувствовать Вадиму Цымбурскому (Цымбурский В.Л. Остров Россия: научное издание. М.: РОССПЭН, 2007). Я имею в виду, конечно, тех, кто согласен с Владимиром Сергеевичем Соловьевым, объяснившим нам еще в 1880-е "внутреннее противоречие между истинным патриотизмом, желающим, чтобы Россия была как можно лучше, и фальшивыми притязаниями национализма, утверждающего, что она и так всех лучше". (1)

Так вот, кто из таких "соловьевских" патриотов не подписался бы под утверждением Цымбурского, что пора России покинуть свои затянувшиеся на 300 лет великоимперские попытки "похитить Европу" и заняться вместо этого освоением собственной запущенной и приходящей в упадок Сибири? Да любой, я думаю, подписался бы.

При том, разумеется, условии, что Цымбурский действительно "желает, чтобы Россия была как можно лучше". Чтобы, другими словами, жить в ней стало для людей удобнее, чтобы в прошлом остались привычные произвол власти, непредсказуемость будущего, страшное неравенство, в три-четыре раза превышающее разрыв между богатыми и бедными в развитых странах, и вечная, казалось, обреченность на второсортное бытовое окружение.

Короче, если желает он, чтобы зажили, наконец, в России люди по-человечески. Или, на ученом жаргоне, чтобы пережила страна, пусть с вековым опозданием, политическую модернизацию (что, отвлекаясь от всех институциональных сложностей, означает самое элементарное: гарантии от произвола власти).

Замечательная, право, была бы книга. Только, увы, другая. Не та, о которой я сейчас пишу.

На самом деле эти "человеческие" материи до такой степени безразличны Цымбурскому, что он о них в большой (34 п.л.) книге вообще не упоминает. А это для нашего автора с его устрашающей, можно сказать, эрудицией несколько даже странно. Потому что упоминает он, кажется, обо всем, о чем можно упомянуть. О том, например, что "Российским патриотам нашего времени их страна все больше видится... как геополитическая платформа русской цивилизации, четко выделяющаяся в этом смысле среди окрестных евразийских протяженностей". (2) О том, что "Наше контрреформационное движение сможет определить новую фазу российской высокой культуры". (3) Даже о "наследующем еврейскому хилиазму большевистском коммунизме". (4). Только вот о судьбах человеческих ни полслова. Не интересны они Цымбурскому, надо полагать.

Ладно, поговорим о том, что ему интересно.

Антипетровская "Контрреформация"

Интересно ему, что
>распад советской империи вернул страну в границы допетровской Московии. Он цитирует "критического либерала" Г. Гусейнова по поводу того, что "считанные месяцы политического развития вскрыли [в России] исторические пласты не XIX и XX, но XVIII и даже XVII столетий", и торжествующе восклицает: "Слово произнесено - век XVII". (5) Отсюда, мол, и предстоит нам плясать. В новых/старых границах "отрезавшейся от Европы", по старинному выражению Герцена, Московии стране непременно суждено в XXI веке стать, утверждает Цымбурский, "послебольшевистской Россией – Московией" (6), иначе говоря, моделью российского будущего. Это центральная мысль его книги.

"Представим, – говорит он, – в порядке контрфактического моделирования, что в середине XVII века Россия... перешла бы на Западе к обороне и торговле, а основные силы бросила бы на освоение Сибири и тихоокеанского Приморья". (7) Представили? И теперь вам ничего не остается, кроме как признать, что "легко прочерчивается мысленный пунктир, который срежет великоимперскую петлю, соединив царство первых Романовых с Россией исхода ХХ века". (8)

"Мысленный пунктир" прочертить и впрямь легко. Но ведь с таким же успехом можно его прочертить и соединив, допустим, царство первых Оттоманских султанов с Турцией "исхода XX века". Тем не менее, сама идея "срезать великоимперскую петлю", показалась бы, сколько я знаю, современным турецким мыслителям скорее нелепой. Как бы то ни было, даже куда более драматическое, чем в случае России, изменение конфигурации границ страны не послужило турецкой политической мысли основанием для реставрации средневековья, тем более для "отдаления от Европы". Никакого "мысленного пунктира" не прочерчивают и современные автстрийские мыслители – несмотря даже на то, что их страна была на протяжении многих столетий ядром еще более древней, чем Российская, Римской империи германской нации. И совсем уж немыслимо, чтобы кто-нибудь в столицах этих бывших империй стал вдруг строить политические прогнозы на XXI век, руководясь такими "пунктирами". Цымбурский строит. Почему? Из "фальшивых притязаний национализма, что Россия всех лучше", как объяснил нам В.С. Соловьев?

Отечественному читателю, однако, тотчас бросится здесь в глаза и другое: при таком "контрфактическом" раскладе у России не было ни малейшей нужды в Петре с его реформами, круто развернувшими страну "лицом к Европе", превратив ее из маргинальной и обреченной на судьбу Оттоманской империи Московии XVII века в одну из великих европейских держав. Короче говоря, Цымбурский предлагает России антипетровскую контрреформацию.

Контрреформация вообще тот стержень, на который нанизана вся его "московитская" концепция. Так обозначает он "срезание" петровской великоимперской петли. Так представляет он читателю "Письмо вождям" Солженицына (в качестве "одного из голосов русской контрреформации". 9) Так видит и сегодняшнее "контрреформационное движение", направленное против "демократической брежневщины". (10) Короче, воинствующей идеей контрреформации пронизана у Цымбурского вся структура "послебольшевистской России-Московии", смысл которой в "отдалении от Европы и вычленении из Евразии". (11)

Другой вопрос, по силам ли была на самом деле захиревшей и перманентно стагнировавшей Московии XVII века грандиозная задача освоения Сибири и тихоокеанского Приморья, которую рисует Цымбурский, если пребывала она, по словам одного из основоположников славянофильства Ивана Васильевича Киреевского, "в оцепенении духовной деятельности". (12) И кому, кроме сосланного в Тобольск одинокого мыслителя Юрия Крижанича, задача эта вообще приходила в XVII веке в голову?

Образец русского будущего?

Странным образом обнаруживается тут загадочная (не намеренная ли ?) брешь в фантастической эрудиции Цымбурского. Резонно, не правда ли, было бы оценить реальные возможности царства первых Романовых прежде, чем предлагать его в качестве образца для "послебольшевистской России-Московии"? Но, увы, не слышим мы от него ровно ничего по этому поводу. Что ж, придется нам сделать это за него.

Вот что представляла собой правительственная элита этого царства, если верить В.О. Ключевскому: "Московское правительство в первые три царствования новой династии производит впечатление людей, случайно попавших во власть и взявшихся не за свое дело. При трех-четырех исключениях все это были люди с очень возбужденным честолюбием, но без оправдывающих его талантов, даже без правительственных навыков, заменяющих таланты, и – что еще хуже, совсем лишенные гражданского чувства". (13) Это с такой-то правительственной элитой предстояло, по мнению Цымбурского, допетровской Московии мобилизовать страну на освоение Сибири?

Действительная проблема, однако, глубже. И дело даже не в том, что Константин Леонтьев находил в Московии только "бесцветность и пустоту". (14) И не в том, что Виссарион Белинский называл ее порядки "китаизмом" (15), в "удушливой атмосфере которого, – добавлял Николай Бердяев, – угасла даже святость". (16) И даже не в том, что Иван Киреевский усматривал в ней, как мы видели, пример духовного декаданса. Проблема в том, что произошло с ней все это по одной простой причине: Московия, в отличие от Киевско-Новородской Руси, "отрезалась от Европы" (чем, собственно, и любезна Цымбурскому). Результатом было то, что сочла она себя "единственно правоверной в мире, свое понимание божества исключительно правильным и творца вселенной представляла русским богом, никому более не принадлежащим и неведомым".(17)

Василий Ключевский называл это "затмением вселенской идеи", а я в своей книге Загадка николаевской России – "московитской болезнью".

Суть этой "болезни" в том, что Московия противопоставила свой православный фундаментализм общехристианскому завету, благодаря чему утратила не только "средства самоисправления, но даже и самые побуждения к нему". (18) В том, другими словами, что оказалась она глухим историческим тупиком, принципиально неспособным к модернизации – ни к хозяйственной, ни к политической, ни к культурной.

Какое, спрашивается, могло быть в Московии культурное развитие, если школьникам строго предписывалось: "Спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай, еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах". "Не текох" и "не читах", добавлялось, поскольку "богомерзостен перед Богом всякий, кто любит геометрию, а се – душевные грехи – учиться астрономии и еллинским книгам". (19)

Мудрено ли, что оракулом Московии в космографии считался Кузьма Индикоплов, египетский монах VI века, полагавший Землю четырехугольной? Это в эпоху Ньютона – после Коперника, Кеплера и Галилея! Можете вы представить себе Россию без Пушкина и Лобачевского, но зато с Кузьмой Индикопловом? Похоже, что жесткая зацикленность Цымбурского на конфигурации границ, попытка подменить историю географией грозит обернуться культурным нигилизмом.

Крижанич

Цымбурский посвящает массу энергии отмежеванию от конкурентов по "отдалению от Европы" – имперцев и евразийцев. Но самых опасных своих соперников он почему-то упустил из виду. Я имею в виду, конечно, "отечественных талибов", современных православных фундаменталистов. Сугубая опасность их для него состоит в том, что превознося Кузьму Индикоплова, они нечаянно доводят решающую отправную точку всего его "контрфактического моделирования" до абсурда. И безнадежно его тем самым компрометируют.

Вот, допустим, М.В. Назаров совершенно убежден, что "Московия соединяла в себе как духовно-церковную преемственность от Иерусапима, так и имперскую преемственность в роли Третьего Рима". Причем именно эта двойная преемственность, – объясняет Назаров, – "сделала [тогдашнюю] Москву историософской столицей всего мира". (20) Это с Кузьмой-то в роли Ньютона!

Удивительно ли, что депутат Государственной думы Н.А. Нарочницкая с энтузиазмом поддерживает единомышленника? Она тоже сообщает нам, пусть и несколько косноязычно, что именно в московитские времена "Русь проделала колоссальный путь всестороннего развития, не создавая противоречия содержания и формы". (21) Всестороннее это развитие заключалось, надо полагать, в том, что "сам русский быт стал тогда настолько православным, что в нем невозможно было отделить труд и отдых от богослужения и веры". (22)

В наше время пример такого слияния "труда с богослужением" нашли бы мы разве что у талибов в Афганистане. Только едва ли кто-нибудь в здравом уме предположил бы на этом основании, что талибский Афганистан "прошел колоссальный путь всестороннего развития" и тем более стал "историософской столицей мира".

Я, впрочем, сейчас о другом. О том, что нам, историкам России, необыкновенно повезло: за временами, на которые делают ставку Нарочницкая (и Цымбурский) наблюдал собственными глазами, пусть из тобольской ссылки, замечательный, европейски образованный мыслитель Юрий Крижанич. Напомню, он не только цитировал Гомера, Платона, Полибия и говорил на нескольких европейских языках, он еще и ссылался на сочинения посетивших в разное время Москву Герберштейна, Олеария, Павла Новия. Вот что писал о Крижаниче в 1901 году совсем не симпатизировавший ему акад. В.И. Пичета: "Это какой-то энциклопедист – он и историк, и философ, богослов и юрист, экономист и политик, теоретик государственного права и практический советник по вопросам внутренней и внешней политики". (23) Короче, человек Возрождения.

Еще, однако, важнее то, что по единодушному заключению российской историографии, именно Крижанич был идеологом петровской реформы. Сошлюсь лишь на два примера. "Читая выработанный Крижаничем проект преобразований, – говорит В.О. Ключевский, – воскликнешь невольно "Да это программа Петра Великого, даже с ее недостатками и противоречиями!"" (24) "В общем ее духе, если не в подробностях практического ее приложения, - вторил ему К.Ф. Валишевский в книге "Первые Романовы", - это почти программа... которую Петр Великий употребил в дело". (25)

Крижанич был великим патриотом России (некоторые историки сочли его даже предвестником панславизма). И он вполне отчетливо объяснил в своей "Политике", почему стране, если она хотела иметь достойное будущее, больше нельзя было жить "по-московитски", отдельно от Европы. У меня нет здесь возможности подробно обсуждать его аргументы. Приведу лишь одну коротенькую цитату. "Русские всеми народами почитаются жестокосердыми... бестактными в беседе, нечистоплотными в жизни... А отчего это? От того, что везде кабаки, монополии, запрещения, откупы, обыски, тайные соглядатаи; везде люди связаны, ничего не могут свободно делать, не могут свободно употреблять труда рук своих... Все делается в тайне, со страхом, с трепетом, с обманом, везде приходится терпеть от множества чиновников, обдирателей, доносчиков или, лучше сказать, палачей". (26)

Крушение "контрфактического моделирования"

Перед нами беспощадный приговор Московии, произнесенный, можно сказать, сквозь слезы (Крижанич, как выяснилось, жить без России не мог: выпущенный, наконец, после смерти своего мучителя царя Алексея из тобольской ссылки за границу, он тотчас и умер). Но могло ли быть другим "отрезавшееся от Европы" общество, неспособное не только освоить Сибирь, но и просто выжить с достоинством?

Решающая отправная точка "контрфактического моделирования" Цымбурского, на которой воздвиг он все свои политические прогнозы для современной России, оказалась, как мог убедиться читатель, опасной подпоркой. Мудрено ли, что рушится оно при первом же прикосновении исторического материала?

В действительности дело с этим "моделированием" обстоит еще хуже. Из него выпадает дно. Его апелляция к Московии оказалась на деле живым – и ярким – примером, что существовать в качестве " геополитической платформы русской цивилизации", противопоставляя себя таким образом Европе, Россия просто не может. И единственным шансом не дать этой гнилой "геополитической платформе" навсегда загубить будущее России была именно реформа Петра, решительно порвавшая с Индикопловом и развернувшая страну к Европе Ньютона.

Но главное, о чем молчит Цымбурский, – что без Петра не было бы ни Пушкина, ни Толстого, ни Чехова, ни тем более преодолевшего "богопротивную" геометрию Лобачевского. Бестрепетно "срезая" великоимперскую петлю, Цымбурский нечаянно "срезал" и всю русско-европейскую культуру.

"Контрфактическое моделирование" и впрямь обернулось пренебрежением не к одним лишь судьбам человеческим, но и ко всему, чем может гордиться Россия. Обернулось, другими словами, апофеозом культурного нигилизма.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Соловьев В.С. Соч.: в 2 томах. М., 1989. С. 444.

2. Цымбурский В.Л. Остров Россия. М., 2007. С. 291.

3. Там же. С. 484.

4. Там же. С. 533.

5. Там же. С. 7.

6. Там же. С. 287.

7. Там же. С. 7.

8. Там же.

9. Там же. С. 483.

10. Там же. С. 287.

11. Там же.

12. Сочинения И.В. Киреевского. М., 1861. Т. 1. С. 75.

13. Ключевский В.О. Сочинения, М., 1957. Т. 3. С. 238.

14. Леонтьев К.Н. Собр. соч.: в 12 томах, М., 1912. Т. 5. С. 112.

15. Белинский В.Г. Собр. соч.: в 3 томах, 1948. Т. 3. С. 713.

16. Бердяев Н.А. Русская идея. М., 1997. С. 6.

17. Ключевский В.О. Указ. соч.. С. 297.

18. Там же. С. 296.

19. Там же.

20. Назаров М.В. Тайна России. М., 1999. С. 988.

21. Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой политике. М., 2002. С. 130.

22. Назаров М.В. Указ. соч.. С. 987.

23. Пичета В.И. Ю. Крижанич, экономические и политические его взгляды. Спб., 1901. С. 13.

24. Ключевский В.О. Цит. соч.. С. 252.

25. Валишевский К.Ф. Первые Романовы, М., 1911. С. 438.

26. Цит. По: Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее гавнейших деятелей. Спб., 1874. С. 392.

Обсудить статью
См. также:
Янов. Китай как нарождающаяся сверхдержава
Янов. Альтернатива воссоединению с Европой – китайское иго
Янов. Век XXI. Настал ли момент Ключевского?
Янов. Завязка трагедии
Янов. В начале была Европа. У истоков трагедии русской государственности
Янов. Выбор России
Янов. Последний спор

Александр Янов
06 сентября 2007