Признает ли Чингиз Айтматов долг перед казахской литературой?

Недавний приезд большого кыргызского писателя в Казахстан – конечно, приятное событие. В последнее время бывшие советские писатели и поэты, приобретшие мировую известность, нередко предпочитают жить и работать за рубежом, что неудивительно. Но родные пенаты все же не забывают.
Уже довольно давно муссируются слухи о том, что Чингиз Торекулович намерен выступить в числе претендентов на высшую награду – Нобелевскую премию по литературе. Это тоже радует, хотя кандидатов на роль нобелевского лауреата хоть отбавляй – их и среди казахских писателей хватает. Например, поэт-мыслитель Олжас Сулейменов, писатели Мухтар Магауин, Абиш Кекильбаев, Толен Абдиков и др. Хотя некоторые экс-поэты и экс-депутаты довольствуются малоизвестной нобелевской медалью. Но у нас речь сегодня пойдет о другом…

Давно уже, в течение нескольких десятилетий, в среде казахской пишущей интеллигенции не смолкают споры о том, у кого Чингизом Айтматовым был позаимствован тот или иной сюжет. Эти дискуссии, как ни странно, до сих пор носят большей частью латентный характер и на суд общественности не выносятся. Если кто-то и рассуждает на данную тему, то не публично. Мы решили все-таки поговорить об этом с нашими писателями, поэтами, критиками с тем, чтобы, если можно так выразиться, легализовать дискуссию. Сегодня мы представляем вниманию читателей рассуждения известных литературных и общественных деятелей Казахстана на тему заимствований в литературе.

Надежда Чернова, поэтесса:

"Газеты объявили Айтматова первооткрывателем темы манкуртизма"

-У этого вопроса – довольно интересная предыстория. Когда в конце 70-х
– начале 80-х годов появился роман Чингиза Айтматова "И дольше века длится день" ("Буранный полустанок"), я помню, наши казахские писатели, собираясь в "Каламгере" (литературное кафе. – А.К.), очень шумели и говорили о том, что первым об этом написал Абиш Кекильбаев. Якобы он был первооткрывателем.

Или же повесть Чингиза Айтматова "Пегий пес, бегущий краем моря" - здесь писатель позаимствовал сюжет у В. Санги, первым рассказавшего о мифах нивхского народа. Но, на мой взгляд, никто ни у кого ничего не украл, поскольку мы имеем дело с легендой – а это общее достояние. Ведь иные сюжеты не принадлежат даже одному народу, не то что писателю. Возьмем бродячие сюжеты, например, "Кавказский пленник", который встречается и у Пушкина, и у Толстого. В наше время даже сделали римейк на эту тему – фильм "Кавказский пленник".

Конечно, в те давние времена казахские писатели в большей степени были возмущены тем, что писали в союзной прессе. Дело в том, что
>газеты объявили Чингиза Айтматова первооткрывателем темы манкуртизма, хотя, действительно, еще раньше об этом написал в своем произведении "Кюйши" Абиш Кекильбаев. Но то ли его повесть не успели перевести на русский язык, то ли перевод был неадекватным, одним словом, первым в руки русскоязычного читателя попал роман "И дольше века длится день" - и попал очень вовремя. Тема должна была прозвучать, этого требовало время – и она прозвучала полнее и лучше всего в романе Айтматова. Надо отдать должное автору: если бы об этом написал литератор средней руки – никто бы произведения и не заметил. В творчестве все зависит от меры таланта, от того, насколько сильно и убедительно слово писателя.

Что касается темы заимствований вообще, то здесь надо четко понимать, что легенды, мифы, бродячие сюжеты принадлежат не писателям, а народу. И спора о том, кому принадлежит в данном случае первенство, и быть не может. А в интерпретации того или иного автора они всегда будут звучать по-новому, если написано талантливо.

Таласбек Асемкулов, музыковед, кюйши, двуязычный писатель:

"В творчестве Ч. Айтматова немало примеров плагиата"

- Вы знаете покойного Толегена Токбергенова? Его сын был моим сокурсником, мы учились в КазГУ, он на русском отделении, я – на казахском. И однажды он написал рассказ. Его герой едет в Сузак, где становится участником охоты на сайгаков. Там описывается, как ночью на стадо сайгаков наставляют фары, ослепляют их. Они сбиваются в кучу, и их расстреливают из пулемета. И как-то раз, когда Чингиз Айтматов приехал в Алматы по какому-то делу, он попросил отца отнести рассказ писателю. Ему интересно было узнать его мнение. И Толеген Токбергенов отнес Айтматову этот рассказ. Тот взял, ничего не сказал и увез рассказ к себе во Фрунзе. А потом через два или три года вышел "Буранный полустанок". И я был поражен, когда увидел в романе кусок, где описывается, как сайгаков расстреливают из пулеметов. Он просто взял рассказ Токбергенова и вставил в свой роман. Если он настоящий мужчина, писатель, нравственный человек, он должен был его прочитать и вернуть автору, а он его использовал в своем произведении. Это один из случаев так называемого заимствования. Второй, о котором я знаю, касается темы манкуртов. Как известно, об этом впервые написал Абиш Кекильбаев в своей расширенной повести "Кюйши". Там туркмены натягивают сырую кожу на головы пленным адайским юношам, оставляют их в пустыне, и те теряют память и разум, забывают свое прошлое. А уже затем этот же сюжет использовал в своем романе Чингиз Айтматов.

Потом его повесть "Пегий пес, бегущий краем моря" также включает в себя немало заимствований. У чукотского писателя Юрия Рытхэу есть роман "Сон в начале тумана". Из этого романа Айтматовым кусками взяты описания природы и вставлены в повесть. Потом, правда, он начал признаваться, что Рытхэу ему подарил якобы этот сюжет. Вот такие случаи были. Ведь Айтматов – не житель Крайнего Севера и никогда там не был. Между тем описания природы Севера в его повести настолько хороши, что сразу видно, что это кто-то другой писал. Описания Ледовитого океана, охоты на тюленей – все это он, конечно, взял у Рытхэу, он не мог так чувствовать тамошнюю природу. Это сделал профессиональный писатель, который родился и вырос на Чукотке. Да и вообще, в его творчестве, на мой взгляд, немало примеров плагиата.

Калихан Искаков, лауреат Государственной премии РК, прозаик, драматург:

"Его жизнь и творчество неразрывно связаны с казахским образом жизни"

- Дело в том, что Чингиз Айтматов родился и жил рядом с казахским аулом, в селе Куркуреу. Все его творчество почти с начала и до самого конца связано с казахским народом. Образы во всех его произведениях по своему духу и характеру – больше казахи, нежели киргизы, начиная с повести "Джамиля", заканчивая последней повестью "Бекет". У него с самого начала все было связано с казахской жизнью, так что здесь не приходится говорить о заимствованиях или вторичности его произведений, а параллели, конечно, налицо. И что касается спора вокруг повести Абиша Кекильбаева "Кюйши", то эта повесть и роман Чингиза Айтматова – параллельны. Тема одна, но произведения абсолютно самостоятельны. У каждого свои герои и свои творческие искания, взгляды на одну тему. У Айтматова всюду казахский дух, характер. Его дед служил в медресе, был учителем, а отца Чингиза в Ташкент отвозил сам Турар Рыскулов. Он там учился и был воспитанником Рыскулова. Поэтому у Чингиза Айтматова как в жизни, так и в творчестве, очень многое было связано с казахами, переплетено с казахским образом жизни.

Бахытжан Момышулы, писатель:

"Творчество большого писателя всегда вызывает интерес и споры"

- Вообще, сложновато, конечно, говорить на эту тему, потому что сейчас я не читаю современных авторов. Я помню, раньше был какой-то спор между Оралханом Бокеевым и Чингизом Айтматовым. Покойный Оралхан Бокеев был недоволен, предъявлял претензии Айтматову, ездил к нему во Фрунзе – это единственное, что я могу вспомнить. А так, конечно, творчество большого писателя само по себе достаточно оригинально, интересно и всегда вызывает немало споров.

Алуа Темирболат:

"Писатель поднимает проблему нравственной памяти"

- На мой взгляд, заимствование – вполне нормальное явление, поскольку идет интеграция культур, тем более что Чингиз Айтматов – человек, сформировавшийся и живущий на стыке двух культур: русской и киргизской. Кроме того, он часто бывал в Казахстане и, естественно, что Казахстан тоже оказал на него какое-то влияние, отсюда его такое пристальное внимание к нашей тематике. Вообще, любой большой писатель принадлежит не конкретной нации, а, на мой взгляд, всему миру, всему человечеству. Что касается его "Буранного полустанка", конечно, тут идут большие споры. Считается, что проблема манкуртства существовала задолго до того, как сформировалось Казахское ханство, что это было характерно для кочевых племен, населявших степи еще в XI–XIII веках. Такие гипотезы были. Но Айтматов рассматривает данную тему на казахском материале, хотя это больше тюркский миф, нежели казахский.

У него в романе также есть предание о Раймале-ага – это древняя казахская легенда о знаменитом акыне, который в возрасте 80 лет влюбился в молодую прекрасную девушку лет 20. Предание о любви акына ходило по казахской степи, его передавали из уст в уста. И эту легенду Чингиз Айтматов удачно обыграл в контексте своего романа, для того чтобы поднять вечные общечеловеческие проблемы. У него же вообще мифы используются для того, чтобы показать, насколько прошлое актуально для настоящего – это связь поколений, связь времен, единство эпох. И легенда о манкурте очень органично вписана в сюжет романа "Буранный полустанок", с одной стороны, она указывает на беспамятство современных людей, которые попрали родной язык, родную культуру. Когда автор изображает этого милиционера, охраняющего космодром, казаха по национальности, но который не говорит по-казахски – он словно апеллирует к этой легенде. К милиционеру Едыге обращается на казахском языке, тот отвечает по-русски. В романе, кроме того, четко просматривается намек на то, что все человечество превращается в манкуртов. Мы не хотим помнить о своем прошлом и не стремимся к лучшему будущему, предпочитаем жить в замкнутом круге, в суете повседневности. То есть проблема манкуртизма у него выступает в гораздо более широком масштабе. Здесь не просто потеря памяти из-за сырой кожи, надетой на голову, - поднимается проблема нравственной памяти.

Сатыбалды Нарымбетов, режиссер:

"Такие сюжеты витают в воздухе"

- Легенды разных народов имеют, по сути, одни и те же корни. Существуют некоторые моменты, которые их связывают. Допустим, когда читаешь "Гамлета", понимаешь, что это было написано очень давно и далеко - в Англии. Казалось бы, где Англия и где Казахстан? Однако у нас существует легенда о Коркыте, который пытался бежать от смерти, но везде его встречали люди, копающие могилу. И Коркыт спрашивал у них: "Чья это могила, добрые люди?" Ему отвечали: "Коркыта". То есть смерть всюду его преследовала. А помните, у Шекспира - Гамлет подходит к гробокопателю и спрашивает у него: "Чья это могила?" Ему говорят: "Принца Датского". Так что бывают и космические связи – тема жизни и смерти вечна и присутствует в творчестве всех народов на земле – в одно и то же время похожие сюжеты синхронно, спонтанно возникают у разных народов.

Или история Козы-Корпеша и Баян-Сулу. Вас не шокирует близость этой легенды к истории Ромео и Джульетты? Так что сюжеты легенд повторяются у разных народов. Если идти от Адама и Евы, у нас корни одни и те же. Только вспышки интереса к темам не обязательно бывают в одно и то же время. Но эти сюжеты витают в воздухе, это вечные вопросы человечества. И мы можем и не догадываться о существовании аналогичной легенды у других народов.

Я бы посоветовал тем, кто ищет следы заимствований у разных писателей, больше читать мировую литературу. Например, многие герои из "Тысячи и одной ночи" спустя несколько веков возродились в Европе. Возьмите те же "Кентерберийские рассказы". Да и многие литературные течения в Европе, если внимательно, аналитически их изучать, берут свои истоки в гениальной книге "Тысяча и одна ночь".

Альмира Наурзбаева, культуролог:

"Учителями Ч. Айтматова были "Манас" и М.Ауэзов"

– Какие из произведений Чингиза Айтматова вы выделяете? Что вам нравится больше?

– Для меня Чингиз Айтматов - писатель мировой величины как автор повестей "Джамиля" и "Прощай, Гульсары!"

Мудрецы и философы появились благодаря осознанию смертности живого. Ведь, сам вопрос о бытии толкуем только в условиях понимания того, что есть и небытие или инобытие. Времена меняются, а человека не перестает заботить мир живого, жизнь. Но каждое время выставляет свой счет жизни, свое толкование ее ценности и видение ее смысла. Так, эпические времена - это времена, где человека заботила мысль о жизни как о судьбе, пути, дороге, по которой проходит человек, завершив свой жизненный цикл.

Именно такие мысли сегодня всплыли в памяти от того давнего прочтения повести Айтматова "Прощай, Гульсары!" Лично для меня эта повесть - вершина творчества Чингиза Айтматова. Последующие романы - это дань уважаемому и авторитетному жанру - роману... "Прощай, Гульсары!" - больше, чем повесть. Это в том смысле, что "Старик и море" Хемингуэйя больше, чем рассказ, если отказаться от формальных признаков жанра. Точнее - не больше, а эпически и философски величественнее, целостнее, художественно правдивее, словом, эпически размашисто.

Литературные критики еще с тех времен, когда повесть Айтматова вышла в свет, писали о ней много, были и сравнения с "Холстомером". И такое сравнение могло быть оправдано, ибо шкала мастерства выстраивалась на классических примерах. Кто-то мог понимать такое сравнение как комплимент, а кто-то как упрек. Но корректность такой ассоциации вибрирует на тонкой грани знания и понимания разных культурных и литературных традиций. Для потомков номадов - кыргызов и казахов - вся эпическая традиция связана с конем, и доказывать это смысла не имеет. Айтматовский Гульсары не Холстомер, конечно же, а эпический герой, оказавшийся в безвозвратно уходящем, разрывающем связь с уже отмирающим номадическим миром, в котором былая гармония, унаследованная от предков, теперь разрушалась. А разрушалась она под натиском жестоких правил новой цивилизации, труднопостигаемой сознанием открытого мира и по-детски наивного кочевника. Только единожды Гульсары и Танабай вновь испытали истинное чувство счастья, окунувшись в настоящую игру состязательности, в которой они прочувствовали свою органичную вписанность в происходящее событие (вспомним сцену аламан-байги).

Айтматов, не раз признававшийся в том, что его творческими учителями были "Манас" и Мухтар Ауэзов, как бы протянул линию величественного эпоса своего народа в новое время, оживив эпическое сознание в литературной форме, и развил линию раннего ауэзовского творчества, особо проникновенно и по-юношески чисто проявившегося в "Коксереке". В одной из статей я писала об этом произведении Ауэзова: в ней высказывала свою точку зрения о том, что "Коксерек" можно рассматривать как эпитафию умирающему миру кочевья, его сознания и способов его мироустройства и миропонимания. Это трагический исток всей тяжелой судьбы наших народов, их судеб в ХХ веке.

Если правильно помнится, то последняя сцена айтматовской повести оставляет героя на дороге. А вот куда ведет эта дорога? Куда и по какой дороге идти Танабаю после кончины Гульсары?.. Критика советского периода прочитала это произведение по-своему, стараясь найти в нем признаки "роста национальных литератур" и приверженности "соцреализму" - основному и единственно верному методу советского искусства и литературы. Но при этом были и голоса прозорливых, упрекавших писателя в том, что не очень уж оптимистичен герой повести и почему-то не просматривается просвет в будущее победившего коммунизма. И они действительно оказались более тонкими критиками. Айтматов в этом произведении, на мой взгляд, был, как никогда, позже самим собой, искренним, правдивым и художественно величественным, поскольку был чутким и тонким выразителем духа и мира своего народа.

– Как вы оцениваете его творчество последнего периода, начиная с "Тавро Кассандры"?

– На мой взгляд, последние произведения Чингиза Айтматова (начиная с "Тавро Кассандры")по-айтматовски талантливы, масштабны, но не могут затмить его произведения, созданные им до этого ("Пегий пес...", "Белый пароход", отчасти "Буранный полустанок"), не говоря уже о "Прощай, Гульсары!"

Последние произведения - литературны,рафинированны и масштабны по охвату многих культурных традиций, но, на мой взгляд, из них выхолощен сам Айтматов - эпически мыслящий писатель. Это такая эпичность, которая не ложится на классический романный жанр - продукт метафизического рационализма западного сознания. Поэтому, как мне представляется, поворот Айтматова к традициям этой литературы, не органичной его творческой природе, не принес особых успехов в последних его произведениях.

– Есть ли у Чингиза Айтматова темы, заимствованные из казахской и других национальных литератур? Если да, то какие и в каких произведениях?

– Замечательная черта этого писателя - быть восприимчивым к культуре и традиции разных народов. Об этом свидетельствует его творческая биография.

А казахская литература и культура, естественно, не были на периферии его творческих интересов. Не вдаваясь во все подробности заимствований, можно привести самый очевидный пример - это роман "Буранный полустанок", в котором писатель обратился и к мифопоэтическому наследию и к истории казахского народа. Кстати, с этого произведения слово "манкурт" вошло в обиход и приобрело статус термина, обозначающего феномен исторического беспамятства и вандализма. Повесть "Пегий пес, бегущий краем моря" навеяна замечательными мифами и легендами нивхов (народа, живущего на севере), которые были рассказаны отчасти А. Санги - нивхским писателем, а также добытые самим Айтматовым, открывшим для себя богатый мир нивхского фольклора. В итоге писатель создал литературно-философскую притчу об истинном благородстве и гуманизме, о хрупкости человеческого существования и способности человечества проявить разумность во имя спасения всего живого и самого животворящего мира. Именно такого рода эпическая масштабность идеи, потенциально содержащаяся в недрах исконного мифа, и нетронутое, неиспорченное механистической и технологической рациональностью сознание писателя могут явить миру такое произведение.

К сожалению, современная критика отчуждена от литературы, а прежняя была в оковах идеологии, поэтому до сих пор многое из литературы нашего региона еще не прочитано по-настоящему. А современный "крутой" негативизм со своей гонористой эклектикой в духе неприятия писателей советской и постсоветской поры так и не попытался вчитаться в их тексты. Я же как читатель не вправе судить или осуждать писателя, я могу только иметь мнение о его произведениях.

P.S. Все, кто высказался на данную тему, по-своему правы. Но, на наш взгляд, надо все же отличать заимствования и влияние известных художников слова в литературе от прямого плагиата. А он, как нам кажется, в творчестве Чингиза Торекуловича все же присутствует. К примеру, история волков Акбары и Тасчайнара в "Плахе" во многом перекликается с романом Сакена Жунусова "Ахан сери". Кто знаком с творчеством этого казахского писателя, знает, что в первых же главах его романа появляется персонаж – волк Тасшайнар. Так что Чингиз Айтматов изменил лишь одну букву в его имени.

Герой другого произведения Ч. Айтматова – Едыге Джангельдин ("Буранный полустанок") списан с персонажа из романа Мухтара Магауина "К�к мџнар" ("Голубое марево") Едыге Жаныбекова. Некоторые эпизоды повести "Белый пароход" повторяют сюжет повести "Гибель Борзого" того же М. Магауина. "Прощай, Гульсары!" очень похожа по сюжету на повесть Абиша Кекильбаева "Бќйгеторы" ("Гнедой конь"). Надо учесть, что вышеназванные произведения казахских пиателей были написаны раньше, чем произведения Чингиза Торекуловича.

P.P.S.: Кстати, более года назад наша газета опубликовала несколько вопросов к классику советской литературы Чингизу Айтматову. Однако ответа на них мы так и не получили. Мы вновь печатаем те вопросы в надежде на ответ:

1. Чингиз Торекулович, Вы – успешный писатель и счастливый человек. Ваша повесть "Джамиля" моментально стала известна во всем Советском Союзе и переведена на многие языки мира. Правда, что Мухтар Ауэзов помог перевести произведение на французский язык и познакомил Вас с Луи Арагоном? Что Вы тогда чувствовали и как это было?

2. В Вашем творчестве хотелось бы выделить три произведения, которые уже стали классикой: "Прощай, Гульсары!", "Пегий пес, бегущий краем моря" и "Белый пароход". Они оригинальны, органичны и по стилю – необычные. А какое из произведений Вам ближе всего?

3. Не кажется ли Вам, что роман "Тавро Кассандры" ориентирован в основном на западного читателя, который в книгах ищет больше приключений, чем настоящей литературы?

4. "Буранный полустанок", "Плаха", "Тавро Кассандры" - несколько иные по отношению к ранним произведениям, они другие… Насыщены социальной философией, метафизикой и общечеловеческой идеологией гуманизма. Складывается такое впечатление, что Вы силой вталкиваете эти проблемы. Ваши первые повести были более естественны и гармоничны. Как Вы считаете, так ли это?

5. Среди русскоязычного населения частенько можно услышать критику в Ваш адрес. Одно время в российских СМИ писали, что "Плаха" напоминает некоторые моменты романа "Мастер и Маргарита", "Буранный полустанок" - повесть "Кљйшi" Абиша Кекильбаева, а "Пегий пес, бегущий краем моря" - "Старик и море" Хемингуэя.

6. Как часто Вы встречаетесь с европейской читательской аудиторией?

7. Если вдруг Вы получите Нобелевскую премию, то, как вы думаете, за какое произведение?

8. Не кажется ли Вам, что русскоязычная литература Центральной Азии переживает определенный кризис, нет новых могикан, а кумиры 60-80-х годов уходят в историю?

9. В Вашей книге "Детство в Киргизии" Вы говорите о русском языке как о Вашем входном билете в большой мир литературы. Вы пишете на кыргызском и русском языках. Почему в последнее время пишете только на русском?

10. Как Вы восприняли "цветную революцию" в Кыргызстане?

11. Прежде чем поблагодарить Вас за интервью, осмелюсь задать Вам последний традиционный вопрос, наверняка интересующий наших читателей и поклонников Вашего таланта. Над чем Вы сейчас работаете и что уже наработали?

Алия Кызылкулова, № 43 (705), 2 - 8 ноября 2007