Наблюдатель

----------

"Невозможно мгновенно развернуть общество в новом направлении, если только не приставить к его виску пистолет. Поэтому многие мечтают о железной руке, о возврате социально-распределительной экономики. Как говорят в Чехии: дайте мне мое пиво, шпикачки и футбол - и я счастлив", - сказал в интервью "Итогам" кинорежиссер Милош Форман

На только что завершившемся кинофестивале в американском городе Саванне, что в штате Джорджия, 75-летнему Милошу Форману вручили почетную награду за выдающиеся достижения кинокарьеры. "Какое-то в этом есть волшебство, - сказал на церемонии явно растроганный мэтр. - Еще мальчиком, за железным занавесом, я обожал книжки о Диком Западе и ковбоях. И вот теперь я в городе, само название которого несет для меня магический смысл". Американская пресса до сих пор ошибается, называя его иностранцем: с 1975 года Форман, политэмигрант из Чехословакии, является гражданином США. Год спустя он получил своего первого "Оскара" - за картину "Пролетая над гнездом кукушки". Если бы Форман снял только "Кукушку" и "Амадея", уже этого было бы достаточно для того, чтобы включить его в сонм великих режиссеров. А была еще блистательная ранняя чешская серия "новой волны", были "Волосы", "Рэгтайм", "Вальмон", "Народ против Ларри Флинта", наконец, последняя на сегодняшний день картина - "Призраки Гойи". Только что на русском языке вышел одноименный роман, написанный Форманом в соавторстве со сценаристом Жан-Клодом Карьером. Сейчас режиссер вместе с женой Мартиной и 9-летними сыновьями-близнецами Эндрю и Джеймсом живет в Коннектикуте, в своем поместье, а с корреспондентом "Итогов" он встретился в квартире на Манхэттене с видом на Сентрал-Парк, куда заезжает, по его словам, исключительно по делам.

- Вас, очевидно, привлекают бунтари и диссиденты всех эпох - Моцарт, Чарли Кауфман, Ларри Флинт. Герои ваших байопиков разнятся по масштабу личности и дарований, но все они - фигуры противоречивые. Как вы их выбираете?

- Не знаю. Часть жизни я прожил при нацистах, часть - при коммунистах. Это развило во мне сочувствие к судьбе отдельно взятой личности, восхищение людьми, которые хотят отличаться от основной массы. Ведь главный конфликт человечества - между личностью и системой. Люди сами создают систему, полагая, что она должна служить им, за что и платят налоги. Но проблема в том, что любая система со временем начинает обслуживать себя и диктовать нам, как себя вести, и порой очень жестко диктовать. Такие конфликты всегда драматичны и отлично облекаются в сценарную форму.

- Когда вы заинтересовались судьбой последнего своего героя - Франсиско Гойи?

- Очень давно, когда еще учился в пражской киношколе. Я тогда прочитал книжку об испанской инквизиции и поразился историческим совпадениям. Примерно такой же ужас происходил вокруг меня, в тогдашней Праге. Сталинистские политические процессы с чудовищными, абсурдными обвинениями. С помощью пыток обвиняемых принуждали признаваться в преступлениях, которые они не совершали. Людей казнили, причем заставляли приговоренных просить для себя смертную казнь. Чистое Средневековье в середине ХХ века! Для юного наивного идеалиста, каким я был тогда, - невероятное эмоциональное потрясение. Тогда, в коммунистической Чехословакии, я и помыслить не мог о фильме на эту тему. Лет двадцать спустя впервые попал в музей Прадо в Мадриде. И увидел на картинах и гравюрах Гойи иллюстрации к тому, что читал об Испании и инквизиции, - аутодафе, мрачные казематы, камеры пыток, казни.

- Вы привлекли к работе над сценарием Жан-Клода Карьера, сценариста Луиса Бунюэля. Это он придумал вывести Гойю из центра сюжета как бы на обочину? Художнику в вашем фильме предписано оставаться наблюдателем за острой интригой, действующие лица которой - священник из верхов инквизиции и невинная девушка, ставшая его пассией и одновременно жертвой.

- Мы писали сценарий вместе, с самого начала. Все, что там есть, придумано нами. Да, наш Гойя - наблюдатель, и свои впечатления он фиксировал на полотнах и офортах. Мы ничего не знаем о его частной жизни. Он был скрытным, тщательно оберегал прайвеси. В искусстве проявлял дерзость, в портретах, как и Веласкес, был излишне правдив, чем нередко раздражал сановных заказчиков. Но в жизни предпочитал оставаться конформистом, вел себя дипломатично, ни с кем из сильных мира сего не ссорился. Писал парадные портреты всех правителей, без разбору, а в ту смутную пору они в Испании менялись очень часто. Сейчас я понимаю: нам не надо было включать имя Гойи в название фильма, чтобы не вводить в заблуждение зрителя. Это же вовсе не классическая биография. Наш Гойя - просто наблюдатель, мы видим все происходящее его глазами. Художнику необязательно быть бунтарем и разрушителем устоев общества, для него главное - свобода творческого самовыражения.

- Сложно было снимать в Испании? Вы ведь там, кажется, никогда не работали?

- Трудности были, но время все сглаживает, и сегодня я вспоминаю съемки как приятную прогулку в парке. Испанцы здорово помогали - и правительство, и муниципалитеты, и обычные люди. Нам охотно открывали двери дворцов и замков. Скажем, сцену, где король Карл IV чудовищно играет на скрипке, а Гойя расточает ему комплименты, мы снимали в бывшей резиденции испанских королей, а затем и генерала Франко - во дворце Эль-Пардо.

- Испанцам понравился фильм? Как прошла там премьера?

- Мнения разделились. Одни приняли фильм восторженно, другие сдержанно. Неудобная история. Наполеон вторгся в Испанию, чтобы ее освободить под лозунгами Французской революции. Принес демократию, запретил инквизицию, выпустил политических заключенных. Проблема в том, что правильные зерна он посадил в неправильную почву. Испания оказалась не готова к новому социально-политическому порядку. Примерно треть населения была на иждивении у церкви. Когда Наполеон конфисковал у церкви всю ее собственность, этим людям оказалось не на что жить. Начались волнения, мародерство, убийства.
>Зачем человеку либерте, эгалите и фратерните, когда не на что жить? Теперь вам понятно, почему ни Испания, ни Франция никогда не снимали кино об этом периоде истории?

- Тут невольные ассоциации напрашиваются. Ну, скажем, с нынешними малоудачными попытками экспорта демократии.

- Вы имеете в виду Ирак? Ирак совершенно не готов к демократии американского образца. Вообще это очень долгий путь - к религиозной терпимости, к уважению прав человека.

- Извините, если наступлю на мозоль. Почему многие критики встретили вашу картину столь неласково? Некоторые американские рецензии просто разгромные - и по тону, и по сути.

- Критики ожидали от меня совсем другого кино. Может, в сценарии какие-то оплошности? Не знаю, не знаю. Мне трудно сказать. Лично я очень горжусь этим фильмом. Я очень старался. И если бы мне сегодня сказали "все переснять", я снял бы все точь-в-точь так же. Но люди ждут своего фильма, а не твоего.

- А отчего такая пауза? Ведь предыдущий ваш фильм, "Человек на Луне", вышел на экраны еще в 1999 году.

- Представьте, три проекта лопнули, один за другим. Первый отвалился за семь дней до начала съемок. Все было готово: актеры, декорации, локейшнс. Неожиданно ассоциация борцов сумо - мой японский инвестор - потребовала кардинальных изменений сценария, на которые я не мог пойти. Другой проект рухнул за шесть недель до съемок: продюсер поругался с главным актером, и финансирование мгновенно отозвали. А третий проект, с одним из голливудских мейджоров, гикнулся за три месяца до съемок, на самом старте предподготовительного периода. Не сошлись в выборе актеров: мне навязывали тех, кто принесет кассу, а я настаивал на своем выборе. Коллапс за коллапсом, а это месяцы и годы подготовки.

- И все-таки в голове не укладывается, почему продюсеры и инвесторы с вами так обращаются. Вы же классик, легенда кино, эти люди должны за счастье почитать, что вы с ними соглашаетесь сотрудничать.

- Для них не важно, что ты делал вчера. Я твердо верю в свое видение, они же уважают только свое мнение. Конечно, досадно. Столько времени угроблено! В кинобизнесе нужно быть борцом. И иметь удачу. Мне посчастливилось встретить такого продюсера, как Сол Заенц, и на "Гойе" не возникло ни малейших проблем. Да, нужно просто открыть нужную дверь в нужное время.

- Сегодня для независимых проектов в Голливуде все меньше дверей, разве не так?

- Поймите, единого Голливуда нет. За каждой дверью там разные люди, очень разные.

- Но разве они все не одержимы одним - нормой прибыли на вложенный доллар? Разве у них не один фетиш - молодая аудитория, которую можно "посадить на иглу" фэнтези и питать сиквелами?

- Да, это верно, но есть и исключения. Нужно найти заветную дверь, за которой тебя ждет это исключение. С развитием новых технологий можно снимать и в независимом режиме. Сегодня множество фильмов делается вне Голливуда. Производство дорожает не только потому, что студиями движет алчность. Профсоюзы требуют платить киноперсоналу все больше и больше. Посмотрите, какие жесткие требования выдвигают бастующие сценаристы. Бюджеты невероятны! Когда я начинал сотрудничать с United Artists, проект стоил в среднем 8-10 миллионов долларов. Сегодня это 100-150 миллионов.

- Есть ли у вас время и желание смотреть чужое кино?

- С детства люблю американское кино, особенно немой период и его титанов - Чарли Чаплина, Бастера Китона и Гарольда Ллойда.

- Сейчас очень успешны байопики про музыкантов - скажем, "Рэй" или "Пройти по черте". Наверное, вас переполняет гордость - ведь вы первопроходец жанра.
- Ничего подобного! Биографии музыкантов снимались и раньше. Особенно любили делать фильмы о композиторах в коммунистических странах. Цензоры очень им благоволили - поскольку композиторы народ молчаливый, крамолы от них никакой, за них говорит музыка.

- Когда я первый раз смотрел "Список Шиндлера", то мелькнула мысль: а почему этот фильм - при всем глубочайшем уважении к Спилбергу - не снял Милош Форман? Ваши родители погибли в Освенциме. Трагическую эпоху нацизма вы видели своими глазами. Неужели никогда не возникала такая мысль?

- Интересно, какое совпадение... Вы вот спрашиваете об этом, а мне прислали книгу о Мюнхенском соглашении 1938 года. Читаю ее сейчас, пока больше ничего сказать не могу. Я человек нелогичный. Надо было, наверное, снять такой фильм. Вообще многое непонятно. Почему чехи до сих пор не сделали фильм о Готвальде и Сланском? Два друга-коммуниста, один посылает другого на казнь, а сам впадает в депрессию, становится алкоголиком. Сюжет шекспировского накала!

- Вас, наверное, встречают сейчас в Чехии как национального героя?

- Типа того.

- А в России бываете?

- Последний раз приезжал года полтора назад. Christian Dior в ГУМе - невероятно! Люди стали зарабатывать деньги. И безудержно их тратить. Задача сложная - научиться контролировать эгоизм, развить толерантность, укрепить интеллектуальную честность. Невозможно мгновенно развернуть общество в новом направлении, если только не приставить к его виску пистолет. Начало долгой и, видимо, болезненной борьбы. Пока же - добро пожаловать в капиталистические джунгли. Поэтому многие мечтают о железной руке, о возврате социально-распределительной экономики. Как говорят в Чехии: дайте мне мое пиво, шпикачки и футбол - и я счастлив.

- Что можете сказать о российском кино?

- Преклоняюсь перед талантом Эйзенштейна, Пудовкина, Калатозова, Элема Климова, Тарковского. Незабываемое впечатление хрущевской оттепели, год, наверное, 1965-й. Будучи студентом пражской киношколы, вместе с Павелом Юрачеком по обмену отправился в Москву. Переводчица шепнула: с нами хочет встретиться Тарковский. Все обставлялось как тайная операция. Мы незаметно выскользнули из гостиницы, вместо официальной машины наняли такси. Встретились с Андреем в самой дальней аллее парка в полной темноте. Вот такие были времена. А что касается киновпечатлений, то мне очень нравится фильм Никиты Михалкова "Утомленные солнцем".

- Недавно вы санкционировали режиссерскую версию "Амадея", которая на 35 минут длиннее той, которая получила в 1985 году восемь "Оскаров". Вы уверены, что чем дольше, тем лучше?

- Новую версию надо смотреть на DVD, а не в кинотеатре. Захотелось по нужде - нажмите "паузу", все очень просто. Тогда я запаниковал при монтаже, начал судорожно кромсать, держа в голове темпы набиравшего популярность MTV. Проклятие для каждого режиссера - ты видишь свой фильм совсем иначе, чем зритель.

- В титрах фильма "Кочевник" вы фигурируете как исполнительный продюсер. Странную историю про съемки этого фильма рассказал мне казахский режиссер Серик Апрымов, уехавший в США. Что, мол, выделенный Казахстаном 40-миллионный бюджет растворился незнамо где...

- Не знаю. Я помогал своему другу Ивану Пассеру. Меня там назвали продюсером, и я не возражал. Иван мне рассказал, что, когда началась суровая зима, он свернул съемки в Казахстане и уехал на время холодов. Но его почему-то обратно не позвали (заканчивал фильм режиссер Сергей Бодров-старший. - "Итоги"). Окончательный вариант я пока не видел.

- Скажите, почтенный возраст - бремя или благо?

- Опыт - бесценная штука. Но память нередко отказывает, и, что особенно досадно, тело стало ленивее. Когда я снимал "Рэгтайм", то убедился воочию: настоящий талант не стареет. Джеймсу Кэгни было 80 лет, весь его организм рассыпался - диабет, всякие другие хвори, он еле ходил и плохо видел. Но как только звучала команда "Мотор!", он преображался. Сияющие глаза, обезьянья гибкость, великолепная энергетика. "Стоп, снято!" - и вновь развалина, тусклый взгляд, согбенный Джеймс едва доползает до кресла.

- Когда вы начали курить сигары?

- Всю свою жизнь я курил сигареты. А в 70-е годы перешел на сигары. Понимаю, не лучшее дело. Пять лет назад бросил. Но затем закурил снова. Но обязательно брошу, обещаю.

- Невероятно, у вас две пары мальчиков-близнецов. Это, видимо, большая редкость.

- Да, причем они однояйцевые близнецы, полностью идентичные. Как мне говорили, один шанс на миллион. Петер и Матей уже взрослые, живут в Праге. Петер - режиссер театра, ставил кукольные спектакли, недавно мы с ним сделали джаз-оперу. Матей - художник-декоратор. Эндрю и Джеймс, что значит по-чешски Андрей и Якуб, учатся в американской школе в Коннектикуте. Понимают по-чешски, когда мы с Мартиной разговариваем дома, но отвечают по-английски.

- Ваш следующий проект?

- Пока жонглирую несколькими сценариями. Еще не решил, за что взяться.

Нью-Йорк
№47 за 22.11.2007
Олег Сулькин