>В тщательно просчитанных ссорах Владимира Путина с Западом прослеживается четкая закономерность. Ее можно графически изобразить в виде трех концентрических кругов с центром в Москве.
В первом из этих кругов – внутриполитическая арена, куда не допускаются США и Европа. Последний, самый дальний, распространяется на отдаленные территории, где Кремль признает возможность сотрудничества. Во второй попадают опасные земли в бывшем советском пространстве. Здесь устремления путинской России лоб в лоб сталкиваются с интересами и ценностями Запада.

Если решимость Путина закрыть вход посторонним в российскую политическую жизнь до сих пор внушала кому-то сомнения, то правила парламентских выборов, которые состоятся в декабре, устранили все колебания. Мы наблюдаем, что сползание к авторитаризму – или к "суверенной демократии", как именует его Кремль, – ускоряется.

Новые законы о выборах не позволят большей части оппозиционных партий иметь своих представителей в Думе. Чтобы бросить вызов "Единой России" Путина, партии нужны 50 тыс. членов и 200 тыс. подписей. Если партия преодолеет эти препятствия, ей понадобится получить 7% от общего числа голосов, дабы обеспечить себе хоть один депутатский мандат. И это в условиях, когда СМИ контролируются Путиным. Как подсчитал глава московского корпункта FT Нил Бакли, партия может получить 3,5 млн голосов и все равно не пройти в Думу.

Российский президент не удовлетворяется одними предвыборными махинациями. На этой неделе он обвинил своих критиков в тайном сговоре с Западом. Оппозиционные партии, утверждал он, хотят ослабить и разделить государство, чтобы захватить его богатые запасы энергоносителей. Другими словами, находиться в оппозиции к "Единой России" равносильно государственной измене.

Если Путин когда-то и чувствовал себя пристыженным из-за протестов Запада против его возвращения к авторитарному режиму, теперь он, по-видимому, этими протестами упивается. Международные наблюдатели Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе были вынуждены отказаться от мониторинга выборов 2 декабря вообще. Ныне критика является поводом для пространного перечисления явных недостатков демократии на Западе в целом и в США в частности. Помните те "бракованные бюллетени" в Флориде? Кремль помнит.

Во всем этом прослеживается лейтмотив, который российские официальные лица и дипломаты повторяют наподобие мантры. Запад воспользовался распадом СССР, чтобы ослабить и унизить Россию. Он оказывал пособничество олигархам 1990-х в разграблении богатств страны. Цель Запада состояла не в продвижении демократии, а в том, чтобы подорвать Россию как великую державу. Путин возродил чувство собственного достоинства и мощь страны – разумеется, в это внесли свой вклад резко растущие цены на нефть и газ, но об этом факте умалчивается.

Этот все более крикливый, а порой уродливый национализм полностью не исключает сотрудничества с Западом. Если Россия будет удостоена должного уважения и статуса (Путин, прежде всего, жаждет, чтобы его признали лидером сверхдержавы), она будет заключать сделки с США в случаях совпадения интересов сторон. Поэтому тесное, хотя порой и прерывающееся сотрудничество в борьбе с воинственным исламизмом имеет место. Москва в целом способствует усилиям США по посредничеству между Израилем и палестинцами. По вопросу Ирака она чинит меньше препятствий, чем могла бы.

Отношение Кремля к ядерным амбициям Ирана часто оказывается полезнее в закулисных переговорах, чем кажется по публичным заявлениям Москвы. Нежелание Путина поддерживать новые санкции отражает не только какие-то принципиальные разногласия, но и более спокойную оценку продвижения ядерной программы Ирана. Недавно российский президент нанес визит в Тегеран, привлекший большое внимание. В ходе этой поездки он согласился передать иранскому руководству предложение Джорджа Буша: президент США пообещал начать переговоры по всем аспектам взаимоотношений, если Иран приостановит обогащение урана. Дело кончилось ничем, но этот эпизод демонстрирует, насколько тесно сотрудничают Москва и Вашингтон.

Иран находится в третьем из путинских "концентрических кругов". Войдите во второй – в географическое и политическое пространство, когда-то занятое Советским Союзом, – и почувствуете негостеприимность атмосферы. Здесь Россия заново самоутверждается – и именно здесь Запад должен продемонстрировать свою собственную твердость.

Стратегия Путина вполне ясна: вытеснить Запад из ближнего зарубежья России. Тактика не менее прозрачна: запугивание правительств стран Балтии; "трубопроводная политика" с целью подорвать позиции Польши; предостережения, что Западу не следует соваться в Украину; отказ поддержать независимость Косово; приостановление действия Договора об обычных вооруженных силах в Европе; усилия по дестабилизации грузинского правительства.

Вновь застолбить за собой советскую империю Россия не в силах. Но она в силах, по мнению Путина, восстановить неофициальную гегемонию. Таким образом, более дружественное правительство в Тбилиси сильно укрепило бы возрождающийся контроль Москвы над Кавказом и Центральной Азией. Оно также гарантировало бы России монополию на поставки газа в Европу. Проект прокладки газопровода по дну Балтийского моря таким же образом должен способствовать приручению Польши и стран Балтии.

Тем временем решение приостановить действие ДОВСЕ призвано подчеркнуть, какую цену Европа будет платить за планы США по размещению элементов ПРО в Польше и Чехии. Поддержка Сербии, нагнетающей напряженность в Боснии и Косово, одновременно говорит о традиционной роли России как покровителя сербов и ее способности подорвать безопасность в Европе.

В ряде этих споров Запад не является полностью безвинной стороной. К примеру, США могли бы действовать более дипломатично, когда впервые огласили свои планы противоракетной обороны. Были и другие моменты, когда западным лидерам следовало более щепетильно обойтись с чувствами России, а не провоцировать ее на раздражение. Но Путин считает конфликт способом заставить себя уважать. Согласно этой несколько параноидальной логике, иметь разногласия с США – значит быть с ними на равных. Все это необязательно равносильно началу новой холодной войны, о чем я слышал от некоторых в Вашингтоне. Нынешний московский режим не стремится, в отличие от своих коммунистических предшественников, свергнуть либеральную демократию повсюду. Но мы ведь знаем, что Путин намеревается остаться надолго – гораздо дольше, чем продлится его второй президентский срок.

Западу давно пора реагировать слаженно. Почти ничего – и это мягко выражаясь – нельзя сделать, чтобы убедить Путина восстановить демократию. Но это не значит, что Западу следует отмалчиваться. Ситуация наводит на мысль, что постоянное сотрудничество с российским бизнесом и гражданским обществом, возможно, будет более конструктивным, чем попытки пристыдить Кремль.

На территории "третьего круга" недопущение Путина на политическую арену ничего не даст. В точках, где интересы России и Запада совпадают, сотрудничество имеет смысл. Но оно не должно служить определяющим фактором для отношений на пространстве "второго круга". Здесь США – и тем более Европа – должны продемонстрировать, что они способны быть такими же суровыми и при необходимости такими же грубыми, как Путин. Не нужно путать уважение с ублаготворением.

Филип Стивенс
Financial Times
23.11.2007