В следующем году, если Бог даст, мы отметим двадцатую годовщину государственного статуса казахского языка и завершение правительственной программы развития языков в РК до 2010 года. Но особыми успехами явно не придется хвалиться. Это можно смело предсказывать уже сейчас. Что-то неладно у нас с этим вопросом. И это становится с каждым годом все более и более очевидным. Сейчас оптимизм по поводу перспектив государственного языка практически на нуле. А когда-то его было много. Очень много. Итак, по порядку.

Принятый в 1989 году Закон Казахской ССР "О языках" вступил в силу 1 июля следующего, 1990 года. Согласно этому законодательному акту казахский язык получил статус государственного языка Казахстана. Впрочем, не в первый раз. Ибо уже однажды, на заре советской власти в Казахстане, казахский язык объявлялся государственным, однако так и не сумел стать таковым в реальной жизни. Так что в 1989 году была предпринята отнюдь не первая – уже вторая – попытка сделать его через закон официальным языком.

Сейчас, по прошествии почти двух десятилетий, уже можно, думается, дать кое-какую оценку тому, что из этого получилось или получается.

Как первая, так и вторая попытка предшествовала благоприятнейшим, казалось бы, ходу их реализации переменам.

После первого объявления казахского языка государственным статус Казахстана в рамках СССР вырос до уровня союзной республики. То есть – до максимально возможной в ту эпоху высоты. Соответственно повысилось внимание к казахскому языку как к языку казахской союзной социалистической нации. И было сделано за десятилетия советской власти много чего. Однако государственный статус самого языка как бы оказался забыт. Так что к закату эры советской власти были официально отмечены такие итоги.

Накануне появления вышеназванного Закона "О языках" из 50 социальных функций, которые обязательны для любого полноценно значимого в общественной жизни языка, казахский был в состоянии реализовать на практике лишь 10. Около 40 процентов казахов крайне слабо владели своим родным языком или же вовсе не владели им (сейчас такого рода тогдашние данные подвергаются сомнению, а кое у кого они даже вызывают возмущение как искажение реальной картины конца 80-х и начала 90-х гг. прошлого столетия, однако в свое время именно ими оправдывались все деяния в плане укрепления статуса казахского де-юре и де-факто). А из русскоязычного населения, другой крупнейшей этнической общины Казахстана, языком коренного народа Казахстана владело всего лишь около одного процента людей. Многие из тех казахов, которые официально и неофициально признавались вполне казахскоязычными, имели привычку обильно приправлять свою повседневную речь русскими словами, причем в данном случае речь шла не только о горожанах, но и даже о тех сельчанах, которые постоянно пребывали в сугубо казахскоязычной среде…

Все эти данные были использованы для официального обоснования вторичного объявления казахского государственным языком в 1989 году. В 1990-м, как мы уже сказали выше, соответствующий закон вступил в силу. А в конце следующего, 1991 года, Казахстан обрел государственную независимость. Казалось бы, это только на руку попыткам поборников утверждения казахского языка в качестве государственного языка. Ведь в дальнейшем общественная среда в Казахстане становилась все больше и больше благоприятствующей реализации такой задачи.

Во-первых, очень скоро казахи, составлявшие к моменту принятия Закона "О языках" от 1989 года немногим более 39 процентов жителей республики, перестали быть меньшинством по отношению к остальному населению в Казахстане. Перепись, проведенная спустя десять лет после этого, выявила, что их доля выросла до 54 процентов. А в прошлом, 2007 году – уже почти до 60 процентов. Такой результат получился вследствие не только естественного роста численности казахов, но и также выезда значительной части русскоязычного населения за пределы Казахстана.

Во-вторых, за короткий срок произошла значительная урбанизация казахского населения. Казахи перестали быть меньшинством во многих крупных городах.

Одним словом, позиция природных носителей государственного языка в общественной жизни Казахстана за прошедшие со времени принятия Закона "О языках" годы значительно укрепилась.

Ну а как же сам язык? Укрепилась ли и его позиция в той же общественной жизни? Ответы на эти вопросы могут быть разными. Да, сейчас казахскому языку уделяется значительно больше внимания, чем прежде.

Его более основательно, чем в советские годы, учат в детских дошкольных учреждениях, школах и вузах. Появляется немало молодых людей неказахской национальности, которые свободно владеют государственным языком. А главное, того, кто настаивает на обращении к нему только по-казахски в местах общественного присутствия и официальных учреждениях, никто и не думает обвинять в "национализме". Раньше это пугало многих и удерживало их от проявления должного отношения к своему языку на публике. Теперь же уже появилось немало таких людей, кто не прочь бравировать тем, что он как рядовой гражданин в присутственных местах строго спрашивает с других "за язык".

Однако положение самого государственного языка в целом и его статуса общественным мнением признается скорей неудовлетворительным, чем удовлетворительным. Вот как, к примеру, оценила ситуацию международная газета "Туркестан": "Итоги Года казахского языка подведены. Результата практически нет" (№1, 10 января 2008 г.). Да, прошлый год был официально объявлен как Год казахского языка. Но в этом смысле он так же, как и предыдущие годы, оказался ничем не примечательным. Улучшения ситуации с казахским языком не наблюдается.

Особое недовольство вызывает такое положение у казахскоязычного населения. То есть – у основных его носителей. Потому что казахский язык в действительности, несмотря на свой государственный статус, продолжает, как и прежде, пребывать на вторых ролях. Почти вся официальная деятельность по-прежнему осуществляется на базе русского языка. На заседаниях правительства его члены обсуждают свои вопросы практически исключительно на русском языке. На нем же пишутся и обсуждаются главным образом законы и т.д.

В этом смысле Казахстан, как отдельное независимое государство со своим государственным языком, не может сравниться даже с Украиной, где основная часть населения также продолжает отдавать в повседневном общении предпочтение "великому и могучему". Там с простонародья спрос небольшой. Поэтому даже в Киеве на улице больше слышна русская речь. Но в любом официальном учреждении вас встречают на украинском. И только тогда, когда становится очевидной крайняя затруднительность общения на нем у посетителя, принимающая сторона может перейти на русский.

На Украине, в отличие от Казахстана, практически нет людей, которые плохо знают русский язык. Но и также почти не найти такого человека, который бы не понимал украинского языка. В этом смысле страна также отличается от Казахстана. Уже сейчас там языковая ситуация во многом похожа на ту, что имеет место в малых государствах Западной Европы типа Голландии, где большинство жителей, наряду со своим языком, свободно говорят на языках соседних крупных наций – английском или немецком. Одно, как говорится, другому не мешает. Или – не очень мешает.

Совсем иная ситуация складывается в Казахстане. Тут сплошь и рядом может иметь место плохое взаимопонимание между людьми в силу явственной разности или несовместимости их языковой принадлежности. В результате оказываются недовольны и те, и другие. Многие неказахи в Казахстане искренне считают, что у нас имеет место повальная языковая "казахизация" общественной жизни.

Вместе с тем такое же множество казахов уверено в том, что казахский язык как общественное явление с годами приходит во все больший и больший упадок. При этом они в качестве примера иного порядка ссылаются на языковую ситуацию в странах Прибалтики или, хотя бы, в соседнем Узбекистане.

И, что удивительно, и те, и другие видят виновными в положениях, которые вызывают их крайнее недовольство, власть имущих.

Власть – она, кажется, и в самом деле виновата. Тем, что в действительности не придает должного значения тому, как же складывается пущенная на самотек языково-социальная ситуация. Власть на самом деле пытается позиционировать себя высоко над ней. То есть она до сих пор не удосуживается воспринимать всерьез доводы недовольных языковой ситуацией как с одной, так и с другой стороны. Судя по всему, она считает, что в нынешних условиях язык – это не такой вопрос, из-за которого стоило бы ломать копья.

Ведь он, этот вопрос, с момента возникновения того самого Закона "О языках" почти 20 лет тому назад, был фактически отодвинут на второй план и с тех пор не выдвигался вперед по-настоящему. Подход к решению задач, связанных с ним, был и остается казенно-безразличным. К примеру, летом 1990 года, ко времени официального вступления в силу того закона, была разработана и, по официальной формулировке, принята к действию "Государственная программа развития казахского языка и других языков в Казахстане" на период до 2000 года. Он, этот документ, так и остался всего лишь на бумаге. Ни одно его положение не было реализовано. Более того, эта программа фактически оказалась забыта. К примеру, по истечении исходного срока должен был быть заслушан отчет ответственных за нее должностных лиц и инстанций о ее реализации. Или если она была сочтена не соответствующей изменившимся после обретения Казахстаном государственной независимости условиям, должна была появиться взамен другая программа. Но не было ни отчета, ни нового документа.

В 2001 году появилась новая 10-летняя программа по языковому развитию. Следовательно, на официальном уровне было сочтено, что вступившая в силу 1 июля 1990 года Государственная программа развития казахского языка и других языков в Казахстане на период до 2000 года свой срок отслужила. Так что она все-таки не была отменена. О ней, похоже, до поры до времени предпочитали просто не вспоминать. А когда срок ее действия истек, втихую (то есть никому не напоминая о том, что она была и вроде как действовала) разработали и запустили новую такую же программу на следующие 10 лет и…

… и тоже забыли. Следовательно, можно ожидать, что, когда истечет это десятилетие, к ней вернутся с тем, чтобы отправить в архив и принять вместо нее еще одну программу. И так далее.

А теперь о том, чего, прежде всего, недоставало для реализации той, от 1 июля 1990 года, программы. В разделе "Финансовое и организационное обеспечение" говорилось, что ответственность за ее поэтапную реализацию возлагается на министерства, ведомства, облисполкомы, Академию наук, общество "Казак тiлi" и национальные культурные центры и персонально на их руководителей. И что же? Спросим себя, положа руку на сердце: можно ли было через 10 лет найти из числа названных хоть кого-нибудь, кто бы помнил о существовании такой программы? Ответ, скорее всего, будет таков: вряд ли. Ибо круг ответственных структур был весьма широк, и именно это обстоятельство с самого начала вызвало наибольшее беспокойство – как бы не получилось, как в известной поговорке: "У семи нянек дитя без глазу…" С высоты дня сегодняшнего можно сказать, что так оно на самом деле и получилось.

Улугбек Тагиев

[05.02.2008]