Казах чужому казаху предпочтет да хоть папуаса.

Пора назвать вещи своими именами

За годы государственной независимости Казахстана из республики выехали миллионы людей из числа представителей не коренной национальности. Только за один 1994 год число мигрантов отсюда, как свидетельствуют официальные данные, составило порядка полумиллиона. Основную часть выезжающего контингента по-прежнему составляют выходцы из среды русскоязычного населения. В числе главных причин эмиграции или выездных настроений называются притеснения чужих со стороны коренных жителей и создание благоприятных условий казахам в кадровой политике, в вопросах языка и образования и т.д. в ущерб интересам русских и представителей других некоренных национальностей в Казахстане.

Даже такая солидная и авторитетная международная правозащитная организация, как "Хьюман Райтс Уотч", в качестве причины отъезда людей русского происхождения из республики называет страх перед дискриминацией. Из описанной ситуации делаются академические выводы следующего характера: "По данным исследовательницы О.Вендиной, при опросе русские связали с дискриминацией по национальному признаку следующие явления: ограничения в приеме на работу - 24%, продвижение по службе - 21% опрошенных (особенно работники госбюджетной сферы). Как указывает исследовательница, при примерно равной численности избирателей русской и казахской национальности, казахи составляли 60% депутатов Мажилиса, русские - 27,8%. В то же время, доля русских депутатов Мажилиса, составлявшая в 1999 году 26%,

была несколько ниже доли русских в общей численности населения Казахстана, оцениваемой в том же году в 30%, тогда как казахи составляли 74% депутатов, а прочие национальные меньшинства вообще не были представлены в парламенте" ("Русские в Казахстане", vikipedia.ru).

В общем, при взгляде со стороны утверждение, что в Казахстане сами казахи, солидарным образом объединенные своей этнической общностью, находятся в более благоприятном, чем не казахи, положении и в той или иной степени притесняют других, представляется – с какой стороны ни смотри - очевидной истиной. Но насколько оно в действительности верно?!

Когда русский человек или любой не казах видит, как казахи, получая назначение на руководящий пост, тащат за собой и рассаживают всюду на ключевых должностях своих людей, и как, вследствие этого, происходит в самых разных сферах деятельности казахизация, он первым делом бывает склонным объяснять такое следствием общей этнической солидарности казахского общества. Это, в общем-то, похоже правду. Но тут вот еще о чем обязательно следует сказать. Общей этнической солидарности у казахов нет.

Более того, для определенного казаха, поднявшегося до той или иной ключевой позиции в сфере какой-либо деятельности, чужой, то есть происходящий из соперничающего родоплеменного, жузовского клана или просто никак не связанный с ним какими-либо интересами казах – еще более недружественное лицо, чем любой не казах. К русскому соотечественнику он, как правило, относится, если и не дружески, то уж, во всяком случае, и не враждебно. Чаще такой неказахский человек ему просто безразличен. Совсем другое дело – чужой казах. С ним он настороже. А главное, он ему активно не доверяет. К русскому человеку в конкретном случае у него может быть доверие. Может и не быть. А чужому казаху у него доверия в принципе не бывает. Это – главное условие выживания казаха в казахской среде.

А все это так потому, что общая казахская солидарность – это то, чего в природе нет. И никогда не было. В конкретной ситуации сегодняшнего Казахстана играющие ключевую роль в общественно-государственной жизни страны лица казахской национальности могут оказывать активное содействие только тем казахам, которых они признают своими или, во всяком случае, не чужими. Чужие же казахи для таких известных персон – это такие люди, которым они ни в коем случае не станут оказывать никакой поддержки. А поскольку от таких авторитетов, окруженных массой объединенных взаимной близостью своих людей, в казахском обществе практически зависит все, подобная практика становится всеобщей нормой. Это – основное правило, по которому сейчас живет казахское общество. Согласно ему, первую помощь можно и нужно оказывать своим казахам. Потом – нейтральным казахам и не казахам. А вот оказывать действенную и бескорыстную поддержку чужим казахам считается недопустимой роскошью.

В таких условиях от солидарности одних казахов по-казахски больше всех страдают другие, чужие им казахи. Ибо между ними, по большому счету, нет места консенсусу.

Когда человек со стороны внимательно наблюдает за жизнью современного казахского общества, рано или поздно у него непременно возникают вопросы: почему среди современных казахов столь слабо проявляется взаимная солидарность? И почему популярно выражение "Казактын жауы - казак" ("Враг казаха - казах")?

Начинает он искать на них ответы, так тут же вместо разумных объяснений получает еще больше загадок. Почему представители из разных частей (в виде жузов, племенных групп или даже отдельных племен) зачастую бывают настроенными друг против друга куда более враждебно, чем к совершенно чужим по происхождению людям?!

Но, как бы то ни было, отрицать то, что есть, не разумно. Общая казахская солидарность – это полная и безусловная фикция. Пора, давно пора начинать называть вещи своими именами. Мы тут намеренно не упоминаем конкретные жузы, племена и роды. Ради общего же блага (если оно такое вообще возможно). Если их называть, получится так, будто бы речь идет о выставлении одних мягкими и пушистыми, а других – нехорошими и злыми. Мы же хотели бы дать достаточно беспристрастное представление об общей ситуации в казахском обществе сегодня, о тех неформальных, но незыблемых правилах, которые определяют формат развития всех социальных процессов в его рамках. Раньше, когда русских в больших городах насчитывалось большинство, общая казахская солидарность была больше похоже – во всяком случае, в урбанистической среде – на правду. Хотя, конечно, и тогда ее в действительности не было.

Ибо с тех самых пор, когда казахи перестали жить отдельными жузами, племенами и родами, самой главной движущей силой развития процессов в рамках принимавшего все более и более единый характер этнической общности стало жузовское (в центре) и родоплеменное (на местах) соперничество. В условиях советского строя оно все-таки не могло принять открытый и свободный характер. Но с наступлением государственной независимости ситуация изменилась. И сейчас внутренняя казахская борьба приняла тотальный и, что самое важное, совершенно непримиримый характер.

Аналогов такой ситуации на постсоветском пространстве трудно найти. Зато в истории постколониального развития африканских государств во второй половине XX века схожих примеров можно обнаружить великое множество. То есть казахское общество пошло в условиях государственной независимости Казахстана по пути хоть и достаточно скрытой, но совершенно очевидной реанимации жузовского и родоплеменного деления. К настоящему времени оно по этому направлению прошло много и зашло уже довольно далеко.

Но открыто все это по сию пору не признается. Почему – это другой и, кстати, не столь уж существенный вопрос. Главное, это есть. Сейчас происходит процесс поляризации казахов по принципу "свои" и "чужие" и ожесточения получающегося в результате противостояния. Когда-то оно проявлялось куда мягче и, так сказать, цивилизованнее. Но это время осталось далеко позади. За прошедшие полтора с лишним десятилетия пройден большой путь к возрождению атавистических отношений прошлого в новых условиях.

То есть атавизм оказался сильней, и он уже фактически вновь пророс сквозь нанесенную изменениями социалистического периода инновационную оболочку в системе внутренних казахских отношений. Когда-то в это трудно было поверить. Но, увы, такова нынешняя реальность.

Как все менялось? Достаточно быстро. Могу проиллюстрировать такой ответ описанием случаев из своего опыта.

Итак, первый случай. На заре государственной независимости нашей страны я получил приглашение в солидное республиканское ведомство, хотя ранее на государственной службе не состоял. Там нужны были хорошие кадры по той части, в которой я специализировался. И я принял приглашение, движимый столь популярными тогда среди казахов патриотическими чувствами. Должность была не очень высокая, но заострять на этом внимание тогда вроде бы и не считалось удобным. Надо было сперва себя показать. Такой случай очень скоро представился.

Мы проводили одно из самых первых уже в независимой стране международных мероприятий, и на мою долю выпали большие нагрузки, так как наш первый руководитель и его заместитель методом проб и ошибок среди своих в большинстве своем вновь набранных работников быстро выделили наиболее, на их взгляд, дееспособных. И делали при подготовке и проведении столь ответственного мероприятия основную ставку на них. Я оказался причисленным к группе таких работников и работал несколько месяцев, не покладая рук. Мы забыли, что такое выходные дни. Когда мероприятие уже было проведено, мне и поручили составление сводного отчета о нем наверх. В общем, вроде бы показал себя совсем даже не плохо. И тут вызывает меня заместитель первого руководителя, который, кстати, меня как мой добрый знакомый в свое время пригласил туда, и говорит: "Ты же знаешь, мы с шефом уже несколько месяцев никак не можем найти подходящей кандидатуры на должность начальника вашего управления. Все это время ты фактически и исполнял все его обязанности. Мы бы хотели назначить тебя, но, понимаешь, слишком много казахов стало в нашем ведомстве на ответственных постах, неудобно как-то". Я не задумывался о той должности, но полагал, что мои старания не останутся не замеченными.

***

О чем свидетельствует личный опыт?!

Тут же, после таких нелепых аргументов, я понял, что руководство по каким-то только ему известным причинам не хочет назначать меня на тот пост, для которого, как оно понимает и признает, моя кандидатура вполне подходит. Я и до этого не раз в досужих разговорах слышал, что казахи-руководители, когда они не желают соглашаться с назначением на какое-то хорошее место человека из другого или, более того, недолюбливаемого ими жуза (племени, рода), сразу же ребром ставят вопрос о насущной необходимости проявления принципа интернационализма в кадровом вопросе. И преподносится, мол, такое еще по-свойски: что о нас, казахах, другие подумают?! Раньше я разговоры о таком специфично национальном кадровом приеме слушал с некоторой иронией, воспринимая их как преувеличение или даже как надуманную болтовню. А теперь же сам воочию столкнулся. В этом случае первый руководитель и его заместитель были из двух разных жузов. Я – из третьего. То есть я был для них чужаком, и они это, так или иначе, давали понять. И у меня сразу пропала охота продолжать работать под такими руководителями. Даже тогда было известно о том, насколько это неблагодарный труд, если ты находишься под началом таких людей, которые чужим казахам определенно стараются ходу не давать. Когда такое отношение обнаруживается, считалось, что лучше сразу уйти. Об этом говорил опыт еще советского времени. Но тогда – в отличие от реальности нынешнего времени – многие казахи думали, что такие проявления являются издержками далекого прошлого, которые, мол, никак не изживутся. Тут еще только что полученная государственная независимость Казахстана и всколыхнутые таким обстоятельством патриотические чувства…

Как бы то ни было, мои тогдашние руководители дали тут же задний ход, осознав, видимо, то, что перегнули с мерами по недопущению чужого человека на ответственную должность, и стали, как ни в чем не бывало, предлагать подписать контракт на должность начальника управления. Я не согласился. И вскоре покинул это ведомство. Но тогда такой опыт я рассматривал как досадную случайность: мол, люди бывают разные, а мне попались не очень порядочные и – о как теперь это смешно! – патриотичные руководители.

В дальнейшем же я сплошь и рядом стал сталкиваться с такой практикой и осознал, что первый случай вовсе не явился случайностью. Но то, что было тогда, теперь мне кажется совсем безобидным по сравнению с другим, более поздним случаем, после которого я вообще оставил государственную службу.

Итак, как это было. Спустя годы после того первого случая, я получил предложение возглавить специализированную службу в системе одной государственной структуры в нынешней столице. Мне предоставили право самому набрать кадры в свое подразделение. Поскольку в Астане я мало кого знал, получилось так, что состав службы был сформирован в основном из таких людей, которые до этого находились в Алматы. Всем им выплатили подъемные, а также со временем было предоставлено жилье в новых домах. Ни один из них, кстати сказать, не был из того жуза, который представляю я сам. Их мне порекомендовали знающие люди. И я, думая о пользе дела, внял таким советам. В числе потенциальных кандидатов были вначале еще два моих земляка, но я от них в последний момент отказался по той причине, что мне кое-какие коллеги по той государственной структуре дали по ним негативные отзывы. В общем, набрал я в службу работников и начал работать. Вначале было трудно. Потом все вошло в колею. Тут наметилось очередное структурное преобразование, предполагавшее значительное расширение функций и возможностей нашего подразделения.

Естественно, начались интриги. Дело обычное.

Но необычным было то, что моей достаточно скромной персоне стало уделяться столько внимания, что меня ежедневно и регулярно критиковали две-три газеты и два-три телеканала. За всем этим стояли казахи, совершенно не скрывавшие своего неприятия. Казахи из других жузов, племен и родов. Это делалось настолько настойчиво, что вышестоящие лица просто диву давались: все-таки моя позиция вовсе не стоила мобилизации столь мощных информационных ресурсов на постоянной основе. Такое было необычно, но все же терпимо.

Терпение же мое лопнуло тогда, когда выяснилось, что в кампании по дискредитации моей персоны активнейшим образом участвуют все те мои работники-казахи, которых я привез из Алматы. Все без исключения. За моей спиной, оказывается, творились такие кошмары, такие дикие вещи, что я сейчас и говорить о них не хочу. Скажу лишь то, что рассказал мне обо всем этом единственный не казах-работник, у которого просто нервы не выдержали при виде того, какие гадости, оказывается, можно делать всем коллективом против своего руководителя, открыто и недвусмысленно воспринимаемого как чужак. Этот не казах в таких делах не участвовал, но все это неприкрыто делалось у него на глазах. Кстати, он лично мне ничем не был обязан, так как пришел в ту службу работать еще до меня, будучи в Астане местным человеком. Этот человек пытался стыдить тех, говоря, что все это какая-то дикость, что все это не по-человечески. Но те над ним откровенно смеялись и говорили, что все равно добьются моего ухода, так как я для них всех чужой человек. Кончилось тем, что я действительно ушел. Перед тем состоялся открытый разговор. И я воочию увидел как эти казахи-работники, которым я, полагаю, ничего, кроме добра, не делал, так непримиримо и яростно ненавидят меня как именно чужака. Они поняли, что им отступать некуда, и раскрылись. Вопрос стоял так: или я, или они.

Конечно, это был мой проигрыш. И я ушел. Но один выигрыш у меня все-таки был. Это - полное осознание того, что на чужих казахов нельзя полагаться. Можно, руководствуясь своим чутьем и интуицией, довериться человеку любой другой национальности, если покажется, что он достоин доверия. А вот на чужого казаха ни в коем случае нельзя полагаться. Потому что это рано или поздно очень дорого обойдется.

Последний случай преподнес мне дорогой урок. Но это – все же урок. Жизненный урок.

Кстати, весь тот круг людей казахской национальности, который вместе с моими работниками, всеми средствами выживал меня, вовсе не собирался добиваться назначения на мое место своего человека. Им был важен мой уход и совершенно не важно, кто придет потом. Они об этом открыто заявляли. И чтобы никто не заподозрил их в какой-то корысти, эти люди, как сами признавались, добивались прихода одного татарина. Того даже всячески уговаривали. Но татарин не захотел впутываться и решительно отказался, несмотря на все блага, которые давала такая должность именно в тот момент. Тогда организаторы кампании против меня кинулись уговаривать другого потенциального кандидата – украинца по национальности. Тот даже не являлся казахстанцем по рождению. Он приехал в нашу республику в свое время по распределению после института.

Предложение занять освобожденную мной должность этот человек принял. Он совершенно спокойно проработал там несколько лет все с теми же казахами. Потом уехал к себе на родину. В общем, у него на той должности было все нормально. И организаторы кампании против меня были очень довольны. Я сейчас не сомневаюсь в том, что они и представителя папуасов, если бы некоторое их число жило в Казахстане, предпочли бы вместо меня. Им важно было выжить меня, чужого казаха. И совсем не важно, кому достанется освобожденное место.

Такая она и есть - правда жизни в казахском обществе. Этап отчуждения одними казахами других, воспринимаемых недружественными казахов мы уже давно пережили. Когда-то открыто признаваться в том, что ты к чужому казахскому человеку относишься отчужденно, было неудобно. А когда такое раскрывалось, тебе приходилось срочно принимать меры по исправлению допущенной ошибки. Свидетельство тому описанный выше первый случай, имевший место на заре государственной независимости Казахстана.

Но с тех пор утекло много воды. И многое изменилось. Сейчас отчужденного и недружественного отношения к чужим казахам уже не принято скрывать. Им, скорее, принято даже гордиться. Более того, там, где это возможно, откровенно и неприкрыто культивируется непримиримо враждебное, ненавистническое отношение к чужим, воспринимаемым как злейшие враги казахам. И это все происходит на наших глазах. Не раз и не два приходилось слышать такое: "В мою организацию (компанию и т.п.) представители такого-то жуза (племени, рода) на работу могут быть приняты только через мой труп". Хотите сказать, что вы не слышали такого?! Чушь!

Сейчас некоторые казахи пытаются отрицать актуальность и действенность традиционного деления своих сородичей, говоря: фу, какие жузы, какой трайбализм в XXI веке?! Но это или от незнания (что маловероятно), или от ложно понимаемой национальной гордости (что вполне вероятно), или от откровенного и корыстного нежелания не признавать очевидной реальности (что бывает чаще всего).

В наше время каждый жуз и даже каждая крупная племенная группировка создает такие неформальные организации, где у каждого своя роль: одни собирают общие сведения о деятельности других, чужих казахских группировок, другие компроматы на них же, третьи с этими казахами-чужаками должны водить якобы дружбу с тем, чтобы создавать видимость добрых межказахских связей и выявлять слабые стороны тех, "не своих" казахов. Четвертые берут на себя финансирование такой деятельности. Пятые… Шестые… Седьмые… И так далее. По понедельникам, скажем, сборы для распределения заданий, а по пятницам заслушивание отчетов. О таких организациях также известно многим людям. Ведь их не казахи совершенно не интересуют. Интересуют же только казахи. Чужие казахи. Как вы думаете, для чего все это делается?! Ответ очевиден. Только вслух об этом не принято говорить.

Елемес ХАЛМУРАТОВ
5-6 марта 2008