Магическая тайна бытия
Роман Аслана Жаксылыкова - территория нового века
Доктор филологических наук, профессор КазНУ им. Аль-Фараби. Он является автором многих оригинальных философских трудов. В равной степени владея казахским и русским языками, он переводит с казахского один из лучших романов минувшего века "Одинокая юрта" Смагула Елубая и сам является автором тетралогии "Сны окаянных" - романа, который, по мнению специалистов, является "книгой-прорывом, новой ступенью в развитии казахской литературы" (Мурат Ауэзов), смелым откликом на литературные эксперименты третьего тысячелетия (Виктор Бадиков), стремлением дать образец нового мышления в искусстве (Дюсенбек Накипов).

На филфаке КазНУ им. Аль-Фараби прошла презентация только что вышедшей из печати четвертой книги романа. Презентация вызвала горячий интерес читающей и мыслящей публики - ученых, студентов, журналистов, собратьев по литературному цеху Аслана Жаксылыкова. Выслушав восторженные отзывы тех, кто уже прочитал роман, мы попросили самого автора прокомментировать выход в свет фолианта "Дом суриката" - четвертой книги романного цикла "Сны окаянных".

- Для начала давайте скажем нашему читателю предельно кратко: в чем суть вашей книги?
- Это очень большое произведение, пишется оно уже около двадцати лет, - ответил Аслан Жамелевич. - Параллельно шла работа над еще целым рядом книг. Докторская диссертация, учебные пособия, статьи, рассказы. Но главным своим трудом сегодня я считаю тетралогию, в которую вложил максимум своих знаний о жизни и мироздании, своего понимания философии, психологии и филологии. Книга писалась трудно, потому что первые десять лет после написания первой части "Поющие камни" наступило долгое молчание. Это были депрессивные годы. Очень тяжелые для меня. Возникали даже мысли, что, быть может, я вообще писать больше не буду. Тем не менее, "Простор" в 1997 году книгу опубликовал, я поверил в себя и стал работать над второй и третьей книгами. А теперь вот держу в руках не без волнения и четвертую.

Трудно обозначить сжато, в двух-трех словах, тему романа - она достаточно сложна. И тем не менее, речь идет о войне в истории человечества, о философии. Я пытаюсь понять, почему истории человечества непрерывно сопутствуют войны. Тема эта непрерывно развивается на протяжении всего романа, переходя из одного плана в другой, пока в четвертой книге я не прихожу к пониманию, что причина войны заключается в природе мышления человека, в феноменологии языка, в господстве дуалистичности в нем, в непременном присутствии антитез pro и contra. То есть когда в языке начинают доминировать идеологемы и когда люди слепо отдаются во власть этих идеологем, тогда каким-то образом и складываются обстоятельства войны.

И здесь, я думаю, крайне важны наблюдения со стороны за своим мышлением, контроль его, умение останавливать свои идеологические страсти, понимание, что жизнь дана человеку для познания необъятности и глубины бытия. Ведь, с моей точки зрения, удивительно и бесценно само существование, как таковое, ибо оно дано, чтобы человек познал самого себя и окружающий мир, чтобы он расправил крылья своего духа. Но, к сожалению, многим людям и даже целым народам не удается этого сделать.

В основе трагических страниц истории - мракобесие, политические игры, борьба классов, кланов, партий, идей. Но суть одна: постоянно мы видим выбывание из истории человечества многомиллионных племен, народов. Это означает, что многим, очень многим не дано сказать в истории своего слова. Если же ты смог сказать свое слово о бытии, о жизни, это уже большое счастье и везение. Но сделать это можно лишь в том случае, если наличествует аспект мудрости. То есть когда можно остановиться, найти общий язык с соседом по лестничной площадке, по приграничной зоне между странами. И самое главное - научиться помогать друг другу, вместе идти к сосуществованию. Это содружество, со-бытийность в движении к счастью и просветление - самая главная идея моего романа.

В четвертой книге, в кульминационной сцене, я показываю, как один из главных героев по имени Странник достигает просветления, понимая, что жизнь есть только свет. Вся гамма существования - это лишь разные виды света, и ты есть только свет, и надо жить как свет и ради света. Это очень трудно, но это крайне необходимо каждому человеку и всем нам.

Сейчас вся мировая цивилизация вступают в полосу очень интересного существования, высокие технологии открывают нам удивительные перспективы: нанотехнология, молекулярная кибернетика. Одновременно нам грозят и колоссальные опасности, вплоть до исчезновения человечества с лица Земли: экологическая катастрофа, угроза третьей мировой войны.

- Все сходятся в одном - тетралогия сложна для восприятия читателя…
- Да, сложна. И по стилистике, и по сюжету, и по своей семантической многослойности. Но так я мыслю, и я не хотел намеренно облегчать труд читателя. А потом эта книга в значительной мере для творческой интеллигенции - поэтов, философов, культурологов, художников, музыкантов, мыслителей. Эта книга как бы задает тонус искусству. Постижение книги происходит по мере ее прочтения, и я этому рад. К тому же тетралогия вышла супермалым тиражом, и неизвестна широкому кругу читателей. Правда, роман уже есть в Интернете нашей Национальной библиотеки, она оцифровала текст первых трех книг. Есть в Интернете и специальные страницы, посвященные моей книге, что не может не радовать. Это "круглые столы", полемика, отклики пока на первые три части. Постараюсь, чтобы в Интеренте была и четвертая часть.

- Уже при беглом знакомстве с тетралогией бросается в глаза такая закономерность: первая книга - 100 страниц, вторая - 200, третья - 250, четвертая - 400. То есть чем дальше автор углубляется в тему, тем больше раскрывается для автора аспектов, и тем большее желание рассказать о них подробнее. Надо ждать пятую книгу?
- Да, конечно. Она уже задумана, сюжет разработан, спорадически я живу в пятой книге. Очевидно, мне придется целый год сдерживать себя, поскольку я работаю, хожу на службу, читаю лекции. Планирую сесть за нее в будущем году, и если мне судьбою будет это дано, достаточно быстро напишу ее. Пятую книгу воспринимаю как вызов мне, автору, и то, что я накопил за прожитые годы как филолог, эстет, должно ответить этому вызову. Кроме того, в ней будет завершение жизненного пути Странника, одного из главных повествователей. Прощание со Странником и суд над ним - вот содержание завершающей части пенталогии.

- Вы ощущаете себя продолжателем реалистической традиции или постмодернистом?
- Есть попытки объяснить методологию, которая зародилась в этой книге, как постмодернизм. Уважая мнение моих товарищей-писателей, я все же не совсем согласен с ними. Здесь методология организована много сложнее, в русло постмодернизма она не умещается. Все же я ученый. В принципах построения моей книги задействованы квантовая физика, релятивизм, философский мунизм. И, разумеется, очень глубокий социально-исторический пласт. Здесь литературная игра не сама по себе, она служит раскрытию глубинных смыслов. Речь идет о едином поле бытия человека, человечества и Вселенной, это главная идея книги, и, на мой взгляд, в ней осуществлен довольно сложный синтез методологий, не сводимый лишь к постмодернизму. Хотя в книге есть элементы футуризма, неореализма, так что она не чужда модернистских тенденций. Я как литератор использую весь арсенал техники современной литературы, не заботясь, к какому ведомству меня отнесут.

- Кстати, а кто ваш учитель в писательском труде?
- Мировая литература. На меня большое влияние оказал японский кинорежиссер Хайио Миоцзаки, автор великолепного фильма "Остров Лапута". Его видеоряды настолько повлияли на меня, что я дерзнул это овеществить в слове. Тем не менее, скажу о том, что моими литературными кумирами являются Фолкнер, Пруст, Толстой, люблю таких поэтов как Осип Мандельштам, Иван Жданов; из казахских мэтров - Магжан Жумабаев и Мухтар Ауэзов; из сопредельных литератур - Чингиз Айтматов, Тимур Зульфикаров. Обожаю Андрея Платонова. Все это - база, фундамент.

- Какие у вас взаимоотношения с Богом?
- В романе есть немало мистических сцен, которые не являются вымыслом. Говорю об этом достаточно серьезно, потому что они в значительной мере то, что пережито мной. Это, конечно, реальность, но реальность магическая. Для меня Всевышний существует не на словах, а на уровне моих мистических переживаний, а так же процентов на 80 это тот фактор, который обеспечил появление этой книги. Речь идет о сновидениях. Роман не случайно называется "Сны окаянных". Огромное количество снов, которые я видел за эти 20 лет, считаю даром свыше или энергетикой, которую писатель получает как контактер. Да что там говорить! Многие сцены в романе представляют собой сновидения, которые я записал в дневнике. С одной стороны я стою на базе религиозного монизма, то есть единства мировых религий. Но на уровне интуитивного озарения и предощущения мы разделяемся только в словах и обрядовости, а на самом деле Вселенная - это единое целое, то что физики называют квантовое поле, или мировой дух. Напрасно мы делим Бога, Бог есть один для всех нас, но он творец несметных миров. И уже то, что он дал нам жизнь, - разве это не милосердие? Я стою на позициях спонтанной религиозности, я не обрядовый мусульманин, я просто светский человек, с уважением относящийся к религиям.

- Насколько роман автобиографичен?
- Настолько, насколько я описываю свои сновидения. Меня спрашивают: герой первого романа - это вы? Ведь он тоже филолог. Нет, это не я, это один из моих ранних учителей, безвременно ушедших в небытие. Я просто близко наблюдал его жизнь, а потом описал ее в первом романе. Но что-то из себя, из своей души я, конечно, вложил в него. Поэтому люди, хорошо знающие меня, могут что-то мое там разгадать. Родина, которую я изобразил в романе, эти ландшафты, грандиозные кукурузные поля Жаркентской долины, которые я действительно видел. А компания по уничтожению трудяг-ослов, которую, было дело, объявил Хрущев, да слава Богу, вовремя остановились. Мир абсурден и одновременно суперсложен. Во всех книгах романа много иронии. Повторяю, если в моем романе и есть что-то автобиографичное, то эта та магическая реальность, которую я в жизни видел и которой дал свою интерпретацию. Конечно, повествователь - демиург текстового творчества, но повествователь не зависит от меня, он независимая категория, он в тексте. Много важнее то, что я, как волевой человек, сумел все это написать и довести до читателя. Вот что главное в моей биографии.

- И последний вопрос. Вы в равной степени владеете и казахским, и русским языками. Почему при написании романа было отдано предпочтение русскому языку?
- Надо признать, что стилистика, которая существует сейчас в этих литературных формах, которые мы называем модернизмом, постмодернизмом и т.д., это то, что нам в казахском языке нужно создавать. Это будет создано, однако если бы я попытался сделать это собственной рукой, то наверняка столкнулся бы с очень жесткой обструкцией, ибо это должен сделать кто-то из классиков казахской литературы, либо то должна быть группа классиков, обладающая огромным авторитетом. Русский язык, как один из международных языков, все эти текстовые поля давно развил. То есть это адаптированная стилистика, понятная, коммуникативная, воспринимаемая и узнаваемая читателем - вот что важно. Я действительно владею казахским языком, сейчас перевожу большой роман с казахского Смагула Елубая "Ак бозы", почти закончил эту работу, сейчас идет стилистическая обработка. Возможно, в будущем я начну писать на казахском языке. Но уважение к казахскому литературному языку сдерживает меня от экспериментов, от авантюризма. Лишь когда ты станешь блестящим мастером слова, лишь тогда тебе позволительно будет делать нечто новое. А русский язык это дозволил мне делать, хотя когда я написал первый роман, мне и здесь пытались дать отпор. Но потом все это пошло широким потоком, и все встало на свои места. И я, носитель казахского языка как родного, хочу выразить благодарность русскому языку за то, что это в нем произошло, за то, что он мне дал возможность написать такой роман.

Взял интервью
Адольф АРЦИШЕВСКИЙ

№ 11 за 14 марта 2008 г.