Факел демократии тускнеет

Демонстрации из-за Олимпиады напоминают нам, что свобода отступает перед авторитаризмом
В гневных демонстрациях, которыми было встречено прибытие олимпийского огня в Европу и США на этой неделе, было нечто, пробуждающее приятные ностальгические воспоминания.

Уже некоторое время современные принципы, выводящие молодых бунтарей на улицы Лондона, Парижа и Сан-Франциско, предполагают, что корнем всех зол являются Соединенные Штаты и их верная союзница, Великобритания. Правительства от Пекина до Каракаса могут втаптывать своих граждан в землю, но людей, которых это трогает, можно собрать в одной телефонной будке – и то будет просторно. Но призовите отрубить головы поджигателям войны Бушу и Блэру, и миллионы храбрецов выскочат на улицы, чтобы вас поддержать.

Итак, есть нечто приятно-старомодное в том, что те же самые толпы – правда, далеко не столь многочисленные – громко протестуют против действий людей, для которых тирания – любимый метод государственного управления, а не дурацкий ярлык, который навешивают политики, воспринимающие мир с подростковым максимализмом.

Схватки, случившиеся на этой неделе, напоминают о реальных исторических событиях – будят отголоски холодной войны. Они будят воспоминания о тех днях, когда Олимпийские игры были полем битвы в великой идеологической борьбе. Бойкот московской Олимпиады 1980 года, организованный по инициативе США, и ответные меры СССР, коснувшиеся Олимпиады в Лос-Анджелесе спустя четыре года, в конечном итоге были всего лишь жестами, такими же многозначительными, как все олимпийские игры той эры, когда две сверхдержавы боролись за золотые медали не менее рьяно, чем за симпатии стран третьего мира.

Вариант сходной битвы в 2008 году не столь масштабен, но этот бой местного значения отражает важнейшую политическую реалию нашего времени – глобальную борьбу за господство между либерализмом и его врагами.

Когда холодная война закончилась, распространилось мнение, что это стало триумфальной кульминацией неуклонного движения к свободе, которым была пронизана история человечества. Это старый соблазн, искушающий историков: убежденность – назовем ее гегельянской или виговской – что некая великая невидимая рука толкает человечество в направлении, именуемом "прогрессом".

Одно время казалось, что так и есть. С 1974 года 90 стран стали свободными. К 2000 году 60% обитателей планеты проживали в демократических государствах. Даже те страны, на которые эта тенденция не распространилась, казались исключениями, лишь подтверждающими правило. В 1990-е годы сохранение коммунистического режима в Китае воспринималось как исключение, которое служит лишь для проверки закономерности. Против китайского руководства выступала сама история. Экономический либерализм, который китайцы приняли в качестве защитного механизма, вскоре должен был повлечь за собой революцию в политической сфере.

Но в последние несколько лет для демократия по всему миру характерно отступление. Если не считать мелких случайных триумфов там и сям, в Латинской Америке, Африке и Восточной Европе прилив сменился отливом.

Самое значимое поражение наблюдается в Китае, где успех ограниченного капитализма не сопровождается политическими свободами. Спустя два десятка лет, разбогатев трехкратно по сравнению с прежними временами, Китай, по-видимому, менее подвержен подлинным переменам, чем в 1989 году, когда студенты заполонили площадь Тяньаньмэнь. Успех Китая больше не воспринимается как преходящее отклонение от нормы, трюк эквилибриста, который рано или поздно упадет. Амбициозные автократы в других странах все чаще смотрят на Китай как на альтернативу западной модели, ибо последняя раздражает их своей непредсказуемостью. Главной поклонницей китайской модели является Россия Владимира Путина, которая все крепче сжимает бразды политической власти, меж тем как ведущие российские бизнесмены исследуют выгоды свободных глобальных рынков.

Как убедительно утверждает Роберт Каган, историк-неоконсерватор, иногда выступающий спичрейтером Джона Маккейна, в своей статье в New Republic, это предопределяющая историческая битва XXI века.

На поверхностный взгляд кажется, что ставки несколько ниже, чем в период холодной войны, а угрозы не столь близки. Специалисты по Китаю говорят, что пекинскими лидерами прежде всего движет желание удержаться у руля неуклюжей страны, величина и многообразие которой создают постоянный риск для ее внутренней стабильности. Пусть в России и нарастает авторитаризм, но ее ракеты больше на нас не нацелены (будем надеяться).

Во многих отношениях тот факт, что эта битва не кажется столь безотлагательной, ослабляет наши позиции в ней по сравнению с холодной войной. Начнем с того, что, несмотря на наши страхи перед советским коммунистическим режимом, наша экономика ни в коей мере не зависела от того, что могла предложить эта неудачная система. Сегодня Китай, располагающий громадным запасом облигаций Казначейства США, держит в своих руках благополучие Америки. Россия, жестко контролирующая запасы энергоносителей на континенте, может запугивать европейцев. Вот почему Джордж Буш никогда не объявит бойкот пекинской Олимпиаде, а европейцы, подобострастно преклоняя колена перед "озабоченностями" России, на прошлой неделе шарахнулись от предложений по расширению НАТО.

Тем временем глобальная борьба против исламизма истощает решимость, ресурсы и единство Запада, пока Россия и Китай отражают амбиции джихадизма, соглашаясь на полезные уступки его сторонникам в Иране, Сирии и Палестинской Автономии.

И, наконец, самое главное: мы, граждане демократического мира, разжиревшие благодаря экономическому благополучию и благодушно уверенные в неизбежном триумфе наших ценностей, более чем когда-либо уязвимы перед пагубной роскошью сомнений в себе – том внутриполитическом позерстве, которое заставляет лондонского мэра восхвалять добродетели Фиделя Кастро или Уго Чавеса.

Для того чтобы либерализм одержал верх, необязательно потребуется открытая конфронтация, или наращивание вооруженных сил, или даже такие пустопорожние жесты, как бойкот Олимпиады. Но от Запада потребуется намного большая готовность защищать себя и свои интересы, а также отстаивать либеральную демократию во всем мире намного эффективнее и пламеннее, чем в последнее время.

Нам не следует забывать, что исход битв между либеральной демократией и ее врагами в XX веке был не более предрешен, чем сегодня (вспомните, в каком положении мы находились в 1940 или в 1979 году). В то время наши ценности одержали победу лишь благодаря выдержке жителей западных государств и блестящим решениям государственных деятелей.

Разве можно быть уверенным, видя современных лидеров и состояние нравственности, что в нынешнем веке подобный триумф неизбежен?

Джерри Бейкер
The Times
11.04.2008