Диктаторы вернулись: а мы будто этого не замечаем
В 90-е годы, когда развалился коммунизм и поднялась волна глобализации, Запад думал, что демократия победила. Как же он ошибался! - считает видный неоконсерватор и советник Джона Маккейна по внешней политике. Силы свободы теряют позиции

Последние годы стали временем подъема великих автократий России и Китая; вновь взялись за оружие радикальные исламисты. Тем временем либеральный мир раздроблен, он постоянно отвлекается на самые разные проблемы, как серьезные, так и мелочные. Великие демократии склочничают между собой, споря, кто из них самый моральный; они обсуждают глубокие подпункты международного права; они спорят о том, какая сила лучше - "жесткая" или "мягкая"; они, наконец, не упускают ни единого случая позлословить на тему морально-этических огрехов друг друга.

Роскошь всех этих демократических споров вполне можно себе позволить в эру какой-нибудь воображаемой международной гармонии. Но ее ни в коем случае нельзя себе позволять сегодня, в тех непростых условиях, в которых находится наш мир. История вернулась, и сегодня народы либерального мира должны выбирать: либо они будут ее писать, либо ее напишут за них.

Оптимизм начала 90-х годов был вполне понятен. В то время многие верили, что с наступлением эры глобальной экономики у любой страны не останется выбора, кроме как либерализоваться - сначала экономически, а затем и политически, - если она захочет оставаться конкурентоспособной и в конечном счете выжить как страна. Многие верили в то, что жители любой страны будут естественным образом добиваться экономического благополучия и оставят позади такие атавизмы, как страсть к почестям и славе, как межплеменная ненависть, веками приводившая лишь к конфликтам. Триумф либерализма в битве идей был очевиден. По знаменитому выражению Фрэнсиса Фукуямы (Francis Fukuyama), "Настал конец истории, когда у либеральной демократии больше не осталось серьезных идеологических конкурентов".

Тем не менее, оказалось, что мир наблюдал не трансформацию, а всего лишь паузу в бесконечном соревновании наций и народов. Национализм не только не был ослаблен волной глобализации; она, наоборот, породила новую волну национализма. Более того, оказалось, что автократия вполне совместима с ростом национального богатства. Автократы продемонстрировали умение обучаться и приспосабливаться. Автократии России и Китая нашли способ разрешить людям вести открытую экономическую деятельность, при этом всячески подавляя деятельность политическую. Они увидели, что, пока человек делает деньги, он не сует нос в политику - особенно если знает, что в противном случае носа можно и лишиться.

В России большинство жителей, судя по всему, довольно своей автократической властью. В отличие от бурной демократии девяностых годов, нынешнее правительство, по крайней мере, оказалось способно поднять уровень их жизни. Старания президента Путина скомпенсировать унизительное положение дел, сформировавшееся после "холодной войны", и восстановить величие России, также снискали ему популярность. Его политические советники считают, что "возмездие за развал Советского Союза поможет нам удержать власть".

Свои выводы из советского опыта сделали и китайцы. Либеральный мир ждал, что после событий на площади Тяньаньмэнь Китай возобновит курс на демократическую модернизацию - это казалось неизбежным. Однако руководство Коммунистической партии снова жестко встало во главе нации как доминирующая сила. Самые проницательные исследователи китайской политической системы указывают, что сегодня в ней компетентность и безжалостность со стороны руководства, которые помогают ему справляться с проблемами по мере их поступления, в достаточной мере сочетается со спокойным отношением населения к авторитарной власти - по крайней мере, до тех пор, пока продолжается экономический рост.

В долгосрочной перспективе повышение уровня жизни, может быть, и приведет к усилению политического либерализма - но только насколько далека от нас эта долгосрочная перспектива? Не исключено, что слишком далека для того, чтобы сегодня иметь хоть какое-то стратегическое или геополитическое значение. Есть старая шутка о том, что в конце 19-го века Германия пошла по пути экономической модернизации и через шесть десятилетий все-таки стала полноправной демократией - если, конечно, не обращать внимания на то, что между этими двумя точками происходило. Иными словами, пока мир ждет перемен, в двух крупнейших странах этого мира, России и Китае - а это более полутора миллиардов человек населения и вторая и третья по численности армии планеты - к власти пришли правительства, решительно намеренные и дальше править авторитарно. Более того, у них есть все возможности для того, чтобы оставаться у власти в обозримом будущем.

Это не может не повлиять на систему международных отношений, причем самым коренным образом. Мир уже не вступит в идеологическую борьбу, подобную "холодной войне". Но новая эра явно будет не эрой "общечеловеческих ценностей", а эрой нарастания напряженности между силами либеральной демократии и автократии - напряженности, временами перерастающей в конфронтацию.

В последнее десятилетие многим казалось, что, как только китайцы и русские перестали верить в коммунизм, они вообще перестали во что-то верить. Многие думали, что они стали прагматиками, людьми без веры и идеологии, людьми, просто преследующими собственные и национальные интересы. Однако, как и авторитарные властители прошлого, авторитарные правители Китая и России все же верят во вполне определенные вещи, и именно эти убеждения являются движущей силой их внешней и внутренней политики.

Они верят в правильность сильного центрального правительства и презирают слабости демократической системы. Они верят в то, что их нациям - большим и внутренне непрочным - для экономического благополучия необходимы порядок и стабильность. Они верят в то, что неустойчивость и хаос демократии могут ввергнуть их народы в нищету и раскол - и в случае России они верят, что это так и было. Они верят, что, чтобы их народы были сильны и уважаемы в мире, внутри страны им нужна "сильная рука", способная охранять и продвигать их интересы.

Следовательно, в лице правителей Китая и России мы имеем дело не просто в автократами. Эти люди действительно верят в автократию. Они считают, что, дав людям порядок, создав условия для экономического успеха, удерживая нацию от распада и приводя ее на позиции, где она может оказывать международное влияние, пользоваться уважением и силой, они действительно служат своим гражданам. И сказать - по крайней мере, сейчас, - что большинство этих самых граждан, жителей России или Китая, с этим не согласны, было бы довольно опрометчиво.

Тем не менее, как бы ни росло богатство и влияние автократий 21-го века, в современном мире они представляют собой меньшинство. Из демократических Вашингтона, Лондона, Парижа, Берлина или Брюсселя мировой ландшафт после "холодной войны" выглядит совершенно по-иному, чем из автократических Пекина или Москвы.

В 90-е годы либеральный мир под руководством Соединенных Штатов сбросил автократические правительства Панамы и Гаити, дважды шел войной на Сербию Слободана Милошевича (Slobodan Milosevic). Международные неправительственные организации, щедро финансируемые правительствами западных стран, обучали оппозиционные партии и поддерживали выборные реформы в странах Центральной и Восточной Европы и Центральной Азии. В 2000 году финансируемые из-за рубежа оппозиционные силы вместе с международными наблюдателями наконец сбросили Милошевича. Через год он уже стоял перед Гаагским трибуналом, а еще через пять лет - лежал мертвый в тюрьме.

В 2003-2005 годах западные демократические страны и НПО предоставили прозападным и продемократическим партиям и политикам финансирование и организационную помощь, позволившую им свергнуть и других автократов - в Грузии, Кыргызстане, на Украине и в Ливане. В этих революциях европейцы и американцы видели выражение естественного стремления человечества к единственно возможной точке политической эволюции - либеральной демократии. Лидеры же Москвы и Пекина, смотревшие с другого геополитического ракурса, видели в них государственные перевороты, совершаемые на западные деньги, инспирируемые ЦРУ и имеющие целью лишь укрепить гегемонию Америки и ее европейских союзников. Восстания на Украине и в Грузии еще более отравили отношения между Россией и Западом; после них Кремль еще более укрепился в своем решении развернуть свою внешнюю политику на сто восемьдесят градусов.

Путин испугался, что примеры Украины и Грузии могут повториться и в России. Именно поэтому к 2006 году он поставил деятельность всех НПО в России под свой контроль; где этого нельзя было сделать - ограничил права этих организаций или просто закрыл их. Кому-то подобные страхи могут показаться абсурдом или лукавством - но кое-какая основа под ними все-таки есть, ибо после "холодной войны" триумфаторы либерализма решили дополнительно укрепить его триумф и возвести право "международного сообщества" вторгаться в дела суверенных государств, нарушающих права своих граждан, в ранг нового принципа международных отношений.

Международные НПО вторгаются во внутреннюю политику государств; такие международные органы, как Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), выносят суждения о чистоте выборов; юристы-международники заговаривают о таких новациях в международном праве, как "обязанность защищать" или "добровольный отказ от суверенитета". В теории, эти новации должны применяться ко всем без исключения. На практике же они в основном дают либеральным странам право вторгаться в дела нелиберальных стран.

Это и стало одной из великих точек раскола в истории международной системы. В течение трех веков международное право с его концепцией неприкосновенности внутренней политики суверенных стран фактически защищало автократов. Сегодня либеральный мир постепенно разрушает эту стену, а автократы силятся защитить принцип нерушимости суверенитета.

Для России и Китая война в Косово в 1999 году стала гораздо более сильным раздражителем, чем война в Ираке в 2003-м. Обе страны были против вмешательства НАТО - и далеко не только потому, что бомбардировке с американского самолета подверглось посольство Китая, а удар НАТО пришелся по славянам-сербам - дальним родственникам русских.

Дело в том, что, когда Россия в Совете Безопасности ООН заявила, что заблокирует военную операцию, НАТО просто перешагнула через ООН и взяла на себя право начать войну - то есть нейтрализовала один из немногих имевшихся у России геополитических инструментов. Прошли годы, а Путин все еще не перестает говорить о том, что страны Запада должны "забыть о презрении к международному праву" и не должны пытаться "использовать НАТО или ЕС в качестве подмены ООН".

С юридической точки зрения позиции и русских, и китайцев были крепки. В то время даже такой авторитет, как Генри Киссинджер (Henry A. Kissinger), предупреждал, что "резкий отказ признавать концепцию национального суверенитета" несет с собой риск полного отвязывания мира от каких бы то ни было норм международного правопорядка. Соединенные Штаты не обратили внимания на эти предупреждения, что, в принципе, для них естественно - в конце концов, за свою историю они десятки раз куда-то вторгались и сбрасывали правительства суверенных стран. Но на этот раз юридические тонкости отбросила даже постмодерновая Европа, решившая, что интересы морали - как она ее видит - для нее важнее.

И вот в этот момент либеральная мораль и международное право вступили между собой в конфликт, и либеральные демократии оказались не в состоянии примирить их между собой. Недаром китайские чиновники и сегодня продолжают задавать тот же вопрос, что и во время событий на площади Тяньаньмэнь: "Какое право имеет правительство Соединенных Штатов . . . на неприкрытое вторжение во внутренние дела Китая"?

А действительно, откуда может взяться такое право? Только из веры в либеральные ценности; в то, что все люди на Земле созданы равными, и что у всех них есть неотъемлемые права, которые не могут быть ограничены государственной властью, что источником власти и легитимности власти может быть только согласие тех, к кому эта власть применяется, и что долг власти - защищать право своих граждан на жизнь, свободу и собственность.

С точки зрения тех, кто разделяет эту либеральную веру, внешняя политика и даже война в защиту этих принципов, как в Косово, есть правое дело, даже если согласно установившимся принципам международного прав они есть дело неправое. Однако с точки зрения китайцев, русских и всех тех, кто, помимо них, не разделяет этот взгляд на мир, Соединенным Штатам и их союзникам удается навязывать свои взгляды другим народам не потому, что они правы, но лишь потому, что они достаточно сильны, чтобы это делать. С точки зрения нелибералов, либеральный международный порядок - это не прогресс. Это угнетение.

И это не просто отвлеченный спор о теории и тонкостях международной юриспруденции. Этот спор затрагивает фундаментальные вопросы легитимности власти, которые для автократов могут оказаться вопросами жизни и смерти. Китайские руководители не забыли, что, если бы сила либерально-демократического мира в 1989 году возобладала, то после площади Таньаньмэнь они сидели бы не во властных кабинетах, а в тюремных камерах - а то и где похуже.

Американские и европейские политики постоянно говорят о том, что они хотели бы интеграции России и Китая в либеральный международный порядок, но в том, что китайские и российские политики не выказывают особой охоты этого делать, нет ничего удивительного. Разве могут автократы войти в либеральный международный порядок, не уступив в чем-то силам либерализма?

Они боятся услышать ответ на этот вопрос - и, опять же, нет ничего удивительного в том, что они стараются отодвинуть от себя эту перспективу. И надо сказать, то делают это они не без успеха. Они не принимают новые принципы ограниченного суверенитета и ослабленной международной защиты автократов; более того, Россия с Китаем стараются всячески укрепить международный порядок, где высшей ценностью признается национальный суверенитет, способный защитить авторитарные правительства от иностранного вмешательства.

России и Китаю нужно, чтобы мир стал для автократии более безопасным. И они - чего и следовало ожидать - успешно движутся к своей цели. Да, они больше не занимаются активным экспортом идеологии, но с ними у автократов в других странах, если против них обратились либеральные демократии, появляется - и реализуется - возможность найти родственную душу. Китайцы предоставляют ничем не ограничиваемую помощь диктатурам Африки и Азии, подрывая попытки "международного сообщества" заставить эти страны начать реформы - что в практическом плане зачастую, например, в Бирме и Зимбабве, обозначает смену режима. Что касается России, то ее модель "суверенной демократии" весьма популярна среди автократов Центральной Азии.

Иными словами, в мире идет глобальное соперничество. Как выразился министр иностранных дел России, "впервые за последние полтора десятка лет создается реальная конкурентная среда на рынке идей мироустройства". И в том, что Запад "теряет монополию на процесс глобализации", Россия видит один только позитив.

Нынешнее соперничество - не "вторая серия холодной войны". Однако никак не мешает уже сегодня подумать о том, как будет выглядеть мир, как будет выглядеть Европа, если демократические движения на Украине и в Грузии сойдут на нет или будут подавлены извне, если две эти страны станут автократиями, тесно связанными с Москвой. Столь же полезно было бы подумать о том, какое влияние будет оказано на Восточную Азию, если Китай силой раздавит демократическую систему Тайваня и вместо нее создаст более дружественное себе авторитарное государство.

Может быть, войны не будет. Однако глобальное соперничество между правительствами либеральных и авторитарных стран в ближайшие годы может обостриться. Будущий миропорядок будут определять те, у кого хватит на это силы и коллективной воли. Вопрос лишь в том, смогут ли либеральные демократии мира снова напрячься и справиться с этой задачей.

Данная статья - отрывок из книги Роберта Кагана (Robert Kagan) "Возвращение истории и конец мечтаний" ("The Return of History and the End of Dreams"). Книга выйдет в свет в ближайший четверг в издательстве Atlantic Books по цене 12.99 ф.ст. По телефону 0870 165 8585 (телемагазин The Sunday Times BooksFirst) указанную книгу можно заказать по цене 11,69 ф.ст., включая почтовые расходы.

Роберт Каган (Robert Kagan),
("The Sunday Times", Великобритания)

27 апреля 2008