Между успехом и катастрофой

И такие авторитарные режимы, как Китай и Россия, могут быть успешными в экономическом плане. Это только внешне противоречит политической теории.

Через всю Пушкинскую площадь 31 января 1990 года протянулась очередь в один из ресторанов McDonald"s, открывшийся в этот день. 5 часов, до боли в ногах, русские стояли в очереди, чтобы попробовать на вкус американские гамбургеры. Сеть ресторанов все еще пользуется в России популярностью. Американские сэндвичи относятся к последним символам культурного экспорта с Запада, которые обрели успех в России.

Попурри из либерально-демократических ценностей, состоящее из политических прав и гражданских свобод, soft power (мягкой силой) которых американский публицист Джозеф C. Най объясняет претензию Америки на моральное господство в мире, напротив, утратило свою притягательную силу. Некоторые государства с авторитарным режимом правления и тем не менее успешной экономикой противопоставляют всему этому свою собственную модель господства. Речь идет о таких режимах, которые в различной степени контролируют политический процесс и экономику. Россия, Казахстан и Китай пытаются позиционировать себя как "демократии". При этом они отвергают западный образец и провозглашают свой авторитаризм как типичную для страны демократию с "традиционными ценностями".

Особенность при этом заключается в сравнении со старой коммунистической конкуренцией. Эти страны успешны в экономическом плане: экономика России с 1999 года растет на 7-8% ежегодно после того, как Путин значительно ограничил политический плюрализм и создал бюрократически-централизованное государство-контролер. Казахстан по экономическим показателям даже перегнал большого северного соседа: президент Нурсултан Назарбаев управляет парламентом при помощи только одной партии – своей. Номинальное коммунистическое руководство Китая управляет, начиная с 1980-х годов, экономическим ростом, да так, что у остального мира захватывает дух.

Традиционно политологи утверждают, что экономический рост приводит к росту демократии – и наоборот. "Каждый этап экономического развития награждается этапом обретения свобод", – отметил в 1960-е годы политолог Рихард Левентхаль. Однако реалии нового тысячелетия, похоже, вступают в противоречие с этим утверждением: экономическое развитие и авторитарное господство друг друга не исключают. По крайней мере, если судить по сегодняшней ситуации, говорит Аурель Круассан, профессор политологии из Гейдельберга. "Уровень благосостояния сам по себе не является достаточным условием для перехода к демократии. Но он способствует тому, что политическая система остается стабильной". Другими словами: экономический рост укрепляет любой режим, независимо от того, демократический он или авторитарный.

Со времен Макиавелли политические умы заняты вечным конфликтом целей между эффективностью и репрезентативностью, то есть согласованностью действий власть имущих с интересами народа. Авторитарные системы могут быть эффективнее демократических по крайней мере тогда, когда они гибки: решения долго не обсуждаются, а сразу же вступают в силу. В переломные периоды, для которых характерна высокая потребность в реформировании, скороспелые решения лучше бездействия. Но если режим переходного периода зашел в спокойные воды, его решениям не хватает легитимности, они в случае сомнений становятся для населения нерепрезентативными.

Пока авторитарные режимы экономически успешны и уровень благосостояния растет, они могут оставаться стабильными. Но со временем они неминуемо начинают принимать руководящие решения, расходящиеся с интересами населения. Дееспособные политико-экономические системы нуждаются в конкуренции за идеи, позиции, подрастающее поколение. Если этого не хватает, они вынуждены приспосабливаться, в результате чего может возникнуть угроза развала системы. "По своей экономической эффективности демократические и авторитарные режимы не отличаются, – говорит Круасан. – А вот в вопросах устранения кризисов – очень".

Какие кризисы может вызвать необходимость приспосабливаться, можно проследить на примере развала Советского Союза. Руководство партии на протяжении многих лет упускало возможность приоткрыть вентиль национального движения. Когда Горбачев выпустил националистического джина из бутылки, лопнула и сама бутылка. Экономические и общественные интересы коммунисты игнорировали так же долго. Когда с приходом гласности и перестройки товарищам было разрешено заглянуть за кулисы, их взорам предстала неподвижная, не подлежащая реформированию экономическая и социальная структура. Нехватку легитимности партии Горбачев хотел компенсировать тем, что постепенно ввел выборы и политическую конкуренцию. Но более или менее демократически избранные президенты союзных республик вскоре выставили его за кремлевские ворота.

С сегодняшней точки зрения демократические реформы в большинстве постсоветских государств были лишь трамплином для новых авторитарных правителей. Демократические конституции, созданные в большинстве своем при содействии западных экспертов, стали просто фасадом. "В России зачаточная демократия оказалась очень коррумпированной и мало эффективной", – считает московский политолог Александр Аузан. Поэтому Путин и перешел к "авторитарной модернизации". При помощи контроля над политическим процессом и доходов от экспорта сырья уходящий глава государства пытается модернизировать самую большую страну мира. Но высокие цены на нефть и газ одновременно являются и ипотекой для модернизации: не хватает импульса для политической и экономической модернизации, ведь экономический подъем сохраняется и без реформ. "Самым слабым местом авторитарных режимов является их неспособность планировать на будущее и обращаться к инновациям", – говорит Аузан.

Для таких режимов непростым вопросом всегда остается смена руководства. Вновь избранный президент России Дмитрий Медведев обещает демократию. Но даже если он на самом деле хочет демократизировать страну, вопрос в том, может ли он это сделать. Он должен сражаться с главными фигурами государства-контролера, которые опасаются за свою власть каждый раз, когда чуют плюрализм. "Посмотрите, как нервно они реагируют на маргинальные акции оппозиции. Нервничает и бизнес-элита: она инвестирует свои деньги за рубежом". Страх потери власти, считает Аузан, налицо. Россия не так стабильна, как сама себя в этом пытается убедить.

Не менее хрупка и власть в Китае. КНР ходит по краю пропасти, разделяющей успех и катастрофу, считает Эберхард Зандшнайдер из Германского общества внешней политики. Он может представить себе "тысячи причин", которые могут привести к началу катастрофы – например, тяжелый финансовый кризис или выраженное социальное неравенство. Но до сих пор режим в Китае оказывался довольно гибким. КНР открыта не только в экономическом плане, но постепенно начинает идти навстречу и потребностям общества. Это выражается, например, в том, что Пекин, введя прямые выборы в деревнях, откликнулся на потребности крестьян.

Но настанет ли время – в результате кризиса или в ходе медленной линьки – когда в конце концов победят демократические ценности? "Это самообман Запада", – опровергает надежды Зандшнайдер. На менторскую критику недостатка демократии такие изощренные главы государств, как Путин, самодовольно отвечают встречным вопросом о нарушении прав человека в Гуантанамо. Подобные выпады нравятся населению страны.

Нет причин ожидать того, что такие страны, как Россия и Китай, будут следовать западным примерам и проводить необходимые реформы. В случае возникновения сомнения они скорее будут чинить авторитарный режим до тех пор, пока, как старая "Лада", он снова не заведется, и следовать девизу: "Столько свободы, сколько нужно, столько контроля, сколько можно". Это будет работать до тех пор, пока не изменится политическая культура и жажда свободы граждан не вынудит правителя сложить полномочия. До тех пор они будут наслаждаться плодами экономически успешного авторитаризма. И стоять в очереди в McDonald"s.

Флориан Виллерхаузен
Handelsblatt
30 апреля 2008