International Herald Tribune: Парадоксальная слабость ислама. Исламизм слаб на Западе, как слаб и сам исламский мир в целом 12:30 06.06.2008
Со времен событий 11 сентября 2001 года на Западе существует два основных взгляда на природу так называемой "войны с террором".
В правых кругах общим местом стало вписывать исламизм - идеологию, стремящуюся реорганизовать общество 21 века согласно средневековым принципам исламского шариатского права - в длинный ряд тоталитарных идеологий, угрожавших либеральной демократии. Например, Виктор Дэвис Хэнсон (Victor Davis Hanson) из Гуверовского института (Hoover Institution) называет его "гнусным призраком, ставшим очередным проклятьем мира после фашизма, нацизма и коммунизма".
Левые, напротив, рассматривают эту проблему как следствие бедности и несправедливой политики Запада на Ближнем Востоке. Так корреспондент The Independent Роберт Фиск (Robert Fisk) возлагает вину за исламский терроризм на "политическую ситуацию в некоторых частях мира и несправедливость". Партнеры
Оба взгляда не лишены недостатков. Консерваторы справедливо подчеркивают идеологическую мощь исламизма и размах амбиций его последователей, но отказываются признавать отсутствие у него необходимого военного и интеллектуального потенциала и его сомнительную, по сравнению с коммунизмом в пору его расцвета, привлекательность во всемирном масштабе. Либералы не менее справедливо указывают на иллюзорность перспектив захвата Европы мусульманами, или, по крайней мере, на преждевременность разговора об этом. Однако они, в свою очередь, отказываются видеть, что в тех странах Азии и Ближнего Востока, где большинство населения исповедует ислам, исламизм остается могущественной - и растущей - силой. Организованные, фанатичные, не стесняющиеся угрожать насилием и защищенные запретами на критику ислама, заложенными во многих культурах, исламисты способны изменить природу общества, даже там, где они не обладают официальной властью.
Если все еще остающиеся на пространстве от Ирака до Индонезии умеренные не найдут способ расширить войну идей, им придется все дальше отступать под натиском фанатиков, верящих, что на их стороне одновременно и Бог и история.
На первый взгляд навязшее в зубах сравнение войны с террором с "холодной войной" выглядит вполне оправданным. Для исламистов, как и для коммунистов, коллектив важнее личности, как и коммунисты, они одобряют применение насилия для достижения политических целей и питают почти утробную ненависть к мировому порядку, поддерживающему господство богатых демократических стран. Внутренняя угроза, некогда воплощавшаяся в образе западных компартий и их скрытых сторонников, сейчас представлена явно сочувствующими исламизму организациями, такими как Совет по американо-исламским отношениям (Council on American-Islamic Relations) или Совет мусульман Британии (Muslim Council of Britain). Более того, сравнение можно продолжить - если коммунисты и капиталисты воевали в основном чужими руками и в отдаленных уголках мира вроде Анголы и Афганистана, исламисты перенесли войну в самое сердце Запада. Нью-Йорк, Лондон и Мадрид внезапно стали таким же полем боя, как и Бейрут с Багдадом.
Подобные построения смотрятся на первый взгляд логично, однако на деле заметно преувеличивают силы исламистов и недооценивают эффективность западных институтов и устойчивость западного общества. Да, кое-где свобода слова поддалась исламистскому запугиванию: в Голландии и Дании те, кто не хочет соблюдать осторожность, критикуя ислам, вынуждены всерьез задуматься о найме телохранителей и переезде на конспиративную квартиру. Однако появилось и целое поколение отважных мыслителей-мусульман - достаточно назвать Аян Хирши Али (Ayaan Hirsi Ali), Иршад Манджи (Irshad Manji) и Асру Номани (Asra Nomani) - которые готовы задавать неудобные вопросы из числа тех, что редко звучат в их родных странах.
Более того, исламизм, насквозь пропитанный безрадостным религиозным буквализмом, вряд ли может привлечь на Западе кого-либо кроме меньшинства в рамках меньшинства, то есть тех из мусульман, кто склонен к суровому и утопическому взгляду на мир. Лицо Усамы бен Ладена на футболках никогда не сможет конкурировать с лицом Че Гевары.
Исламизм слаб на Западе, как слаб и сам исламский мир в целом. На пике могущества Советский Союз мог по праву претендовать на равенство с Соединенными Штатами в самых разных областях - от Олимпийских игр до авиации и исследования космоса. Лишите исламские страны случайно доставшегося им нефтяного богатства, и останутся общества, которые все вместе способны похвастаться намного меньшим количеством достижений, чем любая из азиатских стран средней руки, не говоря уж о таких выдающихся, как Корея.
Все это создает искушение либо совсем забыть об угрозе исламизма, как и поступает большинство европейских либералов, либо свести ее к деятельности нескольких террористических группировок вроде "Аль-Каиды" или действующей в Юго-Восточной Азии "Джеммаа Исламия" (Jemaah Islamiyah). Тем не менее, парадоксальным образом, именно плачевное состояние мусульманских обществ и придает исламизму сил. Ежедневные напоминания о том, что они - носители последнего откровения Бога, толкают заметную часть мусульман - возможно от 10 до 15 процентов - в объятия исламистской идеологии, утверждающей, что причина их отсталости кроется не в неспособности принять современность, а в недостатке веры. Многие другие, не становясь исламистами, начинают проникаться тем конспирологическим взглядом на мир, который возлагает вину за все промахи мусульман на внешние силы. Обычно роль пугала исполняют евреи и американцы.
Разумеется, ни религиозный обскурантизм, ни недостаток самокритики не являются монополией мусульман. В Индии есть свои индуисты-фундаменталисты, устраивающие антимусульманские беспорядки, в Америке - свои христианские фундаменталисты, воюющие с преподаванием в школах теории Дарвина.
Тем не менее, именно в мусульманских странах такие люди намного опаснее для либеральной демократии.
Исламисты, почти всегда представляющие собой меньшинство, при этом обычно превосходят своих противников, как в убежденности, так и в организованности. Слабые или сочувствующие исламизму суды и полиция позволяют им с помощью насилия или угроз насилия захватывать контроль над общественным пространством. К тому же культурные нормы даже таких относительно открытых стран, как Малайзия и Индонезия, исключают всякую публичную критику Ислама.
Исламисты подталкивают общество в направлении, противоположном либерализму, даже в тех странах, где они так и не смогли добиться официальной власти. В Египте студенткам университета, не желающим носить хиджаб, приходится намного труднее, чем еще поколение назад. В некоторых частях Пакистана исламисты объявили войну музыке и "мыльным операм". В Индонезии церкви христиан и мечети неортодоксальных мусульман нередко оказываются в осаде.
В любой из этих стран у противников идей исламизма, у тех, кто считает, что равенство полов, свобода слова и свобода вероисповедания - это универсальные, а не исключительно западные, ценности, связаны руки.
Таким образом, хотя угроза захвата мусульманами Вашингтона, Лондона и Парижа действительно непомерно раздута, особые условия исламского мира гарантируют, что опасность для либеральной демократии в Джакарте, Куала-Лумпуре и Исламабаде в ближайшее время не исчезнет.
Садананд Дхуме - автор книги "Мой друг фанатик: путешествия с индонезийским исламистом" ("My Friend the Fanatic: Travels with an Indonesian Islamist"), посвященной подъему радикализма в самой густонаселенной мусульманской стране мира. Перепечатывается с разрешения YaleGlobal
("The International Herald Tribune", США) 05 июня 2008
|