Когда-то некоторые мудрствующие лингвисты пытались перевести все термины и имена с русского на кыргызский или казахский языки, и "Лев Толстой" становился "Арстаном Жооновым", или появлялся анекдотический "Осмонаалы Лөкү".

Подобные "ученые" встречаются и сейчас, и Черногория у них превращается в "Кара тоо", Сурет Гусейнов – в "Сүрөта Гусейнова", а гонениям подвергаются даже давно освоенные арабские заимствования, такие, как древнейшее слово "адам", и вместо "адам укуктары" они уже внедряют в практику термин "киши укуктары". Это как в России бы нашелся чудак, начавший говорить и писать "права людей" вместо "прав человека", или по-английски - "people’s rights" вместо "human rights".

У чудаков своя логика, и даже удачные, казалось бы, переводы типа "өзөктүк курал" ("ядерное оружие") или "тик учма" ("вертолет") они не принимают, ведь это придумано не ими, поэтому для них предпочтительнее употреблять либо прежнее "ядролук курал", либо коверкать "тик учма" в "тик учак", превратив "взлетающий вертикально" в "вертикальный самолет".

Вообще, смысл многих новых кыргызских терминов без обратного перевода на русский понять иногда затруднительно – только прочитав оригинал на русском, понимаешь, чего хотелось переводчику. По городу висят растяжки со словом "накта", которое означает "настоящий", но авторы имеют ввиду, что кто-то за что-то должен платить не "настоящими" деньгами, а просто наличными ("накталай"). Бывает и хуже – "самочувствие" превращается в "собственное чувство" ("өздүк сезим"), или появляются "туберкулезные костыльчики" ("кургак учук таякчалары") и "сила землетрясения по палке Рихтера" ("зилзаланын күчү Рихтер таякчасы боюнча…")

Слова после названий в кыргызском должны употребляться в падеже, поэтому, например, "водка Абсолют" переводится как "Абсолют арагы", но если нет названия "Абсолют", само слово "водка" должно быть в именительном падеже, то есть "арак", однако авторы просто и сурово убирают "Абсолют" и оставляют "арагы", и уже трудно понять, что там в бутыль налито. Точно так же "магазин" или его соответствие "дүкөн" превращаются в "магазини" или "дүкөнү", не говоря уже о "түнкү клубу" или "бет майы". Это при том, что весь мир и вся история движутся в направлении упрощения языка: самые древние слова в любом языке – самые короткие: я, ты, он, Бог, вода, земля…

Невежество переходит границы. В кыргызском языке слова после чисел всегда говорятся и пишутся в единственном числе – само наличие числа подразумевает, что чего-то много, например: "5 киши" или "7 китеп", но ни в коем случае не "5 кишилер" или "7 китептер" (это как в чешском часто не говорят и не пишут местоимений: "иду в кино" или "пошла в магазин" – раз "пошла", все понимают, что это "она", а не "он" или "оно"). Но это кыргызское правило теперь плавно переходит в кыргызский русский и многие говорят и пишут "пять сом" вместо "пять сомов". В пору уже определять новый "кырусский" или "рускырский" язык наподобие "чайнглиш" и составлять, соответственно, словари.

В нем слова и понятия из русского языка механически калькируются в кыргызский (и наоборот), например, так как слова "конфеты" или "выборы" в русском применяются во множественном числе, кыргызские журналисты уже считают нормой говорить и писать их во множественном числе и в кыргызском тоже - "момпосуйлар" и "шайлоолор" - и им все труднее объяснить, что это неправильно. Беседу с кем-то уже можно у кого-то взять или кому-то передать ("бизге берген маегинде", "маек берүүчү"), и даже появляются новые города, страны и континенты – "Афиндер", "Филиппиндер", "Балкандар". Так же и наоборот – в кыргызский перекочевывают "Баха көчөсү" или "Капуцинов бульвары".

Стоило нашим профессорам разрешить писать некоторые двойные названия слитно (что со временем, наверное, и без инструкций в конце концов произойдет естественным путем), как журналисты и писатели начали объединять все, что ни попадя. Выражение "ар кандай" ("разный") стали писать повсеместно "аркандай", и "разная трава", к примеру, получалась "травой, длинной как аркан". Но у лингвореформистов вектор чутья, параллельный политическому ветру, сознательно ограничен – ни у кого за шесть лет реформ ни разу не поднялась рука объединить, например, слова "премьер" и "министр" или "пресс" и "секретарь".

Глобализация заставила кыргызов оперировать во всем долларами, но международные организации внесли и другую свою лепту – в нарушение как русской, так и кыргызской грамматики в Кыргызстане. Нанимаемые ими переводчики просто механически переносят английское правописание в русский и кыргызский языки, и теперь стало модным все слова в названиях организаций или должностей чиновников писать с большой буквы, как это бывает в некоторых ограниченных случаях в английском языке. Некоторые уже теперь пишут, на манер английского, даже названия дней недель и месяцев на русском и кыргызском с прописной буквы, а местная интеллигенция и журналисты, считающие все забугорное эталоном, слепо следуют заразительному примеру.

С легкой руки таких толмачей ставший в последние годы популярным лозунг "Кетсин!" пошел по городам и весям в переводе "Уходи!" Но кыргызы так грубо не выражаются, а "Кетсин!" означает: "Пусть уходит!", то есть подразумевается, что должны быть соблюдены кое-какие процедуры.

Кыргызская интеллигенция, которой в начале ХХ века поменяли два алфавита в течение неполных 20 лет, а потом долго заставляли печатать на русскоязычных машинках без "ө", "ү" и "ң" (когда, например, "уй" означало и "уй", и "үй") вследствие этого как бы изменила и свой менталитет – она подразумевает одно, пишет совсем другое, а в уме держит третье.

Многие просто перестали понимать свой собственный язык, и спортивный комментатор, сам сидя в Бишкеке, ничтоже сумняшеся предлагает телезрителям участвовать ("ортоктош болуңуздар") в футбольном матче на Чемпионате Европы в Швейцарии, имея ввиду "посмотреть" игру, а журналисты-расследователи пишут о срочном ("тыкыр") изучении чего-то, подразумевая на самом деле подробность или доскональность. Не отстают и русскоязычные, сплошь и рядом употребляя предлог "на" после глагола "участвовать", а также прописывая в новостях полужаргонное "озвучить" или полунаучное "по данным".

В их речь с заднего крыльца проникает и канцелярский язык милицейских или более высоких сводок с "совершением наездов" и "допущением опрокидываний", когда в одном предложении несколько раз повторяются слова "Кыргызская Республика", а некоторые даже каждую свою новость начинают со слов "В Кыргызстане", как будто сами сидят и вещают из Индонезии.

Отсутствие жесткой структуры и правил в кыргызском языке при периодическом изменении самих этих правил сбивает с толку и без того полуграмотную пишущую братию, а в борьбе положительного с отрицательным при прочих равных условиях, как правило, побеждает негатив.

Нарын Айып,
07/07/2008,