УРОКИ ЦХИНВАЛА

Америка – новый "больной человек мира", действия которого внушают страх Европе

ПО ТУ СТОРОНУ ОЛИМПИЙСКОЙ АНТИСИМВОЛИКИ
Вероломное и поразительно жестокое нападение на Южную Осетию стало последним штрихом к уже сложившемуся образу Михаила Саакашвили. Шквальный огонь по жилым домам, больницам и школам города Цхинвали и осетинским селам соответствует международным критериям этнической чистки. В глазах народов Кавказа эта оценка тем более очевидна, ибо всем народностям, населяющим Грузию, хорошо известно специфическое пренебрежение тбилисцев к осетинам, которые еще во времена Российской Империи по негласной традиции служили в органах правопорядка. В совпадении авианалета на Цхинвали с открытием Олимпиады кавказцу также легко усмотреть этнический контекст: представители осетинского народа завоевали на прошлой летней Олимпиаде десяток наград, преимущественно в силовых видах спорта. Неожиданный удар по осетинам, соответственно, не в последнюю очередь должен был выбить из седла эту важную составляющую российского спортивного потенциала. Этот многонациональный потенциал столь же не прельщает угроза срыва сочинской Олимпиады.

Впрочем, Саакашвили и ранее не особо беспокоился о собственной популярности в глазах ближайших соседей, ибо он считает, что грузины являются избранным народом в куда более широком масштабе, чем маленький Кавказ. Хавьер Солана, должно быть, до сих пор содрогается, вспоминая эпизод, когда новоизбранный грузинский президент снисходительно потрепал его по плечу, напомнив, что спецпредставитель ЕС беседует не с кем-нибудь, а с лидером самой древней страны в Европе.

Престиж Соединенных Штатов, официально причисливших "розовую революцию" в Грузии осени 2003 года к своим внешнеполитическим достижениям, должен был, напротив, укрепиться после вторжения грузин в непокорную автономию. "Обеспечение целостности" Грузии предоставляло необходимое условие для приема в состав НАТО, а Евросоюз добиться исполнения этого условия то ли не мог, то ли не очень хотел. Самым же выигрышным обстоятельством было удобное совмещение timing, то есть избранного момента для операции, с symbol, представленным прозрачной аллюзией на "отмщение" в Хиросиме, осуществленное в ту же дату. И если далеко не всякого американца приводит в восторг избранное средство возмездия имперской Японии, то более значимая для Белого Дома международная целевая аудитория политических экспертов должна была сделать определенный вывод о сохранности, цельности и последовательности американской политической линии, и убедить в том, что слухи о кризисе американской внешней политики по меньшей мере преждевременны. Эта жесткая и непреклонная последовательность видна и вз других timing и symbols: как не вспомнить о предыдущем акте геноцида в Беслане, совпавшем с датой начала Второй мировой войны?

Совпадение с ростом американского доллара по отношению к евро и российскому рублю, равно как и снижением международных цен на нефть, а также падением акций российских корпораций на международных биржах укладывалось в стройную картину восстановления имперской мощи единственной сверхдержавы, грозно ставящей геополитических конкурентов на место. Демонстрации этой мощи, собственно, и служила безжалостность авиа- и артналета на непокорный Цхинвал и его окрестности, жители которых "виноваты уж тем", что осмелились предпочесть российское гражданство грузинскому.

Эффект, на который было рассчитано и timing, и symbol, смазывается, впрочем, двумя обстоятельствами: противоречивостью заявлений Саакашвили в канун атаки и длительными (около трех с половиной часов) размышлениями Белого Дома до выражения поддержки грузинам как жертвам российской агрессии. Как и в других точках нестабильности земного шара, внешние симптомы нерешительности – во всяком случае, для той же целевой аудитории экспертов – позволяли предполагать наличие некоего противоборства в самом центре принятия решений.

ДВА ЛИЦА "КУКЛЫ МИШИ"

Михаил Саакашвили, несомненно, является политическим проектом, рассчитанным на долговременное применение. Внешние данные, ораторские способности, заботливо создаваемая репутация непреклонного и страстного политика-борца, на первый взгляд, эксплуатировались в стратегических интересах Америки с исключительной последовательностью и твердостью, демонстрируя яркий контраст с менее успешным проектом Ющенко на Украине.

Однако если вспомнить, как вели себя американцы на грузинском направлении на протяжении "эры Буша–Путина", проект "Саакашвили" окажется как противоречивым, так и отнюдь не гарантированным. На закате власти Эдуарда Шеварднадзе главными грузинскими протеже Америки считались Зураб Жвания и Нино Бурджанадзе. Более того, именно спикер грузинского парламента оказалась в центре организованного антироссийского движения, первой выступив против российского газового и электроэнергетического "диктата" летом 2003 года. Экс-госсекретарь США Джеймс Бейкер в ходе повторных визитов в Грузию в канун "розовой революции", открыто выражал симпатии именно Бурджанадзе. В то время не делал ставку на Саакашвили и еще один частый посетитель Грузии – сенатор Джон Маккейн.

Михаил Саакашвили родился как политик отнюдь не под знаменами Республиканской партии США. Его первым наставником был яркий либерал, профессор Колумбийского университета Скотт Хортон, старший партнер юридической фирмы Paterson, Belknap, Webb & Tyler, которая одной – экономической – рукой содействовала Казахстану в приватизации нефтяной отрасли, а другой – правозащитной – рукой оказывала правовую поддержку Елене Боннэр в России, а впоследствии – Николаю Мельниченко на Украине. Сегодня Хортон – в числе самых убежденных противников американской операции в Ираке, глубоко чуждой его представлениям о способах распространения американского идеала свободы.

Первоначально натренированный на роль публичного разоблачителя коррупции с парламентской трибуны и одновременно – одного из публичных спонсоров информационной революции по стратегии и на средства Джорджа Сороса, Михаил Саакашвили изменил свой образ в 2002 году, когда на свет появился symbol в виде флага с крестами – куда больше соответствующий "инициативе веры" (Faith-Based Initiative) Джорджа Буша, чем либерально-правозащитной антикоррупционной стратегии американских демократов. Наконец, непосредственно накануне "розовой революции" вводится в эксплуатацию ранее не использованная, но крайне важная деталь образа "народного вождя" – перекличку с образом Иосифа Сталина, с которым Саакашвили, как вдруг выяснилось, умудрился родиться в один день. Такой symbol и такой timing категорически не соответствовали ни личности, ни представлениям первого куратора Саакашвили – во всяком случае, далеко выходили за рамки доступного ему политического цинизма. Тем не менее, именно от бюста Сталина в Гори Саакашвили начал свой "великий поход" на Тбилиси, оснащенный бочками с вином, и именно по сценарию начала финской кампании 1939 года нагнеталась ситуация на границе с непризнанной автономией, с предварительном подбором Куусинена по фамилии Санакоев.

Уже в тот период в российское экспертное сообщество поступали из грузинских источников сообщения о "перехвате проекта Саакашвили". Перехват по времени совпадал со сменной руководства Freedom House, где в канун серии "цветных революций" в странах Евразии бразды правления получил экс-директор ЦРУ Джеймс Вулси. Еще одной, экономической подпоркой проекта "Саакашвили-2" считались интересы Kellogg, Brown & Root – важнейшего подразделения Halliburton за пределами США, вовлеченного в спецоперации на пространстве от Хартума до Тегерана и от Баку до Бангкока.

На фоне явного перевеса демократов в американской президентской кампании Саакашвили, как и многие другие наместники Вашингтона, оказался в весьма неоднозначной ситуации, что проявлялось в нарастающей нестабильности политического режима. Его конфликт с "ястребом" Ираклием Окруашвили, несомненно, дирижировался умеренной фракцией межпартийного американского истэблишмента. В свою очередь, нагнетание напряженности на границе с Южной Осетией на протяжении июля было явным результатом инструктажа с противоположной стороны, обычно именуемой неоконсервативной.

Та же неопределенность оказывала влияние не только на ставленников Вашингтона в чувствительных регионах, но даже на участников американской президентской кампании. Джон Маккейн, не изменяя своей специфической неприязни к России, вынесенной из унижений в северовьетнамском плену, в других международных вопросах выступал с противоречивыми месседжами. Нельзя сказать, чтобы образ "нового Вьетнама" вполне соответствовал его личному выбору: слишком уж бесславно закончился Вьетнам.

Для 75-летнего политика латы крестоносца XXI века – достаточно тяжелая ноша. Но избранная линия кампании, сконцентрированная на американских внешних интересах, делает его заложником игры независимо от желания. Более молодые, энергичные и циничные деятели американского истэблишмента выбирают его image и созвучные ему symbols и timing политических шагов за него. При этом далеко не обязательно, что все свои шаги они согласуют с правящей администрацией, обреченной на уход. Так бывает в периоды кризиса империй, когда внутриэлитные клановые группы, сцепленные с конкурирующими корпоративными интересами, не воспринимают центральную власть как высший авторитет в связи с явными, всем очевидными политическими и экономическими провалами, а кроме того – как в случае с Halliburton – еще и раздражены уступками этой власти писаному праву и общественному мнению.

С РОССИЕЙ ПРИДЕТСЯ СЧИТАТЬСЯ

Что бы ни говорили первые лица НАТО и представитель США в ООН, как бы ни старались натренированные международные медиа-рупоры сплотить "прогрессивное человечество" в противостояние "русскому медведю", язык вашингтонских ультиматумов, как было и в случае с Ираком, не становится и не может стать руководством к действию. Даже те политики Европы, которые в унисон с Вашингтоном твердят, что провокацию организовала именно Россия, не испытывают восторга от новой войны в Европе, равно как и от потери предсказуемости американской политики. Гласно или негласно, но определение "больной человек мира" после югоосетинской авантюры станет экспертным определением нынешних Соединенных Штатов.

В подобном определении, как и в самом зрелище мясорубки, устроенной вассальной страной и перекликающейся в восприятии любого образованного европейца с образом выходящей из строя карательной машины в рассказе Франца Кафки "Исправительная колония", сосуществуют отвращение и страх. Европейским политикам, как и многим их конфидентам за океаном, не известно, что еще и по каким мотивам придет в голову американским кланам, контролирующим оружейные поставки вместе с разработкой спецопераций. Ясно лишь, что объединенной Европе в ее не вполне сформированном политическом статусе и с нарастающими экономическими проблемами совершенно не нужны новые войны на периферии, и в частности, вовлечение в эти войны транзитных Украины и стран Балтии.

Разумеется, европейская реакция будет половинчатой и нерешительной, в чем Европу с учетом ее дефицита субъектности фактически трудно винить. Евросоюз как единое целое ограничен рамками, удерживающими само его нестабильное целое. В то же время повадки грузинского режима и его представителей в Западной Европе, мягко говоря, не вызывают восторга ни у дипломатов, ни у криминологов – даже у столь предвзятых к Москве, как, к примеру, Юрген Рот. Флаг Евросоюза на столе Саакашвили, одновременно разъясняющего Джорджу Бушу, в чем состоит для Америки момент истины, связываются как у политиков, так и обывателей европейских стран с ожиданием нового потока беженцев – при том, что югославский поток, вызванный тем же хозяйничаньем Вашингтона в Европе, поныне не переварен.

Несложно догадаться, о чем будут мечтать и, наверное, уже мечтают в Брюсселе и Берлине – о скорейшем пришествии спасительного Барака Обамы. Ориентироваться на направление вашингтонского ветра по понятным причинам остается европейской традицией со времен Второй мировой войны. Тревога, высказанная в связи с возможным пришествием Маккейна столь уважаемым лондонским экспертом, как Анатоль Ливен, после югоосетинской драмы усиливается на порядок, если не на два. Эту тревогу подпитывают официальные заявления Украины, как нарочно навлекающей на Европу интернационализацию конфликта. Возможность прямого российско-украинского конфликта ставит ЕС перед небывалой угрозой энергетической нестабильности, а ожидаемое число беженцев из многомиллионной и полунищей страны доводит политические опасения до степени паники.

И ровно в той же степени перед Европой встает еще одна очевидная истина, состоящая в том, что Россия в результате происшедшего выигрывает даже в том случае, если примет на себя все гуманитарные издержки. Что дальнейшая тактика двустороннего взаимодействия будет в большей степени определяться российской стороной, чем раньше, даже в случае полного паралича газопоставок через Украину. И как бы европейским политикам ни хотелось, чтобы растревоженная горячая точка рассосалась сама по себе, совершенно понятно, что предупредить новые военные авантюры вашингтонских сатрапов невозможно на пути подобострастного поддакивания США. В Европе – пусть не на официальном уровне, а на уровне неправительственных институтов – начнется кампания по расследованию американских оружейных сделок, питающих и грузинскую, и другие стоящие на очереди "горячие точки".

В свою очередь, Россия не принуждена больше к подобострастию перед какими-либо западными институтами. Увещевать НАТО не впускать Грузию, как это недавно делал посол по особым поручениям Попов, столь же бессмысленно, сколь и выпрашивать себе место в составе ВТО – особенно после провала дохийского раунда. Сознание собственной силы приходит с преодолением испытаний, укоры совести – после неудачи в предотвращении гибели невинных. Теракт в Беслане стал поводом для существенных изменений в политической системе страны, которые Запад был вынужден принять. Воздушный налет в годовщину Хиросимы служит остаточно веским оправданием уже не только для ревизии военной доктрины и соответствующих структурных и мобилизационных коррекций, но и кадрового обновления российского истэблишмента, в котором управленцы и дипломаты, приспосабливающиеся к вашингтонскому ветру, более не востребованы. Пусть приспосабливается Европа. Россия, давно преодолевшая липкие оковы страха, нуждается в самостоятельной разработке своего пути и обновленной элите, не отворачивающей глаз при взгляде в лицо текущим и грядущим рискам.

12.08.2008

Константин Черемных