Фрэнсис Фукуяма: Назад к концу истории
Несмотря на авторитарное возрождение в России и Китае, либеральная демократия остается единственной легитимной формой правления

Молодые россияне ностальгируют по силе Советского Союза, потому что не имеют о ней непосредственного представления

В 1992 г. Фрэнсис Фукуяма, японо-американский историк и философ во втором поколении, опубликовал свой скороспелый, противоречивый трактат "Конец истории", в котором утверждал, что вековая борьба вокруг политических идеологий закончилась, и победителем из нее вышла либеральная демократия. Но последние 16 лет - укрепление российского авторитаризма, рост экономической силы Китая и провал неоконсервативных идеалов в Ираке (а Фукуяма призывал к свержению Саддама Хусейна задолго до этого) ставят под сомнение его тезисы. Ниже представлены выдержки из его интервью корреспонденту Newsweek Мэтью Филипсу:

Филипс: Сохраняют ли тезисы, изложенные в "Конце истории", свою силу по сей день?

Фукуяма: Главные предпосылки по-прежнему верны. Проблема с популярным пониманием этого тезиса заключается в том, что история понималась как череда событий, в то время, как гипотеза относилась в большей мере к эволюции человеческих обществ, направлению, в котором они движутся, и наиболее вероятной цели этого движения в плане форм правления. Поэтому, несмотря на авторитарное возрождение в России и Китае, либеральная демократия остается единственной легитимной формой правления, принимаемой широкими слоями населения. Конечно, некоторые группы уклонились от этого - например, исламские фундаменталисты - но я совершенно уверен в том, что в долгосрочной перспективе только демократические системы являются жизнеспособными.

Не противоречит ли это вашему тезису о том, что Америка, возможно, переживает упадок, а либеральной демократии был нанесен удар в Ираке?

Никогда не шло речи об ее особой связи с американской гегемонией. По сути дела, Европейский Союз лучше представляет эти идеи. Сила Америки по отношению к миру уменьшается в силу роста других центров силы, что, безусловно можно было предсказать. Но изменилось одно - сама идея о том, что демократия - благо, что мы должны стремиться к тому, чтобы страны были демократическими. Она была дискредитирована тем, как администрация Буша эксплуатировала ее для оправдания нынешней "войны с террором". Теперь идея демократии ассоциируется у людей всего мира с администрацией Буша, и Владимир Путин может сказать: "Нас не интересует демократия".

В 1992 г. вы излучали оптимизм по поводу России. Вы по-прежнему испытываете такие ощущения?

То, что происходит в России, - это не просто вопрос смены поколений. У молодых россиян, достигших совершеннолетия в 1990-е годы, имеются негативные ассоциации с периодом, последовавшим за распадом Советского Союза. Им нравится рост потребительства. Они считают 1990-е эпохой национального унижения, слабости, хаоса и сдачи позиций в мире. Они ностальгируют по силе Советского Союза. Они не имеют о ней непосредственного представления, и именно поэтому испытывают такие чувства. Это основа поддержки Путина. Вопрос, на самом деле, заключается в том, готово ли это поколение отказаться от возможности посещать Европу ради господства на Украине и в Грузии?

Нужно ли принимать эти две страны в НАТО?

Да, и я думаю, что они заслуживают гарантии того, что мы направим войска на защиту членов НАТО. Но, думаю, нереалистично рассчитывать на то, что США сделают в любом из этих двух случаев. У нас и так полно забот в связи с защитой Польши и прибалтийских государств, а теперь, когда Россия стала агрессивной, многим кажется, что НАТО - это волшебный талисман, автоматически гарантирующий защиту. В сложившихся обстоятельствах нереалистично рассчитывать на то, что мы будем настаивать на расширении, невзирая на готовность России к жесткому ответу. Мы должны осознать, что не следует давать обещания, которые мы даже не собираемся выполнять.

Вы далеко отошли от вашего прежнего неоконсервативного уклона.

Я отрекся от этого много лет назад. Я всегда понимал историю по-марксистски: демократия есть результат широкого процесса модернизации, который происходит в каждой стране. "Неоконы" считают, что использование политической силы может ускорить темп перемен, но, в конечном счете, он зависит от обществ, в которых они происходят.

Такие ли ощущения были у вас в 1992 г.?

Процесс оказался более сложным и длительным, чем мне казалось тогда. Теперь я лучше осознаю значение того факта, что демократия строится на основе институтов, создать которые довольно трудно - в особенности это касается верховенства закона. Вторая важная вещь, которая не приходила мне в голову в 1992 г., - это то, что США могут играть столь неоднозначную роль и наносить такой ущерб перспективам демократизации.

Сколько времени понадобится на его исправление?

Думаю, не меньше десятилетия. Но речь идет о том, что поддается восстановлению, потому что фундаментальный тезис - о том, что демократические общества необходимы - по-прежнему в силе.

Должны ли Соединенные Штаты переключить свое внимание на внутренние проблемы?

Я бы не стал свертывать вмешательство в международные дела. В мире множество проблем, а мы дали много обязательств, и их нужно сдержать. Большую их часть лучше всего сдержать при помощи невоенной силы, поэтому я думаю, что нужно вновь сделать акцент на использовании американского "мягкого влияния".

Вы утверждаете, что Китай - потенциально источник большей опасности, чем Россия.

Есть два варианта действий. Можно либо создавать барьер для сдерживания Китая, что предлагают мои друзья-неоконсерваторы, либо пытаться втянуть Китай в максимальное число глобальных институтов, подобных ВТО. Думаю, что второй сценарий более предпочтителен, особенно, если представить себе мир через 20 лет, в котором Китай будем равен по силе США.

Мэтью Филипс (Matthew Philips),
("Newsweek", США)

22 сентября 2008