На поверхности – бешбармак

В программе форума культурных пересечений Rozamira обращают на себя внимание две выставки – "Laughterlife" и "В Бухаре пускают змея". Первая напирает на актуальные процессы в искусстве, вторая напоминает о Средней Азии сталинских времен.

Поскольку фестиваль Rozamira связан с ШОС (Шанхайской организацией сотрудничества), то азиатские мотивы в его мероприятиях неизбежны. Например, выставка "Laughterlife" в галерее Diehl + Gallery One скроена таким образом, что половина ее участников представляют страны Центральной Азии – Казахстан, Узбекистан, Киргизию. Соседство с московскими художниками как раз и предполагает те самые культурные пересечения, которые форум берется рассматривать. Как и следовало ожидать, точки соприкосновения получились вполне очевидными, поскольку задействовано искусство глобалистского толка. Элементы национальной экзотики этому тренду не противоречат – наоборот, легко укладываются в русло.

Англоязычное название экспозиции обыгрывает выражение "after life", "после жизни", добавляя в него юмористическую компоненту.

На русский заглавие переведено как "Смех/Смерть". Иначе говоря, кураторы предлагают взглянуть на неизбежность ухода из жизни глазами по возможности веселыми. В мировой культуре такая позиция не нова, можно было бы ее освоить и прогрессивными средствами. Но экспонаты порой навевают мысли совершенно посторонние, с заявленной темой никак не связанные. Скажем, проект "Рыба в масле" арт-дуэта "ЕлиКука" (бывшая "Наливка-Запеканка", если кто помнит такое художественное формирование) демонстрирует различные способы размещения рыбешек в желтой тягучей жидкости. В банке побольше, в банке поменьше, по вертикали, по горизонтали, целиком и фрагментами.

Пионерские приветы консервированной акуле Дэмиана Херста выглядят забавно, но раздумий о вечном не навевают.

Их же инсталляция с муляжным лыжником, запихнутым в игровой автомат, представляется просто неловкой шуткой – как и агонизирующий манекен, созданный Гошей Острецовым. Механические конвульсии наряду с щедрыми потеками искусственной крови вызывают в памяти разве что какой-нибудь дурацкий хоррор с бюджетом ниже минимума.

Равняться на передовиков контемпорари-арта вроде того же Херста пробуют и центральноазиатские авторы.

Популярный в Европе казах Ербосын Мельдибеков установил на подиуме четыре лошадиных мосла – с одной стороны, актуальный художественный метод, с другой – национальная самобытность.

Узбек Вячеслав Ахунов, практикующий самые разные формы и форматы, на сей раз показывает на экране свой лондонский перформанс, в ходе которого автор зубной щеткой чистит исторические монументы и здания. Смысл акции приблизительно таков: "Мы, восточные люди, даже в постколониальные времена ощущаем себя обслугой при западной цивилизации". Дискутировать трудно: а вдруг действительно у художника такое самоощущение? Запретить ему драить ступени лондонской Национальной галереи даже местная полиция не может, а нам-то и вовсе нет резона возражать.

Гендерную видеосказку о внутреннем перерождении женщин, поедающих бешбармак, рассказала Алмагуль Менлибаева. В миллион первый раз постебался над образами Сталина, Мао и Че Гевары казахский художник Малик Зенгер. Словом, чем дальше, тем меньше связи с заявленной концепцией. Разве что надгробие для самого себя, изготовленное Ростаном Тавасиевым (из двух обязательных дат здесь фигурирует пока одна), служит напоминанием о смехе и смерти. Чтобы не возникало сомнений в юмористической подоплеке, часть монумента выполнена в виде плюшевой игрушки.

Другой выставочный проект фестиваля расположился в галерее "На Солянке".

Там тоже не обошлось без среднеазиатских коннотаций, но совершенно другого рода. Речь о художественной культуре, процветавшей на окраине империи в 1930-50-е годы. Вопреки распространенному мнению, культура эта не была ни скучной, ни провинциальной. Параллельно со стандартными проявлениями соцреализма существовали и другие формы художественной жизни. Имелись островки местного свободомыслия, к тому же в годы войны в республиках Средней Азии жили многие эвакуированные интеллигенты. Там работали Роберт Фальк, Владимир Фаворский и десятки других значительных художников. Одним из столпов узбекской культуры долгое время оставался модернист Александр Волков. Короче, тут есть чем заинтересоваться.

Стоит признать, выставка получилась не слишком аналитичной. Из фондов музея Востока взяты экспонаты, подходящие к сюжету хронологически и географически, и повешены в залах без особого разбора. Феномен обозначен, но не сказать, чтобы осмыслен. Разумеется, для первого знакомства можно и так (в конце концов, многие зрители об этом слое искусства даже и не слышали никогда). И все-таки хотелось бы обнаружить у организаторов больше любопытства к предмету, которым они решили заняться.

Правда, это чревато серьезными затратами времени и душевных сил, а фестивальные дедлайны обычно всегда на носу. Не передвигать же мероприятие на год из-за того, что не успели подумать, поискать, разобраться в нюансах. А следом грядет еще что-нибудь срочное и перспективное. Скользим по поверхности, переставая замечать, что имеется нечто и в глубине. Обычное дело.

ВЕЛИМИР МОЙСТ
11.11.2008