Обаме нельзя тянуть с возрождением "мягкого влияния" Америки

О событии исторического значения - победе Барака Обамы (Barack Obama) на президентских выборах в США - можно сказать многое (да, собственно, много уже сказано); куда лучше, чем я, такой исход голосования объяснят специалисты, изучающие историю и потрясающую эволюцию американского общества.

Однако, когда я наблюдал необычайную реакцию за пределами США на несомненное достижение Обамы на следующее утро после его победы, у меня возникла мысль: сможет ли сама популярность этого человека во всем мире реально повлиять на способность США убеждать другие страны следовать за собой и соглашаться на те меры, что Вашингтон считает необходимыми, но другие участники международной системы поначалу воспринимают без особого энтузиазма? Удастся ли за счет этого убедить правительства и народы других государств, что политические инициативы с клеймом "сделано в США" отвечают интересам всего человечества?

В конце концов, именно в этом состоит суть понятия "мягкое влияние" в том смысле, в каком его ввел в научный оборот Джозеф Най (Joseph Nye) из Гарвардского университета, опубликовавший в первой половине 1990-х серию трудов на эту тему. Слишком долго, полагал Най, ученые, отдававшие предпочтение концепции "политического реализма", делали чрезмерный акцент на "жестком" - военном и финансово-экономическом - аспекте, игнорируя значение национальных особенностей, позволяющих одним странам "завоевывать друзей и влиять на людей" успешнее, чем другим.

Привлекательный образ жизни и культура, способность действовать в унисон с мировым общественным мнением (и даже возглавлять его), а не идти ему наперекор, таким образом, представляют собой не менее полезные элементы политического инструментария государства, чем искусная дипломатия, финансовая мощь и даже тяжелые авианосцы.

Очевидно, когда Най выдвинул эту гипотезу, он был убежден, что США обладают большинством атрибутов "мягкого влияния" - т.е., он справедливо полагал, что Голливуд, MTV и американская молодежная культура пользуются в мире куда большей популярностью, чем все, что мог предложить рухнувший СССР или недемократичная "китайская модель".

Более того, множество стран двигались в направлении, указанном американскими "отцами-основателями" - к демократии, верховенству закона, экономической свободе и т.д. Все это подкрепляло особый статус Америки в мире, и служило зримым опровержением тезисов тех ученых, что говорили об упадке США. Казалось, три опоры - военная мощь, экономический потенциал и "мягкое влияние" - будут еще долго удерживать Республику на высшей ступеньке пьедестала.

Затем на сцене появились Джордж Буш, Дик Чейни (Dick Cheney), Дональд Рамсфелд (Donald Rumsfeld) и неоконсервативная программа с ее военными авантюрами, идеологической косностью, попранием некоторых основополагающих прав человека, чрезмерным акцентом на "войну с террором" и грубым, в стиле Джона Болтона, неприятием коллективных действий - весь тот "пакет" предрассудков, которые лишь изредка удавалось смягчить более умеренным республиканцам вроде Колина Пауэлла (Colin Powell) и Кондолизы Райс (Condoleezza Rice).

По всем рейтингам мирового общественного мнения - например, по данным глобальных опросов Фонда имени Пью (Pew Foundation) - Буш и его команда стали самой непопулярной за рубежом американской администрацией за многие десятилетия. Неудивительно, что в результате "мягкое влияние" Америки во многом сошло на нет. Белый дом утратил способность убеждать другие страны делать то, что он считает правильным, сочувствие к США, возникшее после терактов 11 сентября, неуклонно слабело - даже в странах, традиционно относившихся к Америке наиболее дружелюбно, или сильнее всех от нее зависящих.

Всеобщая радость, охватившая планету на прошлой неделе в связи с окончанием бушевской эпохи, свидетельствует о том, насколько низко страна Линкольна, Вильсона, Рузвельта и Кеннеди пала в глазах окружающего мира за последние восемь лет.

И все же мягкое влияние, возможно, по самой своей природе, отличается волатильностью. Кроме того, оно куда легче поддается коррекции и адаптации к новым условиям, чем, скажем, военно-стратегический потенциал, чье снижение остановить трудно. Таким образом, перед нами возникает интересный вопрос: вернет ли победа Барака Хусейна Обамы Америке третью "опору" ее положения в мире, такое гигантское - пусть и не поддающееся конкретному измерению - преимущество, как политическая и идеологическая привлекательность?

Если судить по сообщениям СМИ из разных стран, ответом должно быть однозначное "да". Так, президент Франции Николя Саркози - что неудивительно - отправил Обаме телеграмму: "Ваше избрание пробуждает громадные надежды во Франции, Европе и во всем мире". Впрочем, даже если эти чувства искренни, новому президенту не стоит сломя голову бросаться в распростертые объятия своего французского коллеги.

В Африке и Индонезии - где Обаму считают "своим" - его победа стала настоящим праздником. Режимы, не допускающие свободных выборов, явно обеспокоены возможным "волновым эффектом" этого события, а их политические оппоненты, напротив, вдохновляются подобным проявлением демократической открытости. Наконец, даже самый закоренелый фундаменталист из "Хезболлы" или Тегерана не сможет обвинить человека по имени Барак Хусейн во врожденной предубежденности к мусульманам.

Впрочем, если Обама будет опираться исключительно на добрую волю мировой общественности, это равносильно попытке заправить автомобиль горячим воздухом вместо высокооктанового бензина.

Избранному президенту нужно четко понимать, какие именно надежды принесли ему такую популярность в различных регионах мира: африканцы надеются, что он окажет реальную помощь их многострадальному континенту; латиноамериканцы желают, чтобы он продолжил либеральную политику в сфере торговли и иммиграции, попытался преодолеть тупик в отношениях с Кубой, и проявил подлинное уважение к их региону; в Европе, Канаде, Австралии и Новой Зеландии мечтают, что он будет всерьез относиться к обязательствам США в рамках международных договоров и организаций, в том числе в сфере экологии и отказа от протекционизма; а умеренные силы в арабском мире хотят, чтобы он не на словах, а на деле поддержал палестинцев.

Все это куда легче сказать, чем сделать, и несомненно, в каждом случае потребуются компромиссы между указанными целями и некоторыми предвыборными обещаниями Обамы американским избирателям и в целом его "электорату" за рубежом. Однако, если он всерьез стремится восстановить "мягкое влияние" Америки на международной арене, необходимо для начала предложить миру что-то из того, чего жаждут люди в других странах - не весь "набор", конечно, но какие-то вещи, которые выглядят привлекательно, не вызывают возражений, и представляются полезными для смягчения наших многочисленных страхов и претензий.

И здесь Обаме очень поможет тщательное изучение риторики своих предшественников - Вильсона, Рузвельта и Кеннеди. Дело вот в чем: любой историк подтвердит вам, что эти великие политики-"интернационалисты" в своих действиях по сути исходили из "национальных" интересов Америки. Но у них была важная общая черта - умение сочетать благо для собственной страны с благом для всего мира, или по крайней мере многих его регионов.

Они были способны убедить миллионы людей доверять решимости, мудрости, и лидерским качествам Америки, а значит - всерьез воспринимать предложения о реформах на международной арене, исходящие из Белого дома. А в этом, собственно, и заключается суть "мягкого влияния".

Но именно из-за своей "мягкости" такое влияние может быстро утрачиваться. Очень многие в мире с нетерпением и надеждой ждут прихода Обамы в Белый дом, и большинству из них хватает здравого смысла не требовать от него чудес чуть ли не в первые сто дней у власти. Пока они, подобно избирателям из Огайо и Флориды, готовы толковать все сомнения в пользу "новичка" - но это не будет продолжаться вечно. Как это часто бывает в жизни, Обаме нельзя тянуть с возрождением "мягкого влияния" Америки.

Пол Кеннеди - профессор истории, директор центра по изучению проблем международной безопасности при Йельском университете. В настоящее время он работает над книгой по истории Второй мировой войны

("The International Herald Tribune", США)

16 ноября 2008