Семь лет эпохи Карзая

Проекту западной модернизации Афганистана исполнилось семь лет. 22 декабря 2001 года глава афганского переходного правительства, созданного в соответствии с решениями Боннской конференции, Хамид Карзай принял власть в стране из рук президента Исламского государства Афганистан профессора Бурхануддина Раббани. Эпоха Талибана, снесенная американскими бомбардировками и танками Северного альянса, закончилась. Началась "эпоха Карзая", эпоха строительства афганской демократии в стране, вколоченной многолетней гражданской войной и диктатурой "яростных мулл" в средневековье. Семь лет назад этот амбициозный проект, рожденный в Америке из пепла и руин башен Всемирного торгового центра, напоминал новую революцию.

Правительство без будущего
В декабре 2001 года в коалиционное переходное правительство Хамида Карзая вошли как герои Северного Альянса, ближайшие соратники погибшего от рук террористов Ахмада Шаха Масуда (министром обороны стал "масудовец" Мохаммад Фахим Касим, министром внутренних дел - Мохаммад Юнус Кануни, министром иностранных дел - доктор Абдулла Абдулла), так и лидеры других группировок моджахедов, а также афганцы-эмигранты, успевшие обзавестись гражданством западных стран.

"Эмигрантско-моджахедское" переходное правительство Карзая изначально было обречено: созданное в результате ситуативного политического компромисса нескольких амбициозных сил на волне эйфории победы над талибами, оно, скорее, напоминало рождественский подарок-приз от богатого американского родственника союзникам из Северного альянса. Но победная эйфория и рождественские праздники не могут длиться вечно. Тем более, что в одном правительстве, не случайно названном переходным, собрались люди, представляющие принципиально разную философию жизни.

Одни из них – моджахеды-ветераны - гордились своим славным прошлым, казалось, застряв навечно в стычках и сражениях 80-х годов. На этом основании они требовали к себе особого отношения, отказываясь понимать и признавать, что их эпоха безнадежно прошла, и что каждый новый день превращает Северный альянс и движение моджахедов в целом в историческую легенду, которая все больше не соответствует реалиям жизни. Другие – эмигранты-технократы – не могущие похвастаться обилием подвигов в боях с советскими войсками, предпочитали жизни "вечным прошлым" ставку на безграничное будущее. В чем-то эти афганские политики-"немоджахеды" напоминали первых американских романтиков-переселенцев на Диком Западе, намеренных строить новый мир с чистого листа, без оглядок на то, что было до них. В этом смысле, и снобов-моджахедов, и романтиков-технократов объединяло одно – проблемы в восприятии Реальности. И эта Реальность немедленно отомстила за такую неадекватность.

Уже 22 декабря 2001 года, в первый день реализации проекта западной модернизации Афганистана, профессор Раббани, лишившийся в очередной раз первого поста в государстве, высказал недовольство тем, что ключевые посты в экономическом блоке переходного кабинета министров Хамида Карзая достались приехавшим из западных стран афганцам-технократам. "Мне не понято, почему в правительство вошли люди, не принимавшие участие в антиталибском сопротивлении", - заявил тогда журналистам Бурхануддин Раббани.
Тем самым, духовный лидер "северян" прочертил линию неизбежного раскола первого карзаевского кабинета и афганских элит в целом, а также обозначил политическую цель для отодвинутых в сторону моджахедов – борьба за возращение власти. И эта борьба началась практически немедленно, став одним из главных препятствия для реализации западного проекта модернизации Афганистана.
Мятеж "вчерашних"
С изгнанием талибов из Кабула и с появлением переходного правительства Хамида Карзая гражданская война в Афганистане не прекратилась. Уже в декабре 2001 года в Гардезе вспыхнули бои за распределение депутатских мест в местном совете (Шуре). В январе 2002 года в Кундузе узбекские отряды генерала Дустума после двухдневных боев отбили у таджикских подразделений профессора Раббани приграничный район Калайзаль. В феврале-марте 2002 года местные лидеры-моджахеды с помощью оружия делили власть в Герате, Пактии, Нангархаре, Хосте… Потом были бои отрядов Дустума и Атты Мохаммада Нура в провинции Фарьяб, стычки боевиков кандагарского и гератского губернаторов ...

Хамид Карзай с помощью политических механизмов пытался успокоить моджахедов и, в конце концов, ему это удалось. Ценой "умиротворения" стал крах первой и, возможно, последней правительственной коалиции.

В 2003 году коалиционное правительство потряс первый значительный и затяжной кризис, окончившийся в 2004 году открытым разрывом Хамида Карзая с людьми Северного альянса и изгнанием моджахедов-северян с ключевых постов в кабинете министров. Попытка отдельных "непримиримых" моджахедов оказать весной 2004 года сопротивление курсу Карзая и взять хотя бы локальный реванш (мятеж боевиков Исмаил-хана в Герате, подавленный силами 17-й бригады Афганской национальной армии, мятеж генерала Дустума в провинции Фарьяб, подавленный силами регулярной армии и национальной полиции) окончились поражением моджахедов и политическим успехом Хамида Карзая.
Именно после разрыва с моджахедами Карзай активизировал деятельность по модернизации национальной армии и укреплению полицейских кадров. Ожившие после поражения 2001 года талибы стали прекрасным поводом для хозяина дворца "Арг" прибегнуть к помощи мирового сообщества по формированию новой афганской армии, способной гарантировать не только "невозврат" Талибана в Кабул, но и удержать в узде строптивых героев "джихада" с советскими войсками и ветеранов борьбы с "яростными муллами".
Другими словами, как и всякая революция, проект западной модернизации Афганистана не избежал системных "революционных болезней" - "пожирания" революционеров "первой волны", перерождения "рыцарей джихада" в банальных взяточников и наркодельцов, озабоченных лишь собственным обогащением, ожесточенной борьбой между собой некогда соратников в войне с радикальными исламистами, попыток заложения основ режима личной власти и "бонапартизации" афганской политической системы.

Всякая революция неизбежно заканчивается "сносом" революционеров и построением более или менее внятной диктатуры. Семилетняя история конструирования западной демократии на афганской земле все настойчивее убеждает в правоте этой простой истины. "Демократическая революция" в Афганистане, начавшаяся с уничтожения диктатуры талибов, менее, чем через семь лет реанимировала среди некоторых высокопоставленных западных политиков и дипломатов уверенность в том, что без новой диктатуры порядок под Гиндукушем невозможен.
Сегодня перед ответственной частью афганского политического класса стоит чрезвычайно сложная задача – сохранить целостность страны, которую пробуют на прочность реанимированные талибы и переживающие очередную "политическую молодость" моджахеды, и обеспечить стабильность родившейся 22 декабря 2001 года новой политической системы – несовершенной, противоречивой, не устраивающей очень многих, но, тем не менее, единственной за всю новейшую афганскую историю политической системы, которая позволяет себя безнаказанно и как угодно критиковать, и дающей простор для практически неограниченных политических инициатив афганской элиты.
Карзай как невроз афганской элиты
Говоря о нынешней афганской политической системе невозможно обойти вниманием фигуру ее главного архитектора. Возможно, Хамид Карзай, с чьим именем ассоциируется эта система, и который начал ее строить семь лет назад, не является идеальным государственным деятелем. Однако, представляется, что "эпоха Карзая" еще не закончилась. И дело не только в еще не состоявшихся президентских выборах.

Любой политик, который пришел бы на смену Хамиду Карзаю, был бы жестче его, более авторитарен и заинтересован в сворачивании демократической части западного модернизационного проекта (тем более, что и на Западе растет число влиятельных сторонников такого сворачивания). Карзай сам сегодня иногда пытается вести себя так, как вел бы его возможный преемник (именно здесь, на наш взгляд, следует искать истоки эпизодических приступов авторитаризма в действиях афганского президента). Однако стратегическая линия дворца "Арг" (назовем ее "доктриной Карзая") будет уже неизменной, независимо от того, остается в нем Хамид Карзай или нет:
продолжение политики "ограничения" моджахедов, их вытеснение на периферию афганской политической жизни,
принуждение пуштунских элит к миру (через модернизацию Талибана – как военными мерами, так и политическими, переговорными стратегиями),
укрепление армии как стержня афганской государственности,
реализация многовекторной внешней политики с сохранением приоритета на сотрудничество с Соединенными Штатами (как с главным военным и финансовым спонсором актуальной афганской государственности).
Рискну предположить, что афганские элиты, несмотря на активное участие в разного рода предвыборных интригах, опасаются поражения Хамида Карзая на предстоящих президентских выборах. Невротическое восприятие фигуры действующего афганского президента вообще характерно для подавляющего большинства политических деятелей в Кабуле: они шарахаются от бескомпромиссной критики карзаевского режима до попыток договориться с хозяином дворца "Арг". И такое поведение не случайно. Ведь кабульские политики знают главное – пределы возможного у Карзая, его слабые и сильные стороны, а также пределы жесткости созданной Карзаем политической системы.
Сегодня это знание используется афганскими политическими деятелями для увлекательной игры в выборы. Однако пока это именно игра – внутри и по законам созданной за последние семь лет карзаевской модели. И поэтому очевидно, что время для новой – аниткарзаевской – революции в Кабуле не пришло.

Андрей Серенко – эксперт Центра изучения современного Афганистана (ЦИСА).
23.12.2008