В тяжелые времена поток денег от мигрантов иссякает

В нищем Таджикистане глубину мирового финансового кризиса измеряют в мешках муки. По крайней мере, так думает Бибисоро Саидова из деревни Тош-Теппа: по-другому пятерых детей не накормить. Ее муж, мигрант, уехавший на работу в Россию, этой осенью перестал получать зарплату. Пока что он грузит мешки сухофруктов в Москве "в долг".

- Иногда я плачу, когда вижу, что у детей нет носков или курток, - говорит она, смешивая обед - суп из воды, хлеба, лука и растительного масла. - Мы все еще надеемся, что ему заплатят.

Финансовый кризис, наотмашь бьющий по развитым странам, только сейчас начинает доходить до самых бедных. И среди них первыми его чувствуют на себе трудовые мигранты, живущие вроде как и там, и здесь.

Этой осенью поток мигрантских денег в развивающиеся страны - в основном он идет в форме денежных переводов - начал иссякать. По данным Всемирного банка, это происходит в первый раз за последние годы, когда его рост измерялся десятками процентов. Пока что это всего лишь замедление, но ожидается, что в 2009 году, когда кризис развернется вовсю, оно превратится в реальное сокращение - от 1 до 5 процентов.

В некоторых странах, впрочем, оно уже наступило. Например, как утверждают экономисты Всемирного банка, в Мексике по итогам 2008 года, скорее всего, объем денежных переводов от гастарбайтеров сократится на 4 процента. А в следующем году самое серьезное сокращение ожидает Ближний Восток и Северную Африку - вследствие замедления экономик стран Персидского залива и Европы.

- Налицо серьезное замедление темпов роста объемов денежных переводов, - отмечает Дилип Рата (Dilip Ratha), экономист Всемирного банка, отвечающий за отслеживание потоков средств, перечисляемых мигрантами.

По его словам, эти потоки сократятся не так сильно, как, например, иностранные инвестиции, но в таких странах, как Таджикистан, которые попали в зависимость от растущего притока мигрантских денег, эффект этого сокращения усилится во много раз. По итогам 2008 года Международный валютный фонд ставит Таджикистан на первое место в мире по доле денежных переводов в экономике - 54 процента.

- Без миграции таджикская экономика теряет устойчивость, она не диверсифицирована, - утверждает Дилип Рата. - Самый важный ресурс, который у них есть - это люди.

Началом этого процесса считается распад Советского Союза, когда заводы закрылись, субсидии из Москвы перестали поступать, и такие деревни, как Тош-Теппа, в 25 милях к северу от Афганистана, были брошены на произвол судьбы. Более 80 процентов населения оказалось за чертой бедности - с доходами менее 2 долларов в день, и таджики начали экспортировать единственное, что у них было - самих себя.

- Государство полностью оставило свое население, - утверждает Пол Куинн Джадж (Paul Quinn Judge), глава центральноазиатской программы Международной группы по предотвращению кризисов (International Crisis Group). - В том, что касается основных потребностей населения - обеспечение людей чистой питьевой водой и теплом зимой - налицо полное бездействие.

Единственным спасением были деньги, которые мигранты посылали домой. Когда Борун, обладатель диплома агронома, в сорок два года впервые поехал работать в Россию, в его стране только что закончилась жестокая гражданская война, и его семья, чтобы выжить, питалась кукурузными кочерыжками. Когда у двух его детей началась малярия, у него не было денег, чтобы положить их в больницу. Местный врач отдал все, что у него было - аспирин и сетки от комаров, - но дети все равно умерли.

- Без этих денег мы все умерли бы, - говорит его мать, 59-летняя Умияви. Как и многие, у кого мы взяли интервью для этой статьи, Борун не сказал свою фамилию. Он боится, что российские власти не пустят его обратно.

Пока нефтяные прибыли были высоки, в российские города потоком текли гастарбайтеры из стран Центральной Азии, Кавказа и Восточной Европы - по некоторым оценкам, их было до 10 миллионов, и с ними Россию считали страной со вторым в мире количеством иммигрантов, по размеру которого она уступала только Соединенным Штатам.

Как и большинство таджиков в России - от 700 тысяч до миллиона, - Борун работал в строительстве. Эта отрасль наиболее сильно пострадала от осеннего кризиса, последовавшего за падением цен на нефть. Боруну, который работал на реконструкции Музея имени Ленина в Москве, задержали зарплату. В ноябре работодатель расплатился с ним сполна, но сразу же его уволил.

- Нам сказали, что все, кто приехал из-за границы, должны уезжать домой, - рассказывает Борун, ежась в тонкой куртке в своем маленьком доме в деревне Ходжа-Дурбод, невдалеке от Тош-Теппы. Тогда, как он рассказал, было уволено около трехсот рабочих, в основном таджики и узбеки.

Экономисты ожидают, что влияние нынешних процессов отразится на состоянии дел на рынках только через несколько месяцев, но тенденция к росту денежных переводов, говорят они, явно прекратилась. По данным МВФ, в Таджикистане их объем вырос на один процент по сравнению с этим же месяцем прошлого года. Для сравнения, в начале этого года рост составлял около 90 процентов.

Для таких семей, как семья Саидовых, это не означает ничего, кроме тихого отчаяния. В регионе почти нет мужчин, как будто идет война, а электричество подают всего на четыре-шесть часов в день, как в Багдаде. Многие дети страдают от истощения: по оценкам ЮНИСЕФ, более трети местных детей отстают в росте от сверстников. У тринадцатилетнего сына Саидовой тело шестилетнего ребенка.

При этом Саидова, как и все новое поколение таджикских женщин, сама по себе менее защищена от нищеты, чем их матери. В Советском Союзе среднее образование для девочек было обязательным, но после его распада число девочек, заканчивавших средние школы, сразу упало на 12 процентов. Сама Бибисоро вышла замуж уже в 14 лет, и теперь ей стыдно занимать деньги у матери на покупку зимней одежды для детей и вазелина, чтобы не трескались руки.

Деньги, которые переводили домой мужчины, давали очень многое: люди чинили крыши своих домов, расширяли жилье - эти деньги обеспечивали основные нужды большей части населения. В годы бума трудовой миграции доля населения, живущего за чертой бедности, снизилась на треть - до 50 процентов. В Ходжа-Дурбоде на деньги мигрантов построили школу - каждая семья внесла в строительство сто долларов и 320 кирпичей. Но пока в школе нет ни учителя математики, ни туалета, и директор боится, что в кризис она не получит ни того, ни другого.

Пока что мигранты не сдаются и не возвращаются домой - что для властей западных стран было бы самой большой головной болью. Они понимают, что появление к северу от Афганистана большого количества безработных мужчин - это потенциальный риск. Тем не менее, все, кого нам удалось опросить за три дня прошло недели, сказали, что будут цепляться за любую возможность получить работу - в особенности если российские власти выполнят свою угрозу и начнут сокращать количество мигрантов.

Впрочем, есть и исключения - например, старший сын Боруна. Когда ему было шестнадцать, он несколько месяцев работал в Москве - собирал металлолом. Это оставило у него настолько неприятные воспоминания, что он, вернувшись в Таджикистан, теперь ездит на велосипеде каждое утро в школу за тринадцать миль - там лучше учат.

- Он увидел, как мы живем, увидел, что нас никто не уважает, - с горечью говорит Борун. - И он не хочет жить, как его отец.

Кэролайн Дрейк (Carolyn Drake),
("The New York Times", США)

25 декабря 2008