Сумерки "старшего брата"
Бывают победы, которых победители стесняются больше, чем побежденные.

Сто сорок лет назад, в 1868 году, вначале между Россией и Бухарским эмиратом, затем между Россией и Кокандским ханством были подписаны мирные договоры. Ими была закреплена одна из самых очевидных побед русского оружия во второй половине XIX века. При минимальных потерях Россия присоединила территорию, равную Германии, Франции и Австро-Венгрии, вместе взятым.

И все же в очевидности этой победы засомневались уже вскоре после нее. "Приобретение Туркестанского края вышло для России делом совершенно случайным и, как неоднократно заявляли наши государственные люди, скорее бременем ложилось на Россию, чем приносило пользу. ... Туркестан даже не колония, ... он не может быть назван ничем иным, как операционною базою; предмет же действий указан Провидением", - писал участник событий генерал Скобелев. Через полвека, в 1913 году, эту мысль повторил известный этнограф Владимир Наливкин. "Наше поступательное движение... в недра Средней Азии... носило на себе отпечаток чего-то стихийного, фатального. Нас влекла сюда та "неведомая сила", которую уместно, быть может, назвать роком, неисповедимой исторической судьбой, ибо мы шли и пришли сюда случайно, без зрело обдуманного плана, без сколько-нибудь разработанной программы наших дальнейших действий".

Чем же было российское завоевание Средней Азии, стосорокалетие которого никем не отмечается в этом году? Волей Провидения, неисповедимой исторической судьбы?

Считается, что толчком к движению в Среднюю Азию было желание "пробиться" к Индии. (О, эта Индия, эти южные волны, дурманившие не одно поколение российских политиков...) Однако - к моменту среднеазиатского похода Индия давно была под британским владычеством, а индусская элита уже начинала говорить на своем знаменитом Hindlish"е. Что же тогда двигало войсками? Инерция? Соблазн занять ничейную землю, пока это не сделали англичане, замешкавшиеся в Афганистане?..

Или имелись экономические интересы? Но ко времени завоевания торговля со

человеческая масса вначале медленно, как в рапидной съемке, потом все быстрее и стремительнее потекла из Узбекистана - в Россиюсреднеазиатскими ханствами составляла всего 5-7% общего внешнеторгового оборота России. Даже позднее - после значительных людских и технологических вливаний в регион - доля Средней Азии в российской, а затем союзной экономике увеличилась не намного. А после распада Советского Союза торговля России с государствами региона возвратилась к доколониальным 5%, а в последние годы была и того ниже.

Правда, возможно, экономика влияла косвенно - через демографию. После отмены крепостного права в селах скопились огромные массы обезземелевших крестьян. И немалая часть их потекла в Среднюю Азию: уже к концу века численность славянского населения в Туркестанском крае превысила 300 тысяч, а к 1917-му достигла 750 тысяч - 10% всего населения края. В конце 1950-х переселенцы из России и их потомки составляли уже пятую часть всего населения Узбекистана. А потом маятник качнулся обратно. Коренное население быстро росло, его плотность в отдельных местах, вроде Ферганской долины, стала "зашкаливать" - тогда как в России, изрешеченной войнами и репрессиями, демографическое давление, напротив, снизилось. И человеческая масса вначале медленно, как в рапидной съемке, потом все быстрее и стремительнее потекла из Узбекистана - в Россию. Распад Союза лишь убыстрил мелькание кадров. Кадр "Продается дом". Сборы, чемоданы, контейнеры. Семена дыни в конверте - в надежде, что прорастут там, в России... Не прорастут.

Но только политикой, экономикой и демографией всего не объяснишь. Было еще нечто, что Лев Гумилев туманно называл "пассионарностью", а еще раньше Николай Бердяев - "русским мессианством". А если воспользоваться более точным - пусть затертым и оболганным - понятием: шла колонизация. "Колонизация", как известно, одного происхождения с термином "культура": оба восходят к латинскому colo - "возделываю". Воля к окультуриванию региона, казавшегося "некультурным", двигала тысячами русских, украинцев, евреев, немцев, переселявшихся на новые территории. И в этом стремлении, как ни парадоксально, наблюдалось единство между "верхами" и "низами" и между царской Россией и Россией советской. Разве что до 1917 года это представление о "бремени белого человека" высказывалось прямее и наивнее - как, например, в этой фразе из заявления Ташкентской городской думы от 15 мая 1888 года: "Уничтожив рабство в среднеазиатских ханствах, существовавшее до появления русских, уполномоченные представители Белого Царя выполнили одну из величайших миссий, возложенных Провидением на европейские государства... Теперь наступил... период вторжения в умственный и нравственный мир этих народов".

Эта великая утопия сбылась - хотя, как и все утопии, далеко не полностью. И не всегда "мирными орудиями" - история ведь вообще дама агрессивная. И, как заметил еще Маркс, - весьма ироничная. Мировой разум лишний раз продемонстрировал свою склонность к парадоксам. Сегодня эти же идеи - нравственности, научного прогресса, экономического развития - повторяются в среднеазиатских государствах уже как собственные, а не привнесенные "колонизаторами", причем со ссылкой на собственное "богатое духовное наследие", большая часть которого была введена в научный оборот и популяризирована как раз русскими и европейскими ориенталистами. Переименовываются "советские" или просто русскозвучащие названия улиц, площадей, однако новые их названия по своему казенному пафосу выглядят еще более "советскими". И прежние памятники заменяются на памятники все той же "соцреалистической" эстетики. Даже ругать проклятый колониальный период местные элиты научились по русским - точнее, советским - учебникам.

Самих русских же становится все меньше. И не потому, что их притесняют - просто перестали действовать те причины, которые на протяжении почти полутора столетий оправдывали их пребывание на этой окраине ойкумены, с ее "белым солнцем", вечной пылью и глинистой водой. Исчезли политические причины - Россия больше не стремится к далеким южным морям, а для геополитического "декорирования" своего присутствия уже не требуется миллионная армия переселенцев - достаточно двух-трех военных баз. Исчезли демографические и экономические причины - маятник качнулся обратно, и следом за русскими потянулись из Средней Азии в Россию уже представители коренных народов - узбекские, таджикские, киргизские трудовые мигранты...

Наконец, исчезли причины культурные. "Европейский", или "колониальный", проект сегодня завершен. У оставшихся потомков русских переселенцев уже нет ни "пассионарности", ни "мессианства" их отцов и дедов, приехавших "осваивать и развивать"; а у коренных народов - того стимула, который прежде заставлял отказываться от работорговли, эмансипировать женщин, внедрять всеобщее образование, строить заводы... Все заметнее разделение на тонкую "европеизированную" прослойку и огромное большинство, погружающееся в доиндустриальный, патриархальный мир, с "пережитками" которого представители вначале Белого, а потом и Красного Царя с такой страстью вели борьбу.

И все же о юбилее российского завоевания Средней Азии стоит вспомнить. Да, как все захваты, оно было сопряжено с насилием и кровью. Да, за присутствием в Средней Азии для России долго будет маячить кровавый призрак Афгана и страх перед пресловутым "исламским фактором". Да, сегодняшние среднеазиатские режимы будут либо обходить тему российской колонизации, либо живописать ее в виде сплошной "эксплуатации и насилия"... Так что юбилея, собственно говоря, не будет. Ни торжеств, ни покаяний, ни детей, возлагающих гвоздики к подножию чего-нибудь бетонно-гранитно-бронзового. Просто дата. Просто повод к размышлению.

Евгений Абдуллаев, писатель (Ташкент)

30.12.2008