Тридцать лет тому назад события 1979 года в Иране, завершившиеся свержением шахской династии Пехлеви и победой исламской революции, дали старт новому явлению мировой политики, известному сейчас как "исламский фактор". Символом возвращения мира ислама в "большую политику" стала провозглашенная 1 апреля 1979 г. Исламская Республика Иран (ИРИ).

В начале XXI века исламский Иран продолжает оставаться носителем мощной геополитической идеи. За истекшие 30 лет Иран заметно расширил географию своего влияния по сравнению с шахским периодом, когда его роль "жандарма на Среднем Востоке" поощрялась США. С военно-экономической точки зрения Иран к началу 2009 года располагал самой сильной экономикой и армией в регионе Центральной Евразии. По оценкам экспертов, Иран сохранит за собой вторую позицию в системе ОПЕК как минимум до 2015 года с 7% производства и экспорта нефти на мировых энергетических рынках. Иран обладает значительным людским потенциалом (72 млн. человек населения), срединным пространством на пересечении стратегически важных транспортных коммуникаций ("новый Шелковый Путь"), великим цивилизационным наследием.

Геостратегия Ирана нацелена на гегемонию в мире посредством исламизации общественной жизни в процессе всемирной исламской революции. Махмуд Ахмадинежад, избранный президентом ИРИ 24 июня 2005 г., заявил о "втором старте" ирано-исламской цивилизации, который был дан исламской революцией. В число главных ориентиров развития Ирана входят: реализация 20-летнего плана социально-экономического развития страны на 2006-2025 гг.; продвижение к обществу справедливости, процветания, здоровья и духовности; воспитание поколения сознательных и компетентных строителей всемирной справедливой власти (хокумат-е адл-е джахани); международная деятельность во благо справедливости, мира и уважения [1, с. 15-16]. Страна, претендующая на статус "глобального регионального лидера" должна участвовать на паритетной основе в реализуемых мировым сообществом проектах глобального масштаба и выступать гарантом безопасности в регионе.

Перед современным руководством ИРИ стоит непростой выбор долговременных стратегических союзников.

В современной Евразии идет процесс формирования нескольких идентичностей, прежде всего:

1) европейской (Европейский Союз, ЕС),

2) арабо-исламской (Лига арабских государств, ЛАГ),

3) ирано-исламской (Иран, Ирак, Ливан, Азербайджан, частично Афганистан и др.),

4) китайской (Китай),

5) индо-буддийской (Индия),

6) тихоокеанской Азии (Ассоциация государств Юго-Восточной Азии, АСЕАН),

7) евразийской (Евразийское экономическое сообщество, ЕврАзЭС, Россия-Евразия),

8) глобальной азиатской (Шанхайская организация сотрудничества, ШОС),

9) азиатско-тихоокеанской (Азиатско-Тихоокеанский форум экономического сотрудничества, АТЭС).

На геополитическом уровне в Западной Евразии выделяется проект экспансии НАТО на Восток. Кроме того, создан "военный навес" с участием США в Центральной Азии (Кыргызстан и Узбекистан), Пакистане, Афганистане и Ираке. При этом новая региональная политика администрации Барака Обамы в регионе, по предварительным данным, не предполагает союза с Россией и ИРИ.

Исторически "Большой Иран" включает в себя Средний Восток и часть Центральной Азии (Таджикистан, Узбекистан, Туркменистан), арабскую Западную Азию и Египет. Тегеран в 1990-х гг. пытался утвердиться в качестве лидера в регионе Центральной Азии (среднеазиатские республики бывшего СССР) и в зоне Персидского залива. Однако созданные региональные организации, например – Организация экономического сотрудничества, оказались неконкурентоспособными в условиях начавшегося процесса глобализации. А в сфере двусторонних отношений Иран, как и Турция, не смог добиться доминирующих позиций, уступив в 2000 годах лидерство Китаю.

Прикаспийское сотрудничество также остается для Ирана потенциальной возможностью из-за нерешенности вопроса о статусе Каспийского моря. Арабские государства зоны Персидского залива предпочитают укреплять Совет сотрудничества государств Персидского залива (ССАГПЗ). Только после падения режима Саддама Хусейна в Багдаде (апрель 2003 г.) перед Ираном открылась перспектива действий на пространстве арабской Западной Азии и его вовлеченность в арабо-израильский конфликт заметно усилилась.

Вместе с тем, Иран с 1979 года перестал входить в число союзников западных демократий и утратил прямые дипломатические отношения Соединенными Штатами. Годы ирано-иракской войны и исламизации "с опорой на собственные силы" только закрепили изоляцию ИРИ на международной арене. В начале 2000-х годов стремительный рост цен на нефть и умелое использование Ираном трудностей, переживаемых США в Ираке и Афганистане дали ИРИ беспрецедентную возможность противостоять США, что прибавляло уверенности действующему рахбару Хаменеи и другим сторонникам жесткого курса. Стоит учитывать и фактор личности А. Хаменеи, который, как и его учитель Р. Хомейни, видит в США воплощенную "глобальную высокомерность". [2, p. 3] Однако пропуск ИРИ в клуб ядерных держав при сохранении Тегераном верности заветам имама Хомейни кажется Вашингтону и его союзникам самоубийственным.

Упорное стремление Тегерана развивать свою атомную программу вызывает нарастающее противодействие со стороны Запада (США, Израиль, Великобритания, Франция, Германия). В начале 2009 года опасность военного столкновения западных держав с Ираном крайне велика. В случае, если эта возможность станет действительностью, Иран рассчитывает на защиту уммы (как государство – носитель исламской власти) и поддержку стран, выступающих за "многополярную глобализацию" (Россия, Китай, страны Латинской Америки и др.), но реально пока может полагаться только на свои силы и поддержку части мирового общественного мнения. Это может оказаться недостаточным.

Иранцы надеются, что в условиях финансового кризиса США не начнут очередную войну, но не исключено и обратное: в Вашингтоне решат, что "война все спишет", а новые военные расходы помогут американской экономике выбраться из кризиса.

В отличие от американцев европейские эксперты говорят о том, что, увлекшись подавлением иранской программы мирного атома полного цикла, Запад "потерял Иран". Возможно, Евросоюз в условиях ослабления мощи США предложит Ирану политику разрядки (détente) или политику партнерства, но при этом четко заявит, что результатом любой иранской атаки на Израиль станут немедленные меры военного характера. В любом случае Тегеран должен дать ясные гарантии не нанесения ядерного удара по Израилю, руководство которого всерьез озабочено такого рода угрозой. Впрочем, не меньшее психологическое давление испытывает и иранское руководство; не исключено, что ракетные удары Хамас по Израилю зимой 2008-2009 гг. стали мерами превентивного характера в ответ на слухи о готовящемся военном нападении США на Иран до инаугурации президента Б. Обамы.

Правящее религиозное руководство ИРИ стремится избежать военного столкновения с Америкой, поскольку во всех остальных сценариях – с Россией, с США, с Китаем, с Европой или без них – Иран имеет шанс повысить свой международный ранг. Сегодня в военно-политическом отношении Иран – доминирующая держава в Центральной Евразии (без учета России), безусловный лидер на Среднем Востоке, один из ключевых игроков в Центральной и в Западной Азии. Поэтому Тегеран пытается выиграть время за счет активной региональной политики, сочетающей элементы традиционного для Ирана стремления к доминированию в регионе и панисламского лидерства. Именно поэтому иранская региональная политика имеет глобальное измерение, а складывающиеся альянсы выходят далеко за рамки Среднего Востока. Так, оценивая усилия Тегерана, наблюдатели сделали предположение о складывающемся стратегическом альянсе на Ближнем Востоке по оси Багдад – Тегеран - Сирия. При этом борьба за Ирак рассматривается в Тегеране как многофакторный стратегический процесс в противостоянии с Соединенными Штатами, строящими однополярный мир.

Так или иначе, запасы энергетических ресурсов и географическое положение делают Иран центральной мишенью современных геоэкономических войн.

***
На южном фланге Иран стремится к более тесному взаимодействию с Индией. Одним из принципов стратегии Индии в Центральной Евразии является противодействие силам политического ислама и международного терроризма. Фактически в Центральной Евразии материализуется тенденция к достижению "тройственного согласия" Индии, Ирана и России, союз которых способен сдержать геоэкономическую и геополитическую экспансию Китая в регионе.

Намечающийся союз между Ираном и Индией опирается на геоэкономические соображения (энергетическая безопасность, газопровод Иран – Пакистан - Индия, МТК "Север - Юг") и может быть развернут в любом направлении. Иран готов к широкому сотрудничеству с государствами региона. Значительную роль в сближении элит Центральной Евразии с Ираном играет последовательное стремление последнего стать одним из региональных центров торговли энергоресурсами (нефтью и газом) и транспортно-энергетической интеграции.

Европа в не меньшей степени вынуждена учитывать ключевую роль Ирана в вопросе энергетической безопасности. Парадокс ситуации заключается в том, что задача уменьшения европейской зависимости от поставок российского газа является одной из основных в трансатлантической политике Вашингтона, и решить ее без участия Ирана невозможно. Выбор за Тегераном – получить пропуск на Запад через проект Набукко или реализовать идею "Энергия Азии" с участием России, Китая, Индии, Пакистана, стран Центральной Азии. Здесь пример планирования будущего мира дает Китай, активно выстраивающий свою систему энергетической безопасности от Каспия до Японии, невзирая на имеющиеся политические проблемы.

Можно предположить, что именно Китай станет пространством, одновременно соединяющим Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) с внутренними районами Азии и формирующим особое "континентальное" хозяйство (в противоположность "морской" экономике). "Речная" экономика способна стать здесь важным связующим звеном. Отметим, кстати, высокую долю водного транспорта в китайском хозяйстве: на него приходится почти две трети всего грузооборота. Соответственно, развитие транспортной инфраструктуры, соединяющей других членов ШОС и СНГ с Китаем, следует рассматривать как долгосрочную стратегическую задачу. Это касается всех видов транспорта, перевозок как грузов, так и пассажиров. Внутренние водные пути России могут сыграть важную роль в решении этой задачи. Со строительством трансиранского канала и канала между Каспийским и Азовским/Черным морем в Евразии появится трансконтинентальная глубоководная транспортно-энергетическая система.

Тегеран прекрасно понимает, что находится между Китаем и Европой, между Америкой и Россией. То же понимают и в странах Центральной Азии.

России есть, что терять в случае исчезновения с карты мира Ирана – последнего острова стабильности в Центральной Евразии: на новый уровень выйдут международный терроризм и наркобизнес, тлеющие межэтнические и ресурсные (водные) конфликты, религиозный экстремизм, будет сломан процесс региональной интеграции и модернизации.

У России и Ирана есть исторический шанс совместного участия в формировании новой модели регионального взаимодействия. При этом речь не идет о геополитическом союзе двух стран (слишком велики политические риски), хотя этот сценарий дал бы России контроль над значительной частью иранского "большого пространства", от Средиземноморья до Афганистана и Центральной Азии включительно. Россия идет путем нового регионализма, когда государства, заинтересованные в более глубоком сотрудничестве с ней могут работать в иных формах и на иных условиях, чем все остальные. Стержнем интеграции на пространстве СНГ является ЕврАзЭС, который динамично развивается и в рамках которого к 2010 году должен возникнуть Таможенный союз России, Беларуси и Казахстана. Параллельно идет работа по формированию Единого экономического пространства. Задача дня – создание первого конкретного успешного интеграционного проекта. Здесь тоже есть поле для развития отношений с Ираном, но в отдаленной перспективе. В то же время Иран и Россия, в условиях возрастания в XXI веке значимости континентальной матрицы Великого Шелкового пути, не могут реализовать друг без друга континентальные геоэкономические проекты.

С одной стороны, все прикаспийские государства, не имеющие выхода к морю, объективно заинтересованы в строительстве максимально возможного числа альтернативных транспортных коридоров. С другой стороны, в среднесрочной перспективе, в странах ШОС (Китай, Россия и др.) ожидается усиление региональной интеграции внутреннего рынка и рост внутренних перевозок. Важнейшим условием экономического роста новых районов (центров перспективной разработки природных ресурсов и т.п.) станет обеспечение их транспортной доступности и включенности в общетранспортное сотрудничество. В этих условиях опережающее расширение географии и спектра транспортных услуг должны стимулировать быстрый экономический рост на высокотехнологичной и инновационной основе в сопряженных с международными/региональными транспортными коридорами районах.

Однако, возможно, существует и более глубинное основание для российско-иранского стратегического партнерства. Можно отметить определенную синхронность циклов исторического развития России и Ирана. Вот уже более ста лет две страны идут как бы параллельными курсами. Так, в начале XX века синхронно произошли революции в 1905 году, затем русский царь и персидский шах в 1906 году даровали своим народам Конституцию, и каждый по три раза разгонял свои парламенты (Госдуму и Меджлис). После революционных событий 1917 г. в России обе страны переживали сложные времена гражданской смуты, которые завершились почти одновременно. 16 ноября 1920 г. Москва получила известие о ликвидации Южного фронта и фактическом завершении Гражданской войны, а спустя три месяца (21 февраля 1921 г.) в Тегеране персидские казаки привели к власти будущего Реза-шаха (с 1925 г.). Далее, в середине 1930-х гг. по странам прокатились репрессии. В 1943 году судьбы мира решались на Тегеранской конференции. В 1953 году произошла кардинальная смена руководства двух стран. В 1964 году был снят Н. Хрущев, а аятолла Р. Хомейни был выслан шахом в Турцию из Ирана. В 1989 году советские войска покинули территорию Афганистана, а в 1988 году закончилась ирано-иракская война.

К 2009 году судьбы Ирана и России снова переплелись на новом витке истории. Принятые в Москве и Тегеране национальные стратегии нацелены на обеспечение лидерских позиций в условиях многополярного мира. В сфере внешней политики иранское руководство постепенно отказалось от характерного для 1980-х гг. прямолинейно-агрессивной реализации принципа "экспорта исламской революции". Усилиями Тегерана в международный диалог была внесена новая гуманистическая составляющая – пятый президент ИРИ М. Хатами (1997-2005 гг.) выступил с инициативой "диалога цивилизаций и культур", что получило поддержку и признание ООН, а затем мировому сообществу была предложена "дипломатия справедливости" шестого президента ИРИ М. Ахмадинежада.

Среди отмеченных вариантов интеграции с участием России и Ирана наиболее привлекательным выглядит сотрудничество в рамках региональной организации нового (глобального) типа - Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), членами которой являются Казахстан, Китай, Киргизия, Россия, Таджикистан и Узбекистан. В число стран-наблюдателей ШОС входят также Индия, Иран, Пакистан и Монголия. Эта организация объединяет вместе с наблюдателями большую часть населения планеты и 3/5 территории Евразии, а ее пространство непосредственно граничит с пространством "Большой Европы".

Складывающуюся евразийскую конфигурацию и направленность деятельности ШОС определяют совместные стратегические проекты. В начале XXI века они, прежде всего, связаны с возникновением новых маршрутов в трансконтинентальных перевозках ("Транссиб", "ТРАСЕКА", "Север - Юг", "Север - Север", "Западный Китай – Западная Европа" и др.).

Имеющиеся данные позволяют увидеть перспективный каркас будущей транспортно-экономической системы на пространстве ШОС. Пространство прогнозируемого Нового Евразийского пояса роста смещено на север и имеет сопряжения с основными меридиональными маршрутами Внутренней водной системы России. Это регион Кемерово – Красноярск – Новокузнецк – Братск - Кызыл – Северо-Запад Китая. Дополнительная грузовая база перевозок из России может быть оценена с учетом развития водного транспорта: в страны Восточной Азии – в 2,5 млн. тонн (металлы, лес, кокс, контейнеры), в страны Европы – 7,2 млн. тонн (алюминий, лесные грузы, нефть и нефтепродукты), в страны Европы Северным морским путем – 4 млн. тонн.

Стратегической задачей программы ШОС в сфере транспорта и транзита стала бы выработка континентальной парадигмы транспортно-экономической деятельности в XXI веке на пространстве Евразии.

В глобальной повестке дня для России и Ирана стоят проблемы не только транспорта или туризма. Это также единая, в том числе атомная, энергетика, работа в области биотехнологий, медицины, экологии, освоения космоса, решение демографических проблем, обеспечение стабильности и безопасности. Все это естественные сферы приложения не только коммерческих интересов, но и стратегических разработок, для чего нужны постоянные комплексные исследования, проводимые на коллективной основе.

ЮРТАЕВ Владимир Иванович - член Европейского общества иранистов, кандидат исторических наук.

______________________
[1] Программа девятого Правительства. Секретариат Совета по информации Правительства, 23.07-22.08.2005 г. (Барнаме-йе доулат-е нохом. Дабирхане-йе шоура-йе эттел`а расани-йе доулат. Мордад 1384). // http://www.president.ir/fa/ (на перс. яз.)

[2] Карим Саджадпур. Аятолла Хаменеи: Высший руководитель / Pro et Contra, июль – август, 2008.
23.01.2009