О.Реут: США на постсоветском пространстве. Базовая цена - не цена базы 07:59 17.02.2009
США НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ. БАЗОВАЯ ЦЕНА – НЕ ЦЕНА БАЗЫ
Экономизация современных международных отношений проявляется, среди многих других вещей, в изменении языка, используемого в медийном и политическом дискурсах. В условиях глобального финансово-экономического кризиса возникает соблазн сделать и следующий шаг – легкое движение вниз – до уровня торгашества и выторговывания. Дискурс в таких условиях начинает активно впитывать занятные конструкты: "базовая цена", "наценка", "обмен на деньги", "финансовое урегулирование спора", "контрольный пакет". Заголовки сообщений в средствах массовой информации фиксируют: "Бакиев везет в Москву дорогой подарок", "Ракеты, деньги и союз", "База в обмен на деньги", "Любовь за деньги", "Кредит в антиамериканских долларах", "Россия выселила американцев из Киргизии", "Россия потратится на соседей".
Базовая цена "Базовая" новость звучит следующим образом: "Правительство Киргизии приняло решение об окончании срока пребывания американской военной базы в Манасе. Об этом сообщил президент Киргизии Курманбек Бакиев на пресс-конференции, состоявшейся в Москве по итогам его встречи с президентом РФ Дмитрием Медведевым". История с чередой слухов, домыслов и взбросов взаимосопряженных инфоповодов о выводе авиабазы с территории Киргизии получила "пиковое" продолжение. "Базовый" инстинкт подталкивает расценить именно такое развитие ситуации как позиционное поражение США и определенный успех России в Центральной Азии.
Конечно, выдворение базы, тем более увязываемое с получением денег от четвертой стороны, довольно неприятно для американской администрации. Четвертой стороной следует определить Россию, так как первой выступает сама Киргизия, второй – США, а третьей – пара "Пакистан-Афганистан". Перечисление данных сторон оправдано, однако, только в категориях государство-центристских международных отношений. Т.е. такой традиционной конфигурации мировой политики, в рамках которой действуют и взаимодействуют исключительно государства. Но современное мироустройство, как известно, "выталкивает" в ряды ведущих политических акторов внетерриториальные структуры. Такие как "Талибан".
Рассматривая складывающуюся ситуацию под новым углом зрения, представляется корректным и порой необходимым апеллирование к противостоянию сил международной антитеррористической коалиции и сетевых, надтерриториальных организаций, для которых суверенитет выступает лишь абстракцией, излишне препятствующей построению глобального халифата.
Противостояние в его современном "прочтении" началось уже несколько десятилетий назад, но Нью-Йоркские события 11 сентября 2001 года послужили демонстрацией принципиально нового "качества" конфликта. Сеть нанесла неожиданный и предельно чувствительный удар по суверенитету, по империи, по системе "морального лидерства" и кажущегося совсем недавно неоспоримым "преимущества демократии и рынка".
Считается, что военные базы США появились в Киргизии и Узбекистане в результате неких неформальных договоренностей между президентами Владимиром Путиным и Джорджем Бушем-мл. осенью 2001 года. Как выяснилось впоследствии, стороны оценивали это событие довольно по-разному. Федор Лукьянов: "Россия, с ее собственной точки зрения, сделала огромный шаг навстречу недавнему стратегическому противнику, позволив его вооруженным силам разместиться в своем "мягком подбрюшье" (точнее сказать – не препятствуя такому размещению). Условий не выдвигалось, однако подразумевалось, что жест будет оценен по достоинству. Соединенные Штаты, со своей стороны, восприняли действия Москвы как нечто само собой разумеющееся. Во-первых, руководителям, наподобие Дональда Рамсфелда и Дика Чейни, Россия вообще представлялась тогда чем-то малозначительным, куда большие усилия были направлены, чтобы привлечь на свою сторону арабские страны, Пакистан или Узбекистан. Во-вторых, в духе "битвы с мировым злом", объявленной Джорджем Бушем после терактов 11 сентября, вознаграждения за поддержку "сил добра" не предполагалось, поскольку противостояние "врагу человечества" воспринималось как всеобщее благо".
Даже если предположить, что ситуация развивалась именно таким образом, то совершенно непонятно, что могло измениться в последнее время, что в свою очередь вызвало необходимость корректировки ситуации. Более того, Афганистан стремительно становится войной Обамы. Семь лет назад эта страна была номинирована в качестве территории, политический режим над которой был "ответственным" и "виновным" за предоставление условий жизнедеятельности для врагов Америки и всего Запада. Афганистан был объявлен пространством, откуда исходит глобальная террористическая угроза. Теперь же Афганистан становится главным региональным конфликтом. Президенту США Б.Обаме нужен реально воспринимаемый успех как доказательство способности обеспечить безопасность западной цивилизации. Причем принципиально важно добиться не просто урегулирования (такая задача для него стоит в беспокойном Ираке), а именно эффектной военной победы над международными террористами и транснациональными радикалами.
Очевидно, что у столь благой цели не должно быть оппонентов в лагере тех демократизируемых стран, что готовы извлекать долгосрочную ренту от декларирования своей многовекторной внешней политики. Киргизия – именно такая страна. Президент К.Бакиев не способен в ситуационных условиях финансово-экономического кризиса просто раз и навсегда исключить из арсенала прагматичной дипломатии измерение под условным названием "благосклонность в отношениях с Западом". Давая понять Вашингтону, что американцы являются лишь гостями и, в принципе, как бы пора всем домой, К.Бакиев вступил на путь очередного противопоставления интересов и ценностей.
С позиций совпадения интересов можно заключить, что ни США, ни Киргизия, ни Китай, ни Россия не желают возвращения талибов к власти. Тогда почему Киргизия намеревается выгонять "Манас" – самое важное на сегодня звено в логистической цепи поставок грузов и людей в воюющий Афган? Почему Россия подталкивает Киргизию к этому шагу, в том числе и используя тяжелое экономическое положение этой центральноазиатской страны? Почему Китай отмалчивается, полагая, что антитеррористическая солидарность не конвертируется во взаимовыгодные политические и экономические условия?
С позиций совпадения или несовпадения ценностей антитеррористический дискурс "распадается" на два направления. С одной стороны, Запад пропагандирует идею, в соответствии с которой демократизация и выращивание устойчивых демократических институтов, пусть и с суверенными особенностями и странностями, должны способствовать соблюдению национальных интересов в сфере безопасности. С другой стороны, борьба с терроризмом ведется, прежде всего, в общественном сознании, в умах граждан. А это значит, что традиционный, вестфальский суверенитет в системе современных угроз и вызовов более не представляет собой эксклюзивную или некую универсальную ценность. Под знамена "борьбы с террором" должны вставать абсолютно все, даже если ответ на вопрос "Можно ли победить в этой борьбе?" остается до сих пор открытым.
Ситуация, конечно, усложняется еще и тем, что на очевидный запрос на формирование и формулирование российского Проекта будущего Москва отвечает только готовностью предоставлять странам Центральной Азии политически "придавленные" финансовые средства. Для Америки, таким образом, российская зацикленность на проблеме суверенитета выглядит в лучшем случае проявлением ущемленного национального самолюбия, в худшем – прикрытием для почти авторитарного режима, не желающего допускать международного контроля над состоянием процесса демократизации в стране и в регионе.
Именно поэтому, выступая 7-го февраля на мюнхенской конференции по безопасности, вице-президент США Дж. Байден напомнил: "Наши российские коллеги неоднократно нас предупреждали об опасности "Талибана". Сегодня НАТО и Россия могут и должны сотрудничать в сфере урегулирования ситуации в Афганистане".
Получается, что Москва чуть вызывающе демонстрирует, что для практического взаимодействия с центральноазиатскими государствами необходимо прежде договориться с Россией. Вашингтон же откровенно не понимает, о каких иных договоренностях кроме безоговорочной поддержки антитеррористической коалиции можно вообще говорить.
Цена базы Сейчас США платят Киргизии за размещение базы 17.5 млн. долларов США в год (с учетом оплаты услуг аэропорта и заказов местным подрядчикам фактическая сумма компенсации составляет более 60 млн.), но руководство страны постоянно вело переговоры об увеличении суммы компенсации. Решение России предоставить Киргизии кредит в размере 2 млрд. долларов США и оказать безвозмездную помощь в размере 150 млн. долларов США вроде бы задает другой порядок цифр. При внешнем долге около 3.5 млрд. долларов США помощь России является предельно значимой.
Известно, что прямое финсодействие формируется из 1.7 млрд. инвестиций на строительство Камбаратинской ГЭС и покупку инженерно-технического оборудования, а также из сверхльготных 300 млн. в качестве собственно кредита (ставка – 0,75% годовых, срок – 40 лет, отсрочка начала выплат – 7 лет) на поддержание устойчивости национальной системы финансирования. Кроме кредита Москва полностью намеревается списать киргизский долг в размере 180 млн. долларов США при условии, что 48% акций предприятия "Дастан", производящего морское оружие и подводно-технические средства специального назначения, достанутся России.
При этом наиболее вероятен вариант, когда американская база еще продолжит существовать два-три десятка месяцев – до тех пор, пока не будут созданы благоприятные условия для ее аккуратного переноса в Узбекистан или Таджикистан. Последний вариант – большая для России неприятность. Или "неожиданность, вызывающая крайнюю обеспокоенность", - так формулировали бы мидовцы.
Представить такой расклад, например, год назад было бы чрезмерно самоуверенно для любого международника, специализирующегося на анализе прикладных инструментов влияния Соединенных Штатов на постсоветском пространстве. Но год назад было так же практически невозможно представить, что Россия в форсированном режиме признает независимость Южной Осетии и Абхазии. Год назад было затруднительно представить, что, например, Узбекистан приостановит членство и выйдет из Евразийского экономического сообщества. Ведь казалось, что формула "Россия пытается переиграть концовку холодной войны и играть на равных с партнерами на Западе" начинает приобретать некоторую убедительность.
Большие кредиты заставляют идти навстречу. Но международные отношения – отношения по своей природе куда более властные, чем сугубо экономические. В условиях системного сбоя в сложившейся финансовой архитектуре получение экономических "пряников" в форме стабилизационных кредитов довольно приятно. Но сама по себе ситуация развращает центральноазиатские страны, так как система "пряников" не подразумевает никакого интеграционного сосредоточения. Только борьба с актуальным кризисом.
Получается, что отмеченная в самом начале статьи экономизация международных отношений все-таки "мигрирует" в направлении довольно примитивного торга. Ситуация усугубляется тем, что во всех центральноазиатских странах в условиях отсутствия развитого гражданского общества квазисредний класс будет готов поддержать более антилиберальные и антидемократические альтернативы нынешним режимам. Особенно если к этому варианту будет активно подталкивать Китай, который до сих пор был категорически против варианта агрессивного расширения американского пространства влияния в регионе. Пекин имеет собственные интересы в Центральной Азии и прекрасно осознает, что непосредственное присутствие американцев как носителей антиавторитарных ценностей и норм может серьезно изменить весь баланс сил. Не только в сфере финансово-кредитной кооперации, но, например, в области обеспечения энергобезопасности или управления транспортно-логистическими потоками.
В этом смысле истинная цена базы "Манас" – касается это аренды, повышения размера компенсации или сокращения издержек от проанонсированного вывода – не определяется суммами, оговоренными кредитно-стабилизационными соглашениями. Цена базы – частность и условность. Цена базы не предопределяет величины базовой цены за изменение взаимоотношений Киргизии и США. И основная проблема формулируется следующим образом.
Президент К.Бакиев уверовал, что Россия, на самом деле, готова потратиться на соседа. Но сугубо экономические соотношения доходов-расходов никогда не определяли взаимоотношения США и России. Для этой пары существует только политика. Нет такой цены, в ее долларовом или рублевом исчислении, за которую Москва согласится не настаивать на выдворении американцев из Манаса. Нет такой цены, за которую Вашингтон согласится отказаться от центральноазиатского плацдарма и северного тылового обеспечения в грядущей войне с афганскими террористами.
Несмотря на то, что обе стороны предпочитают артикулировать тезисы о прагматизме и даже меркантилизме, для взаимоотношений США и России соотношение прибылей и издержек абсолютно не актуально. А вот то, что Киргизия решила оппонировать "всеобщему благу" противостояния "Талибану", ограничив или полностью отказав в предоставлении доступа к инфраструктуре, не останется незамеченным. И Вашингтон, и Пекин, и Кабул сделают все необходимые выводы.
Москва будет полагать, что решение Киргизии является выбором стратегического партнера. Вашингтон будет знать, что для стран Центральной Азии более мягкое продвижение повестки дня о совпадении ценностей и интересов следует сопровождать параллельным обсуждением щедростей.
Базовая цена взаимоотношений Киргизии и США чуть подросла, но американский тезис "Россия может быть приглашена к сотрудничеству, но не должна иметь права вето" остался неизменным. За конъюнктурный отказ нести ответственность за собственную позицию в борьбе с главным очагом международного терроризма и наркопроизводства К.Бакиев будет вынужден заплатить сам. Исключительно внутриполитическую цену. Ведь в реальной политике цена – не аристотелевская категория обмена и не марксова оценка затрат труда, а денежная характеристика блага.
ОЛЕГ РЕУТ, Сотрудник Центра им. Никсона, Вашингтон, США (2007 г.), Петрозаводский государственный университет
16 февраля 2009 г.
|