АФГАНИСТАН: "НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ"

ПОЧЕМУ ГЛАВАРЬ БАНДЫ СТАЛ МАЙОРОМ АФГАНСКОЙ АРМИИ

В последнее время события в Афганистане все чаще освещаются в средствах массовой информации. При этом отмечается, что войска НАТО, принимающие участие в военной операции по установлению "истинной демократии", терпят неудачи. Растут потери среди "миротворцев", крупные военные успехи остались в прошлом. Зато неточные огневые удары ведут к жертвам среди мирных жителей, что вызывает волну народного негодования и сопротивления. В итоге контроль над территорией Афганистана войсками НАТО носит призрачный характер, а официальное правительство Афганистана не пользуется поддержкой не только в южных, но и в северных, традиционно лояльных областях.

Несмотря на военные действия, мелкая торговля на улицах афганских городов не прекращается.

Фактически войска НАТО не сумели стать созидательной основой для мирного развития страны, а превратились в обыкновенных оккупантов, которые ненавистны коренным жителям, и скорее всего их ждет участь английского экспедиционного корпуса XIX века, то есть полное изгнание. Мы часто говорим об афганцах, их борьбе против захватчиков, о нравах и традициях этой страны. А кто же эти люди, сумевшие встать на пути натовских военных с их суперсовременной техникой (от пропаганды на канале "Дискавери" аж дух захватывает). Что ими движет, чем они руководствуются? Хочу поделиться своими наблюдениями, причем не в виде аналитической справки о нравах и обычаях народов мира, а в рассказе о судьбе одного человека. Выводы сделает сам читатель.

История эта произошла в небольшом уездном центре провинции Бадахшан - кишлаке Кишиме, расположенном на середине пути от города Кундуза до Файзабада - центра провинции. Здесь, в Кишиме, располагался небольшой гарнизон Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Это был маленький островок, окруженный минным полем и колючей проволокой, перерытый траншеями полного профиля, землянками для солдат и офицеров. Только штаб располагался в маленьком каменном домике, который вместе с небольшим садом остался в наследство то ли от английской, то ли от французской метеостанции.

В гарнизоне нас было немного: семнадцать офицеров и прапорщиков и около двухсот солдат - третий мотострелковый батальон отдельного полка армейского подчинения. Тут же располагались приданные силы и средства - танковый взвод, минометная и глубинная батареи.

Кроме нас в Кишиме находился пехотный батальон афганской армии, поддерживающий уездную правительственную власть. Мы располагались на окраине, в полукилометре от кишлака, а они - почти в центре, в старом глиняном здании.

Командиру афганского батальона Пахлавану на вид было лет 40-45, он всегда носил военную форму. Блекло-коричневого цвета, она как бы сливалась с цветом его лица. Коренастый, крупный для афганца мужчина, он был ловок и силен, легко мог подняться на небольшую высотку, перепрыгнуть через глиняный дувал.

Пахлаван был всегда замкнут, немногословен. Чувствовалось, что что-то его тяготит, хотя внешне он старался выглядеть невозмутимым. Вместе с нами его батальон принимал участие в боевых операциях против душманов. Сам он часто приходил в штаб и после небольшого совещания с комбатом указывал цели, по которым необходимо нанести удар "тупчи", то есть нам, артиллеристам.

Не скажу, что сарбозы Пахлавана воевали успешно и доблестно за идеи апрельской революции: что можно было ожидать от заурядного пехотного батальона, отмобилизованного по окрестным кишлакам почти силком?

Наоборот, нам казалось, что через них уходила информация о готовящихся против душманов совместных операциях, вследствие чего последние теряли внезапность. В бою приходилось видеть, как после неудачного столкновения с противником наши соратники, скинув сапоги и калоши, бросив нехитрые пожитки, босиком убегали за наши боевые порядки. Оттуда они открывали беспорядочную стрельбу вверх, в стороны, иной раз и по нам, что выглядело и нелепо, и бестолково. Да и сам Пахлаван редко выходил лично руководить операцией.

Но все-таки они воевали. Воевали и гибли, не имея ни обезболивающих уколов под рукой, ни госпиталя за спиной. Поразительное впечатление оставляло поведение афганцев: даже с тяжелыми ранениями они не кричали, только стонали. Молча, с завидным мужеством они терпели боль. Наш гарнизонный медик не особо-то мог им помочь - не имел права тратить на афганского сарбоза никакого более или менее ценного лекарства: не спишешь ведь потом, да и своим может не хватить. Имея за плечами богатый практический опыт, он оказывал им посильную помощь: перевязывал, вынимал осколки без наркоза, обрабатывал раны антибиотиком, а они покорно терпели, ждали своей очереди.

Каково же было мое удивление, когда я узнал, что Пахлаван в прошлом был главарем банды человек под триста, а костяк афганского батальона и есть его бывшая банда. Более того, оказывается, в начале восьмидесятых он принимал участие в разгроме нашего разведывательного батальона. Все мы знали об этой неудачной операции. Тогда наши разведчики из Кундуза высадились вертолетами в районе кишлака Хушкадара. Они заняли оборону, окопались и сделали попытку на следующий день пройти в горный район. Неизвестно, какое у них было задание, каковы были цели операции. Известно только, что и тогда там был укрепрайон душманов, госпитали, пересыльные пункты мятежников, в общем "партизанский край".

Удача покинула разведчиков с самого начала. Они попытались подняться в горы скрытно, по ущелью, не блокируя постами соседние высоты. Впереди, как положено по уставу, был головной дозор, за ним - походная застава, дальше - главные силы. Но закон войны гор совсем другой: кто выше всех, тот всех и "мочит". Пропустив в ущелье первую роту, мятежники открыли губительный прицельный огонь с окружающих господствующих высот. Их стрелки обладали удивительно зорким зрением: по антеннам переносных радиостанций определяли группы управления, а в них - по одежде - офицеров, расстреливали их, потом переносили огонь на бойцов. Вторая рота, увидев бедственное положение авангарда, решительно кинулась на помощь, но и ее в считаные минуты постигла та же участь. Третья рота, понеся потери, уже к вечеру с трудом отошла в долину и заняла оборону. Всю ночь взлетали осветительные ракеты, звучали автоматные очереди и рвались гранаты. Наутро прилетели вертолеты и забрали оставшихся в живых...

Видимо, эта операция и многие другие были проанализированы нашим Генштабом. В последующем было распространено закрытое письмо ЦК КПСС, адресованное офицерскому составу. В нем говорилось о пагубности наших шаблонных действий и о недопустимости гибели личного состава. Когда зачитывалось это письмо, я учился на последнем курсе артиллерийского училища. Мы сидели в клубе. Нам мерещились скалистые горы, обрывы, палящее солнце, бородатые басмачи в пестрых халатах. Я не мог себе представить, что судьба сведет меня через несколько лет с одним из басмачей, причем мы окажемся с ним по одну сторону баррикад...

Днем - мирный торговец, ночью - моджахед.
Фото из архива Бориса ПАВЛОВА

Надо сказать, что душманские банды по своему составу, целям и методам ведения войны были неодинаковы и очень разношерстны. Например, в уезде Кишим действовала крупная банда Вадуда. Была банда Федула - двадцать-тридцать минеров, которые изготавливали мины, фугасы, другие взрывчатые устройства. Взрыв самодельного фугаса подбрасывал многотонный танк, как спичечный коробок. Что интересно, мины они ставили по заказу за плату, неважно, против кого. Был последователь Робин Гуда, некий Джелал, который помогал бедным и не воевал с "шурави".

Пахлаван воевал против нас, взаимодействуя с другими бандами. А стал он командиром пехотного батальона и майором афганской армии при следующих обстоятельствах.

Вадуд решил объединить под своим командованием разрозненные отряды. С более мелкими группами разговор был недолгий, но Пахлаван, командир крупного отряда, заупрямился, не захотел подчиняться. Тогда Вадуд решил для начала "перекрыть ему кислород": оружие и боеприпасы, деньги и медикаменты, которые поступали из Пакистана, стали все реже и реже доходить до Пахлавана. Он стал на совещаниях полевых командиров возмущаться, не желая понимать, в чем дело. И Вадуд решил особенно жестоко наказать упрямца в назидание другим строптивым.

Воспользовавшись отсутствием Пахлавана в родном кишлаке, вадудовские бандиты за одну ночь вырезали всех его родственников, даже самых дальних. Зверски была убита и его семья: жене отрезали голову и даже трехмесячного младенца в колыбели не пощадили. В живых остались немногие: те, кого по разным причинам не было в кишлаке. Узнав об этом, Пахлаван за одну ночь поседел и решил отомстить своему теперь кровному врагу, бывшему союзнику. Выход у него оставался один: вместе со своим отрядом перейти на сторону правительства. Он стал самым активным нашим союзником, потому что так, как воевали "местники", у афганцев не воевал никто. Они воевали не за теоретические убеждения, не за денежное вознаграждение. Они мстили за убитых родственников, цель была одна - смерть врага.

Пахлаван часто приходил в гарнизон, передавал сведения о душманах, их складах, планах, о которых узнавал от своей агентуры в базарные дни по пятницам. Мы наносили артиллерийские удары по целям, которые он указывал. Среди этих целей то и дело фигурировали центры того или иного кишлака. Особенно доставалось Вакши - родине Вадуда. Мы просили указывать конкретные места - ведь при обстреле могут пострадать мирные жители. Пахлаван на это мрачно замечал, что там нет мирных жителей - все душманы. "А старики, женщины, дети?" - возражали мы. Пахлаван становился еще мрачнее и отвечал, что если мы не вырежем их, то они вырежут нас.

Наши войска были разбросаны вдоль пыльных афганских дорог небольшими гарнизонами. Мы сидели в этих гарнизонах-крепостях прочно, наладив свою жизнь и неприхотливый быт. Выбить нас оттуда было практически невозможно: минное поле вокруг, траншеи в полный рост, блиндажи. Сообщение осуществлялось только вертолетами. Афганские посты располагались рядом с нашими, и Пахлаван по долгу службы периодически проверял их. Однажды, когда он находился на посту километрах в тридцати от нас, ему пришла радиограмма из штаба афганского полка с требованием срочно прибыть в Кишим, в штаб своего батальона. Пахлаван ответил, что первым же вертолетом отправится на место. Однако как раз в эти дни вертолеты не летали: перевалы закрыло облаками. В повторной радиограмме предписывалось убыть немедленно, в противном случае ему грозит трибунал. Кстати, насколько мне было известно, обстановка в Кишиме была самая обычная и необходимости в срочном прибытии Пахлавана не было. Но делать было нечего, и Пахлаван той же ночью вместе со своими телохранителями тайно вышел в путь. Им оставалось пройти каких-нибудь 3-4 километра, полчаса-час скорой ходьбы, когда они нарвались на засаду. Очевидно, все было задумано заранее, и трагический спектакль разыгрывался по хорошо спланированному сценарию.

Рано утром нас разбудила ожесточенная пальба в горах, совсем рядом с гарнизоном. Склоны пологих гор в лучах утреннего солнца были видны особенно хорошо: группы сарбозов на расстоянии казались муравьями. Прильнув к окулярам дальномера, я увидел, как упал афганский офицер, к нему кинулся солдат и тоже упал как подкошенный. Очевидно, это была первая группа афганского батальона, которая подошла к месту боя и наткнулась на огонь из засады. В это время к нам в гарнизон прибежали запыхавшиеся местные уездные руководители: начальник ХАД, царандоя, секретарь парткома. Возбужденно перебивая друг друга, они сообщили, что Пахлаван с охраной попал в засаду, что сейчас две роты афганского батальона пытаются выручить его, но наткнулись на сильный огонь и понесли потери. Они просили нашего комбата помочь им.

Комбат запросил по рации штаб полка, доложил обстановку, предложил выдвинуть одну роту "на броне" в сторону боя. Даже демонстрация начала движения БМП и танка разрядила бы обстановку. Но в полку "добро" не дали: операция незапланированная, не утверждена в Кабуле. Мы сами могли попасть в засаду, подорваться на минах, могли быть потери среди людей, за это никто не хотел нести ответственность, тем более что в окружении был афганский комбат, а не наш. Единственное, чем мы могли помочь, так это артиллерийской поддержкой. Но для того чтобы стрельба была результативной, в боевые порядки надо было выслать корректировщика с прикрытием. Этого также не разрешили, поэтому стрельба велась по указанию афганцев. Насколько эффективно не знаю: с огневой позиции нам было трудно толком разобраться в происходящем.

В конце концов батальон афганцев понес потери и отошел в Кишим. Перестрелка в горах продолжалась еще некоторое время, а затем стихла. "Все, - подумали мы, - Пахлаван "накрылся". Все-таки первым достал его Вадуд, он поставил точку в долгом кровавом споре.

Это известие горестно восприняли афганцы, ведь Пахлаван был надежной опорой уездной власти, энергичным, деловым командиром. Сожалели и наши офицеры: все-таки он был союзником в боях с душманами.

Каково же было наше удивление, когда вечером следующего дня в штабе гарнизона появился Пахлаван. Еще более сумрачный, но живой и невредимый. Он каким-то звериным чутьем нашел дорогу из окружения, а верные телохранители спасли его ценой своих жизней.

Долго еще продолжалось смертельное противостояние Пахлавана и Вадуда, но развязка все-таки наступила. Победителем оказался Пахлаван. Поразить своего врага ему удалось не в бою, не огневым налетом артиллерии, не миной, а самым обыкновенным способом, известным еще в средние века. Он нанял бродячую банду, человек в двадцать, не больше, которая влилась в отряд Вадуда, заслужила его доверие, а затем во время вечерней молитвы расстреляла его вместе с телохранителями и некоторыми полевыми командирами.

Вот так закончилась эта история. Потом наши войска были выведены из Афганистана, служба нас разбросала по Союзу, да и Союза теперь уже нет. Кем был Пахлаван на самом деле - душманом или нашим другом, главарем банды или афганским майором, не знаю. Одно несомненно - это был храбрый человек, сильный духом, с крепким характером.

В Афганистане наши боевые противники вроде бы достигли своей цели. Их сместили другие, вот уже, как и предвидело советское руководство в 80-е годы, туда пришли американцы и их союзники. Война продолжается, но цели ее уже совсем другие, другое отношение и к афганскому народу. Неизменным же остается отношение афганцев к тем, кто несет на их землю смерть, разрушения и страдания.

Тимур ЛАТЫПОВ
№6 (272)
18 - 24 февраля 2009 года