АФГАНИСТАН КАК ТЕСТ, НАКАЗАНИЕ ИЛИ ИСПЫТАНИЕ

Афганистан как тест
Проверка ответственности. Выяснение качеств, свойств и пригодности. Для Соединенных Штатов Америки, Европейского союза и России. По мере того как Афганистан перестает быть периферийным для мировой политики вопросом, все более отчетливой проявляется необходимость выяснить и сравнить, в чем именно заключаются американское, европейское и российское видение будущего этой страны. Пока же контур внешних обстоятельств характеризуется тем, что все три внерегиональные силы действуют сугубо ситуационно. И при этом иногда даже кажется, что они еще пытаются заурядно переиграть друг друга.

Интуитивно США, ЕС и Россия готовы воспринимать идеальный, желаемый Афганистан как стабильный, контролируемый и дотационный. Стабильность востребована актуальными вызовами на ту систему глобальной безопасности, что ожидается и конструируется в русле противостояния международным террористическим сетям. Контроль позволяет перевести Афганистан в статус условного протектората. Хотя бы на несколько лет. Дотационность связана с процедурой выторговывания афганцами периодически предоставляемой экономической помощи для компенсирования "выпадающих доходов", т.е. потери средств от непосевов опийного мака.

Откровенно говоря, довольно трудно, однако, представить Россию, выстраивающуюся в шеренгу стран-доноров, предоставляющих финансы в обмен на частичный отказ от наркоторговли. Хотя современный миропорядок – переходное состояние от одного хаоса, внешне стремящегося к упорядочению, к другому, когда элементы разных интересов, идеологий, религий, страстей и идентичностей затянуты в крепкий узел. И способность просто адаптироваться к меняющейся среде и адекватно реагировать на неожиданности оказывается важнее, чем когда бы то ни было.

Но все-таки ключевым выступает вопрос отсутствия реально привлекательного для афганского общества регионально-ориентированного интеграционного проекта, который был бы способен консолидировать различные слои социума. В этих условиях создается иллюзия, что будет достаточно создать "единое и сильное государство Афганистан", что, без сомнений, потребует межэтнического, межплеменного и межтерриториального мира и согласия в афганском обществе, а это, в свою очередь, невозможно без включения всех народов и политических сил, в том числе находящихся ныне в оппозиции, в переговорный процесс по поводу будущего страны. Такое формулирование целеполагания является исключительно политическим. Это вполне оправдано, но давайте предположим, а какой именно вариант "мира и согласия" может получиться в реальной системе властных координат?

Объективная ситуация, связанная с грядущей крупномасштабной и, в соответствии с желаниями пентагоновских стратегов, быстростремительной военной кампанией, создает все предпосылки для превращения Афганской национальной армии (АНА) в ключевой элемент государственно-политической системы страны. По сути дела это в перспективе будет означать вариант начала реализации турецкой модели госуправления.

Армия как оплот и гарант светского устройства или умеренные исламисты? Именно так со временем будет формулироваться дилемма, эволюционно "приплывающая" в практику политической жизни. Неудивительно, что западноевропейское измерение "афганского проекта" в таких условиях перестает быть единым. Выкристаллизовываются, по крайней мере, три направления: британское, французское и германское. Вопрос векторов, направлений модернизации АНА фиксирует нарастание очевидных противоречий между отдельными государствами европейского пула сторонников умиротворения по-американски.

Очевидно, что проблема позиционного "прицеливания" на турецкую модель не является самостоятельной и отдельно стоящей. Критических элементов этого проекта несколько. Это и тематика расширения ареала проведения антитеррористической операции за счет пакистанского Вазиристана. Это и вопрос эффективного диалога и взаимопонимания с Ираном. Это и определение допустимых пределов вмешательства в трансграничную инфраструктуру наркоторговли. Это и ревизия практического наполнения всей системы кооперации и сотрудничества в афгано-пакистанском приграничье.

Афганистан превращается не столько в "арифметическое" упражнение по геополитике, сколько в тест на ответственность, что маркируется категориями "высшей математики" и "теории множеств". Дело не ограничится простым согласованием позиций западноевропейских столиц с Вашингтоном и Москвой по вопросу определения того курса, за реализацию которого Кабул будет получать "пряники".

Отмеченный выше авторский тезис о "стабильном, контролируемом и дотационном Афганистане" не может проявляться и конструироваться сам по себе. В противном случае внешнеполитические положения о том, что ни США, ни Европа, ни Россия не желают возвращения талибов к власти, а для отношений России и Запада, в частности НАТО, Афганистан едва ли не единственная реальная связующая нить, могут оказаться лишь риторикой. Проверка на ответственность за будущее Афганистана – тестирование пригодности мировых держав своему основному, системообразующему предназначению, удовлетворение критериям современного лидерства.

Афганистан как наказание
Определенное воздаяние за игнорирование процесса десуверенизации. В условиях блокового противостояния и постблокового соперничества великих держав стало казаться, что концепт "нарождающаяся многополярность" сможет легко ответить на все актуальные вызовы мироустройства. Получалось, что она, многополярность, то ли появится, то ли нет. А в свете трансграничных угроз международного терроризма сформировалась и новая конструкция –"тенденция к полицентрическому миропорядку". Разница, однако, между полицентрическим и многополярным миром довольно принципиальная.

Сама категория полярности подразумевает противопоставление, конфронтацию, причем жесткую и непримиримую. В разделенном мире идеологизированной блоковой борьбы понятие биполярности было вполне уместным и адекватным. Действительно, два непримиримых полюса противостояли друг другу, с большим или меньшим успехом поддерживая между собой динамическое равновесие. Оно описывалось в таких терминах, как "баланс сил" и "стратегическая стабильность". Но после 9/11 ни США, ни ЕС, ни Россия не могут себе позволить "роскошь" конфронтации друг с другом. Слишком ограничены ресурсы и время, необходимые для ответа на слишком реальные угрозы.

Ни однополярная американоцентристская модель мира, ни многополярная схема противоборствующих полюсов не дают адекватного представления о подлинных процессах, происходящих в современном усложняющемся мире. Во многом это связано с игнорированием сетевых структур и организаций, которые постепенно создают систему бесполярных между-народных отношений. Десуверенизация – это, прежде всего, конкуренция, а порой и конфликт суверенитетов и внегосударственных акторов, сетевых по своей природе. Именно такой сетью выступал и выступает "Талибан" в Афганистане.

Десуверенизация – переосмысление суверенитета как ресурса, "кризис материальной конфигурации пространства". Десуверенизация – расширение минимального набора правил, регулирующих систему международных, межсоциетальных и межкультурных отношений. Десуверенизация – отрицание ценностей суверенитета, т.е. отрицание приоритета понятия "суверенитет" над прочими. В этом смысле модель десуверенизированной власти в политике внутренне нестабильна, поскольку она постоянно испытывает на себе множественные воздействия со стороны тех институтов и акторов, которые не мыслят себя вне политического поля и, соответственно, ресуверенизируют деятельность управленческих структур или, по крайней мере, пытаются это делать. Десуверенизация – дематериализация суверенитета. Десуверенизация – хаотизация современного мира, отход от системы балансов в мировом порядке. Десуверенизация – изгнание суверенитета из политики. Десуверенизация – заменитель системы суверенитетов на "безвластный мир".

В этой связи приобретает предельно практический смысл теоретический посыл, высказанный бывшим госсекретарем США г-жой К.Райс: "Слияние общих интересов и общих ценностей порождает историческую возможность сломать модель, которая с момента возникновения национальных государств в XVII веке придавала поистине дьявольский характер мировой истории. Речь идет о разрушительной модели соперничества между великими державами. Уничтожить ее – это нечто большее, чем возможность. Это долг"[1].

Так получилось, однако, что именно в Афганистане внерегиональные державы предпочитали (и довольно долго) не замечать "Талибан" как актора международных отношений, отведя ему роль повстанца, препятствующего реализации "легитимного права творить насилие на собственной территории", что априорно принадлежало кабульскому режиму. Отсюда и нездоровые посылы, периодически озвучиваемые постпредом России в НАТО г-ном Д.Рогозиным: "НАТО терпит фиаско в Афганистане, им не хватает ни координации, ни войск, ни понимания специфики этой страны … Как вести себя в этой ситуации России? Решение российского руководства крайне прагматично. Первое: мы не позволим втянуть нас в военные разборки. Второе. Мы не заинтересованы в полном провале натовской операции"[2].

"Не заинтересованы в полном провале"; заинтересованы, видимо, в частичном. Конечно, "бегство натовцев приведет к дальнейшей талибанизации Афганистана и Пакистана, к прекращению операции против экстремистов в Пакистане. После чего обнаглевшие, озверевшие, упившиеся своей победой исламские фундаменталисты пойдут на север – в Таджикистан, где существует мощнейшее террористическое экстремистское подполье, в Узбекистан, в Киргизию. В итоге мы получим войну рядом с нашими южными границами, куда и нас втянут за уши".

Подобная "прагматика" выводит за рамки анализа динамику традиционных функций государства. Десуверенизация – деуниверсализация суверенитета. В Афганистане и вокруг него процесс десуверенизации игнорировался. Не замечался не столько "Талибан"– такое же отношение проявляется и к "Хамас", и к "Хезболлах", сколько право свободной воли, предоставляющее возможность не только суверенитетам, но и вненациональным и внетерриториальным акторам определять условия функционирования практик общественной жизни.

Пришло время справедливого и требовательного воздаяния за это, наказания за незамечание договорной природы образования государства и социума. Ведь фактически игнорировался кантовский принцип уважения социетального достоинства, служащего источником законов и ведущего к нравственному порядку в общежитии. Преступление в силу категорического императива неизбежно влечет за собою наказание.

Но самым важным моментом наказания является формирование наказа, т.е. посыла, детерминированного и связанного с определенным воздействием. В этом контексте "афганский узел" формулирует наказ на новое испытание.

Афганистан как испытание
Переживание, требующее присутствия крепости духа. Для Вашингтона, Брюсселя и Москвы прогрессом на пути реализации афганского направления трех внешних политик может стать лишь успех в государственном строительстве. Единой позиции по сформулированному целеполаганию пока нет. Конечно, проецировать войну амбиций мировых держав на процесс многонационального и полиэтнического госстроительства было бы некорректно. Продавливать что-то "из принципа" не намерена, похоже, ни одна внерегиональная сила. Хотя предпосылок для выстраивания суверенных "красных линий" более чем достаточно. Для России это, прежде всего, связано с ситуационными интересами в Центральной Азии.

Необходимо, однако, заметить, что конкретизацией этих интересов никто не занимался. Дело, естественно, не в общей проблемности Афганистана. С этим все более или менее ясно. Первой угрозой выступает, без сомнения, комплекс опасностей всепроникающего международного терроризма. Рассмотренные выше сетевые, внетерриториальные структуры, размывающие основы суверенности представляют собой усиливающиеся "точки" агрессии, повышающие нестабильность в постсоветских азиатских странах и, что вполне закономерно, готовые и способные "перетекать" в ряд регионов Российской Федерации. Второй является наркоугроза. Россия – в потребительском отношении емкий и относительно платежеспособный рынок. С потенциалом устойчивого роста. При консервации нынешней ситуации никакого снижения объемов импорта наркотиков из Афганистана ожидать, к сожалению, не приходится. Третьей проблемой выступает фактор регионально ориентированного развития военно-стратегической инфраструктуры североатлантического блока, который в массовом сознании россиян до сих пор позиционируется и воспринимается в качестве если не врага, то уж точно прямого геополитического оппонента. Тем более стремящегося рано или поздно принять в свои регулярно расширяющиеся ряды Украину, Грузию, а потом, возможно, и Азербайджан. – России в таких условиях принципиально важно "гасить" непрофессиональные расчеты сторонников "стратегических разменов"; скажем, содействие в Афганистане в обмен на нерасширение альянса или отказ от восточноевропейского сегмента противоракетной обороны.

Серьезным испытанием для антитеррористической коалиции станет обсуждение проекта по созданию "транзитного" политрежима, который мог бы обеспечить передачу власти от правительства г-на Х.Карзая к предельно лояльным талибам с целью последующего "возвратного" движения к формированию централизованной системы власти. Собственно карзаевский режим всегда будет сохранять временно-технические функции, ограниченные доминированием Соединенных Штатов во внутриафганском политическом процессе.

"Новые" талибы должны быть максимально ослабленными. В тактическом плане это, прежде всего, могло бы стать результатом проведения так называемой "Вазиристанской операции". Но структурное решение по переходу к лояльному, "мягкому""Талибану" и далее – через превращение АНА в ключевой элемент государственно-политической системы страны – к турецкой модели госуправления должно быть сделано Вашингтоном, Брюсселем и Москвой сообща.

Предельно важным оказывается и последующий вопрос экспорта в Афганистан социально-экономических и политических моделей. Похоже, без этапа госкапитализма и регулируемой автократии политрежима никак не обойтись. Институты свободных средств массовой информации, предсказуемой партийной организации политикума, справедливых и равных выборов будут вырастать и развиваться с известной мерой отставания. Велика опасность военной диктатуры. Сегодня для хунты нет объективных условий. Прежде всего, в связи со слабостью АНА. Но процесс сам по себе всегда будет стремиться выйти из режима "ручного управления".

Ситуация в Афганистане требует действительно инновационных подходов в международных отношениях. Современные кооперация, партнерство и союзничество есть вещи, как правило, затратные и точно не приносящие немедленной отдачи. Но сейчас пока еще все готовы обсуждать условия "инвестирования". Политреализм, эгоизм и запредельный прагматизм, узко понимаемые как осознание права на собственную позицию в мире, должны уступить инновационным приоритетам.

Историю движет не утилитарная прагматика, а идеи. Именно в этом свете Афганистан может открыть "окна возможностей", стать тестом на ответственность за будущее, превратиться из наказания в сложное, но ориентированное на результат испытание. Поводов для определения разностей, противоречий и скрытых конфликтов, особенно в условиях полуграмотной "разбойной земли", найти всегда легче, чем продемонстрировать перспективы инновационного политического урегулирования и последовательно реализовывать согласованные и выверенные планы. Планы, объединяющие квалифицированные решения, устраивающие все стороны, исключая исламских радикалов и террористов.

----------------------------------------

[1]http://www.ng.ru/ng_politics/2008-09-16/16_peace.html

[2]http://russ.ru/Mirovaya-povestka/My-mozhem-poluchit-vojnu-ryadom-s-nashimi-yuzhnymi-granicami

Автор -

ОЛЕГ РЕУТ,
Сотрудник Центра им. Никсона, Вашингтон, США (2007 г.), Петрозаводский государственный университет
5 марта 2009 г.